Тайна чертова камня

Елизаветино поле оказалось всего-навсего большой поляной. Трава на ней стояла стеной, увядающие метелки иван-чая рассылали вокруг свои серебристые семена, стрекотали кузнечики, и даже шмель прилетел на какие-то белые цветочки.

– Вишь ты, – с неудовольствием заговорил дед Семен, – как Игнатьевна померла, так и косить некому. Раньше-то она для козы сена здесь накашивала, я ей еще помогал поросль срубать. – Он махнул рукой в сторону, где буйно разрастались непонятные кусты. – Если их не трогать, они все поле займут, очень живучие, траве места не оставят. Так что мы по траве не пойдем, к Егерской тропе я тебя и так выведу.

Они обогнули поле, прошли между невысокими елочками, где Найда вспугнула большую птицу, которая с шумом взлетела вверх.

Егерская тропа скорее напоминала неширокую лесную дорогу. Дед Семен свистнул собаку и ходко припустил вперед, Надежда едва поспевала следом.

Шли минут сорок, Надежда начала уже уставать, но дед шагал в хорошем темпе, как заведенный, так что ей стыдно было просить передышки. Наконец справа лес поредел, показались мелкие сосенки и отцветшие кисточки таволги.

– Вот оно, Куликово болото, – сказал дед Семен.

Надежда перевела дух и утерла со лба выступивший пот, сосед же выглядел, как обычно, ничуть не запыхавшимся.

– Походи с мое по лесу, – усмехнулся он, перехватив ее взгляд, потом достал нож и срезал две молоденькие березки для палок.

Надежда тут к месту вспомнила замечательный фильм «А зори здесь тихие», как герой обучает там Лизу Бричкину идти через болото. Для палок надобно брать непременно свежее дерево, а то сухая слега может подломиться.

– Ты не смотри, что оно небольшое, – согласно кивнул Семен Степанович, – это болото суровое. В дождливое лето я бы туда и не сунулся. Худое болото, опасное.

– А с виду и не скажешь… – протянула Надежда, – сосенки молодые, трава зеленая…

– Ага, трава, – усмехнулся дед, – ты в ту траву не вздумай ступить, там самая трясина и есть. А сосенки эти я уж лет тридцать такими вижу. Не растут они, болото из них все соки высасывает.

– Как же мы пойдем? – растерялась Надежда.

– Есть проход, – нахмурился дед, – только ты за мной ступай, след в след, в сторону – ни-ни!

Он прошел немного вдоль болота, потом отвел густо разросшиеся у берега камыши и пощупал ногой в сапоге илистую жижу.

– Там гать должна быть… вот она… ну, с Богом! Найда, за мной!

Умная собака прыгнула следом, а затем уж осторожно шагнула Надежда.

– Вплотную не ходи! – учил дед Семен. – Ежели чего – вместе утопнем. Хотя нынче вода низко.

«Куда уж тут низко, – думала Надежда, наблюдая, как сапог погружается в трясину почти до колен, – еще немного, и полные сапоги начерпаю».

Однако дальше пошло лучше. Надежда наловчилась перепрыгивать с кочки на кочку. Через некоторое время остановились у довольно толстой сосны. Три большие ветки шли параллельно вверх, так что издали сосна напоминала трезубец морского бога Нептуна. Хотя здесь, на болоте, командовал не Нептун, а кто-то другой, какой-то древний языческий бог.

«Дриады? – размышляла Надежда в пути. – Хотя нет, дриады живут на дереве, наяды в воде, а в болоте кто? Кикимора болотная и леший…»

От этой мысли стало неуютно. Под сосной остановились, потому что было почти сухо. Найда вовсю лопала янтарные ягоды морошки, дед Семен закурил, а Надежда присела на кочку, предварительно обследовав ее на предмет наличия пресмыкающихся.

Бросив в болото окурок, дед поглядел на солнце, отсчитал три шага и свернул от сосны влево под углом примерно в сорок пять градусов.

– Теперь напрягись, самое трудное место! – отрывисто бросил он.

Перед ними расстилалась ровная зеленая гладь – ни кустов, ни деревьев, ни кочек. Было до пронзительности тихо – не пели птицы, не жужжали шмели, не стрекотали кузнечики. Дед Семен шел аккуратно, почти беззвучно, Найда прыгала с легким плеском, одна Надежда, как ни старалась, ступала с отвратительным чавканьем. Глаза заливал пот, Надежда провела рукой по лбу и вдруг хватилась косынки. Обычная ситцевая косыночка – по голубому полю крупные веселые ромашки. Шелковую в лес не наденешь – скользкая. Она скинула косынку, когда отдыхали у трезубой сосны, а потом, видно, завязала некрепко. Надежда оглянулась – косынка синела чуть в стороне, зацепившись за сухой одинокий куст.

– Не смей! – приказал ее спутник. – Ни шагу в сторону!

Судя по тому, как серьезен, даже суров был Семен Степаныч, болото и впрямь опасно.

«Не верится, что всего в нескольких километрах отсюда проходят железная дорога, линия электропередачи, есть поселок… – думала Надежда на ходу, – неужели в двадцать первом веке недалеко от большого города можно утонуть в болоте, и никто не спасет и никогда не найдет?»

И снова она представила, что сказал бы муж, узнав, как она проводит здесь время. Но сейчас почему-то вид грозного мужа не произвел на Надежду ни малейшего впечатления.

– Притомилась? – обернулся дед. – Скоро уже.

И вправду, идти стало легче, трава сменилась мхом, который хоть и пружинил, но все же чувствовалась под ним твердая земля, а потом местность пошла вверх, и, наконец, болото кончилось.

– Вон в горку подняться, и будет тебе Горелая поляна, – сказал дед Семен.

Если Елизаветино поле тянуло никак не на поле, а на поляну, то Горелую поляну назвать поляной мог только Гулливер. И то с большого веселья, когда море по колено и расстояния смазаны. Куда ни кинь взгляд, без конца и без края тянулась сухая пустошь, покрытая вереском и невысокими сосенками, причем росли они не как деревья, а как кусты – без стволов.

– Пожар был страшный, – рассказывал дед Семен, – земля выгорела чуть не на метр, много лет здесь ничего не росло. А потом вон вереск да сосенки мелкие. И куда тебя дальше вести?

Надежда отвела глаза, потому что понятия не имела, что теперь делать. До сих пор все шло по плану – Елизаветино поле, Егерская тропа, Куликово болото, Горелая поляна… Дальше по списку жертв шел Петр Самокруткин, и куда его применить, Надежда не знала. Самокруткин… Клички у него никакой не было, по профессии – тракторист. Нет ли здесь какого-нибудь ржавого трактора?

Но нет, только необозримые заросли вереска да сосенки. А вон там что-то темнеет… Надежда сделала несколько шагов, отвела куст, обошла неглубокую воронку и увидела большой камень. Или маленькую скалу, такое название больше подходило. Сразу же вспомнилась история про постамент Медного всадника – такой громадный кусок гранита привезли как раз откуда-то с Карельского перешейка. Этот камень был чуть поменьше, однако тоже впечатлял своими размерами. Больше вокруг не было ничего.

По всему выходило, что идти через болото и Горелую поляну нужно было именно к этому камню.