Тайна древлянской княгини

Предслава оглянулась: и правда. Ветер дул к крепости, поэтому в лодье поставили парус, сшитый из восьми полос грубого толстого льна; однако силы его не хватало, чтобы одолеть течение, и лодья стояла на месте: насколько парус проносил ее вперед, настолько же течение сносило назад.

– Давай, ребята, разбирай весла! – крикнул Селинег, и восемь отроков-гребцов на скамьях в четыре ряда принялись вынимать положенные вдоль бортов весла, вставлять в уключины.

Ближайшее к Предславе, сидевшей на корме, весло зацепилось за веревочный конец, и она отстранилась, чтобы не мешать и чтобы ее не стукнули рукоятью. Кто-то шагнул, поправляя парус, лодью качнуло, Предславу бросило на борт, она невольно вскрикнула, взмахнула рукой, стараясь уцепиться за доску… Золотое кольцо с красным камнем сорвалось с пальца и блестящей рыбкой скакнуло в воду – ни всплеска, ни следа!

Вцепившись в борт и пригнувшись, Предслава только ахнула ему вслед. Внутри у нее все похолодело. Жаль кольца, но не в этом самая печаль. Она не могла не понять, что это значит. Волхов – ее жених, ему одному с ней обручаться. Он взял ее кольцо, как возьмет ее саму…

Отроки наконец справились с веслами, налегли, глядя на спину загребного, лодья пошла ровно и сдвинулась с места. Предслава сидела прямо, сложив руки на коленях и прикрывая опустевший палец, чтобы никто не заметил исчезновения кольца. Все не так просто, ей ли этого не знать. Хельги сын Сванрад бросил вызов Ящеру, и Ящер вызов принял. Она старалась не смотреть на воду, устремив глаза вверх, будто умоляя небесных богов помочь ей. Наступает Купала – переломная точка года, свадьба земли и неба, время, когда заново решается судьба мира. И ее, Предславы, судьба тоже. Кто одолеет – Лада или Марена, уже однажды едва не взглянувшая ей в глаза из глазниц белого черепа мертвой колдуньи?

Глава 9

Исполняя обещание, на Купалу Хельги сын Сванрад, или новый ладожский князь Ольг, созвал к себе на пир всю ладожскую старейшину, и те явились, расселись в гриднице на тех же местах по старшинству своих родов, как в предыдущие пятнадцать лет сидели тут при «старом князе», то есть Рерике. Хозяйки дом Хельги пока не имел, но его приближенные, хёвдинги и хирдманы, достаточно опытные в таких делах, быстро разобрались с полученным по наследству имуществом, и пир вышел не хуже других. В изобилии было жареного мяса, рыбы и пива, чечевичной и гороховой похлебки с копчеными свиными ребрами. Каждому из знатных гостей Хельги преподнес подарок: связки шкурок, чаши и украшения из серебра и бронзы, оружие – судя по виду, это была добыча из каких-то чудских и голядских земель, которые ему пришлось миновать по пути из Халогаланда. Но наиболее удивительный подарок получил самый молодой глава рода, то есть Честиша Путиславич. Ему было вручено нечто из рыжевато-бурого меха, несколько уже потасканного, длиной в пару локтей, похожее на хвост пушного зверя, только очень длинный.

– Это халогаландская меховая змея! – пояснил удивленному гостю Хельги.

– Но… меховых змей не бывает! – Честиша был все же не так прост, чтобы в это поверить.

– Как это не бывает, когда вот она лежит перед тобой? – Хельги посмотрел на него как на человека, сморозившего очевидную глупость.

– Но ни о чем таком никто и не слышал!

– Это очень редкий зверь, он водится только в Халогаланде. Там зимой очень холодно и много снега, поэтому и змеи у нас такие. Как она в чешуе будет по снегу ползать, сам-то подумай? Она замерзнет!

– Но… а как же рыба в чешуе плавает и не мерзнет?

