Тайна Девы Марии

— Вы уловили во мне самую суть, мастер Миревелд.

Во время прогулки их связь усиливается. Гуляют они по крепостному валу, который окружает город. Ранним утром здесь безопасно, безлюдно. Поначалу они робеют, смотрят друг на друга лишь искоса и говорят на самые безобидные темы: о прекрасном виде, что открывается с крепостной стены, о рыночной площади в окружении высоких башен, второй такой красивой не найти на всей земле. Когда они замечают, как в канале отражаются мосты, она вдруг спрашивает, каким образом его кисти удается так хорошо ее изобразить. Он дотрагивается ладонью до ее щеки и объясняет.

Постепенно они отходят от городских стен во время своих тайных прогулок все дальше и дальше и оказываются на пустынных деревенских лугах. Здесь Амалия расцветает в полную силу, чувствуя страсть Йоханнеса.

Их связь крепнет во время урока. Амалия хочет разобраться в волшебстве, помогающем ему так точно передать ее внутренний мир. Она устраивается за столом, где готовят краски, в окружении блестящих пигментов, вооружившись ступкой и пестиком. Йоханнес становится за ее спиной и, наклонившись, помогает ей равномерно смешивать масло с пигментом.

Их близость усиливается после украденного поцелуя. Робкие ласки сменяются пылкими нетерпеливыми объятиями. Он расшнуровывает ее корсет, и вот уже плоть чувствует плоть, они сливаются в одно целое.

С согласия Амалии картина для иезуитов начинает меняться. Йоханнес наполняет ее вторым, личным смыслом, понятным только ему и Амалии. Венок из плюща на голове Девы становится миртовым венком — венком невест, эмблемой супружеского союза и верности. Живот Девы округляется в знак плодовитости. Над ее головой, абсолютно параллельно пронзенному светом окну, появляется серебряное зеркало, отражающее смутный образ Йоханнеса, который, в свою очередь, любуется своей моделью: Амалией — Святой Девой, Амалией — возлюбленной. Он перемещает точку схода с руки Девы на лицо Амалии. Святая Дева попирает стопой змия, она побеждает еретическую Реформацию и тайну их союза. Любовники жаждут открыться, очиститься от греха.

Щегла на руке Святой Девы сменяет разорванный кокон. Превращение куколки в бабочку символизирует превращение духа, а еще переход к новой жизни. Возлюбленные заявляют свое право на картину, «Куколка» больше не принадлежит только иезуитам.

Йоханнес и Амалия лежат обнаженные, укрывшись тканью, что нарисована на портрете бургомистра. Они мечтают о времени, когда свободно смогут гулять вдоль каналов, когда отец благословит их союз, когда Амалия станет помощницей и спутницей Йоханнеса, когда мир увидит, что воображаемый округлившийся живот Амалии-модели превращается в настоящий округлившийся живот Амалии-возлюбленной, Амалии-жены.

Йоханнес не в силах выносить их расставания в сумерках, поэтому он проводит ночи с ее изображением. Он подносит лампу к холсту и представляет, как дотрагивается до ее шелковистой кожи. Доносится шорох, Йоханнес торопится укрыть картину холстом.

— Не делай этого, Йоханнес. — Он слышит голос Питера.

— Ты о чем? — Йоханнес не знает, что именно видел Питер, что стало ему известно.

— Я об этой картине и о твоих отношениях с дочкой бургомистра.

— Ее зовут Амалия.

— Йоханнес, она навсегда останется дочкой бургомистра, а ты всегда будешь ремесленником. Умелым, конечно, но все равно ремесленником.

— Мы заставим ее семью понять.

— Вот как? Заставите? И они поймут, что их сокровище, их драгоценная доченька отдалась полунищему ремесленнику? К тому же, судя по всему, католику? Забавно, Йоханнес.

— Мы созданы друг для друга, Питер, даже если они не одобрят ее выбор.