– В чешуе плавать гораздо сподручнее, чем в мехе. Ты бы сам попробовал плавать в меховой шубе! Это же неудобно!

Эта беседа сопровождалась растерянным, недоверчивым, но веселым смехом гостей: никто не мог разобрать, шутит князь над Честишей или говорит правду.

Предслава, зашедшая ненадолго, сидела за женским столом и улыбалась, поглядывая на Хельги. Разговаривая с Честишей, он щурил левый глаз, отчего лицо приобретало насмешливое выражение, но когда черты его прояснялись, оно становилось открытым и красивым. Долго сидеть здесь она не могла: купальские обряды «вождения Лели», угощения предков, проводов русалок и прочего занимали весь день, с утра до ночи, и требовали ее участия, но она не могла не зайти сюда хоть ненадолго, просто чтобы его повидать. Сегодня ей это было особенно нужно. Вот уже две ночи подряд она просыпалась от собственного мучительного стона, с бешено бьющимся сердцем, насилу вырвавшись из пут ужасного, вязкого повторяющегося сна. Она видела поле битвы, усеянное телами, видела людей, которые бились друг с другом, но страшнее всего была фигура черной сгорбленной старухи, которая ходила между людьми, держа метлу с окровавленными прутьями, и там, где она взмахивала метлой, падали замертво все. Это была сама Марена, Темная Мать, и Предслава не знала, почему та стала ей являться. Как предвестие смерти? Чьей – своей или кого-то из близких? От будущего им не приходилось ждать мира и покоя, и ожидание свадьбы, радостное для женщины время, для нее с первых дней обручения было отравлено ужасом и предвидением будущих бед. А этой ночью, когда сон явился во второй раз, она увидела лицо одного из убитых, сраженных кровавой метлой в руках старухи. Это был Гостята – ее брат, погибший по вине Хельги. Между Велемом и Хельги уже было условлено о выкупе за эту смерть, но втайне – если бы Хельги пришлось расплачиваться со всеми родичами тех, кто погиб в битвах на Ореховом острове и перед мостом через Ладожку, ему не хватило бы для этого всего достояния беглого отца. В этих снах боги настойчиво напоминали Предславе: по кровавой дороге пришел в Ладогу этот князь, ее жених, и по кровавой дороге поведет он дальше тех, кто признал над собой его власть.

Впереди запели. На пирах Хельги держался как человек веселый – шутил, пел, охотно играл в кости и в «три камешка». Прислушавшись к словам песни, Предслава прикрыла лицо краем убруса, чтобы скрыть смущенную улыбку, поспешно поднялась и стала пробираться к выходу.

Наступил вечер – через пару месяцев в это время будет темно, однако сейчас светило солнце и мир был полон ярких красок: зелени деревьев над Волховом, белизны облаков и голубизны небес. Сегодня, в единственный вечер года, все это казалось особенно живым, одушевленным, как бывает только на Купалу – будто сама Правь в эту ночь спускается на землю и сливается с Явью, раскрывая суть и душу каждой вещи и каждого живого существа. Кажется, что и вдыхаешь не просто воздух, а сам небесный свет; он растворяется в крови расплавленным золотом вечерних лучей, чтобы потом весь год, даже в самые глухие зимние ночи, согревать и питать изнутри. И очень важно не упустить время, раскрыть себя навстречу этой силе, вобрать в себя мощь вершины лета – не менее важно, чем выполнить все обряды, а для этого нужно хоть ненадолго отойти от шумной толпы и побыть наедине с миром.