— А как же я, Йоханнес? Как же наша мастерская? Что с нами будет? Неужели ты не понимаешь, что разрушаешь все, чего мы добились, все, что дал нам мастер? Мы всего лишимся — и дружбы, и картин.

Йоханнес отталкивает протянутую руку Питера и скрывается в ночи.

28

Нью-Йорк, наши дни

Лилиан остановилась у внушительных кованых ворот, ведущих к ее дому на Пятой авеню, обернулась и помахала Маре. Два консьержа в форменной одежде и швейцар бросились к ней со всех ног и провели внутрь, тем временем лимузин отъехал от обочины, увозя Мару домой. Она смотрела в окошко на жизнь привилегированной улицы Верхнего Ист-Сайда. Состоятельные матроны вышли пройтись в сумерках, няни прогуливались со своими подопечными, юные богатые дебютантки, экипированные от Вуитона, торопились на свидания. В эту минуту поездка в Лондон, в завершение которой они заперли документы по Штрассеру в камере хранения аэропорта, казалась сном, Мара даже забыла о предстоящей задаче, о тяжелой ответственности, которая теперь лежала целиком на ее плечах.

Пока лимузин катил по Пятой авеню, Мара заметила огромную голубую вывеску на входе музея Метрополитен: она трепыхалась на ветру, объявляя об открытии голландской выставки.

— Остановите, — громко произнесла Мара, но машина продолжала ехать. С минуту Мара мучительно пыталась вспомнить, как зовут шофера Лилиан, и наконец вспомнила: — Джордж, прошу вас, остановитесь здесь.

— Но мисс Джойс дала мне четкие инструкции — довезти вас до самого дома.

— Не беспокойтесь, Джордж, я сама найду дорогу домой.

Джордж хоть и покачал головой от такого упрямства, но все же остановил машину, где указала Мара. Обернувшись, он подозрительно посмотрел на нее сквозь стеклянную перегородку, явно не желая ослушаться приказа Лилиан.

— Уверены?

— Вполне.

Тогда Джордж вздохнул и полез из машины, чтобы открыть Маре дверцу.

Как только машина с Джорджем унеслась прочь, Мара направилась к величественной лестнице музея. Каблучки ее постукивали в просторном, не заполненном людьми вестибюле, и охрану при входе она миновала на удивление быстро. В кои-то веки в музее не было толп туристов. Раз в неделю, именно в этот день, музей работал допоздна, но посетителей почти не было.

Мара пересекла Большой зал и поднялась по широкой лестнице на второй этаж. В лабиринте залов по всему маршруту были расставлены стрелки-указатели, ведущие к началу осмотра выставки. В первом зале она ступила на толстый турецкий ковер во весь пол, очень похожий на те, что изображены на многих голландских картинах. С путеводителем в руке она обошла потрясающее собрание пейзажей, натюрмортов, портретов и жанровых картин, позаимствованных из музеев и частных коллекций всей Европы и Северной Америки. По сравнению с этой беспрецедентной по обширности коллекцией собрание в аукционном доме «Бизли» казалось совсем крошечным. Мара лишний раз вспомнила о риске, на который она шла ради «Куколки».

Она покинула выставку через заднюю лестницу, ведущую в крыло Саклера. Ноги сами понесли ее в храм из Дендура. Мара надеялась проникнуться его покоем, чтобы с ясной головой продумать, какие шаги ей теперь следует предпринять. Мрачное прошлое «Куколки» оставило в ее душе темное пятно, от которого предстояло избавиться.

Древний египетский храм, установленный на высокой мраморной платформе, размещался в отдельном крыле музея. Его возвели в пятнадцатом веке до нашей эры в честь богини Изиды. Когда возникла угроза разрушения храма из-за вод Асуанской плотины, огромное сооружение из песчаника блок за блоком перевезли с берегов Нила в Нью-Йорк. Египет подарил храм Соединенным Штатам в 1965 году в знак признания американского вклада в деятельность ЮНЕСКО по спасению египетских памятников.