Предслава направилась прочь из крепости, но на середине моста остановилась, взявшись за жерди ограждения, изумленная и восхищенная. Как почти всегда бывает на Купалу, недавно прошел небольшой дождик, и сейчас над Волховом, ровно позади крепости, висела двойная радуга во всем блеске своей многоцветной красоты! Обрамленная сияющей полосой, облитая легким золотистым сиянием, сама крепость с серовато-белой, как дождевые облака, известняковой стеной и бревенчатой башней над воротами казалась поднятой в синее небо – будто она уже за воротами в Сваргу, будто это и есть те небесные палаты, где живут сами боги! Предслава огляделась, но вокруг никого не было – старейшины пировали у князя, прочие веселились в рощах у Ярилиной горы, и ей не с кем было разделить восхищение от этого зрелища. Ну и пусть. Она смотрела с бьющимся от восторга сердцем, пока не устали глаза, а потом побрела дальше через мост в сторону Дивинца, прижимая руку к груди, будто там, за пазухой, у нее лежало сокровище воспоминания. И это тоже – знак. Крепость, в которой пировал с ладожанами новый князь, боги взяли под покровительство, перенесли в Ирий – пусть всего лишь на краткий час в этот купальский вечер.

Однако приходилось торопиться, и Предслава ускорила шаг, входя в рощу. Уже пора угощать предков, а это без нее не начнут – она ведь не просто старшая жрица, но и самая знатная в Ладоге вдова, существо, наиболее близко стоящее к Закрадному миру, и именно ей принадлежит честь предлагать мертвым блины, яйца и прочую поминальную еду. Принимать будут старики и старухи, которые, как говорится, уже нагрели себе местечко на краде. В знак того, что представляют собственных дедов, опередивших их по пути на звезды, они одеваются в вывернутые кожухи, закрывают лица страшными размалеванными личинами и высушенными звериными мордами. Вот уже идут трое – в серых волчьих шкурах мехом наружу, с личинами из волчьих морд. Шагая навстречу, Предслава лишь успела удивиться, почему эти трое совсем не похожи на стариков – лиц она не видела, но, судя по росту и движениям, это были молодые крепкие мужчины. Кто такой-то?

Она остановилась, хотела что-то спросить – и тут трое «волков» разом набросились на нее. Предславу схватили за руки, один всунул ей в рот скомканный конец ее собственного убруса; женщину опрокинули наземь, веревка обвила ноги, потом врезалась в запястья. Предслава извивалась, билась и пыталась кричать, причем сильнее страха в ней было возмущение и недоумение. Кто смеет с ней так обращаться? Кто смеет желать зла бывшей и будущей княгине, дочери старшего ладожского рода?

Но вместо крика из ее рта вырвалось только чуть слышное мычание. «Волки» не обменялись ни единым словом, будто заранее точно знали, что и как им делать. Вот один поднял ее, перекинул через плечо, будто настоящий волк овечку, и бегом понес к берегу Волхова.

* * *

– Так ты говоришь, королева пошла к могилам?

– Туда, княже! – Шустрый дедок Братеня показал рукой. – Ей время идти мертвых угощать.

Было еще светло, но уже начинало темнеть. В задумчивости почесывая плечо под рубашкой, Хельги конунг огляделся. Будучи порядком пьян, вид он имел непривычно расслабленный и добродушный, щурил глаза, будто весь этот мир сейчас казался ему до крайности забавным. Но шум гульбы его утомил, хотелось пройтись. Да и глупо сидеть со стариками в душном доме, сейчас, в ночь Середины Лета, когда вокруг бродит множество женщин, жаждущих любви. А из всех местных женщин его особенно занимала королева – она пошла в ту сторону, и было бы очень кстати повстречать ее…

– Я пойду с тобой, конунг! – Едва он двинулся через мост, как его догнал Болли Буян. – Только дойду до курганов, мне надо поискать мой лук. Этот урод Хринг, ты представляешь, выпросил у меня сегодня лук на состязания, а потом они там стали пить, ну, он и забыл про него, рожа дурацкая! Не свое ведь, не жалко! Мой любимый лук, отец мне сделал!

– А что ты самого Хринга за ним не отправишь?

– Да он вон валяется под столом в обнимку с собакой. Его разве что за шиворот вести и пинать всю дорогу, только он сейчас собственную задницу не найдет! Ну его к троллям!