Тайна генерала Багратиона

Хуссейн-хан любил обедать в обществе своего секретаря. К середине дня Игарри должен был прочитать парижские, а в Вене — венские издания на французском языке, просмотреть почту, встретиться с посетителями, если таковые имелись, и сделать для посла краткий обзор всех мало-мальски значительных событий. Старик оставлял за собой право задавать вопросы молодому чиновнику и тут же требовал на них подробные ответы.

Так как Хуссейн-хан европейскими языками не владел и, стало быть, сам информацию собрать не мог, иногда обед превращался в конференцию, длившуюся часа два-три.

В этом случае Игарри нередко оставался голодным, хотя повар посла отменно готовил блюда национальной кухни. Особенно ему удавался «абгушт» — похлебка с тушеными овощами и бараниной, пища простонародная, но очень вкусная. Поедание ее представляло собой целую процедуру: сначала из горшка в тарелку наливали бульон, потом в него добавляли сваренные бобы, картофель, лук и мясо, растирали их специально поданной ступкой, чтобы черпать суп как пюре.

Рассказывая шефу новости из Берлина или Парижа, переводчик не успевал вовремя проделывать все эти манипуляции. Хуссейн-хан слушал его и поедал суп с завидной скоростью. Слуги тотчас уносили тарелки. Вместо горшка с дымящимся «абгушт» они ставили чашу с холодным «борани» — овощным салатом, украшенным листиками мяты и слегла сдобренным простоквашей.

— Вчера ты был у своего дяди, — сказал персидский вельможа, вытирая жирные капли на усах и бороде. — Что интересного в лавке достопочтенного Али-Хабиба?

— Ничего, — ответил Игарри.

— Как идет торговля?

— Довольно вяло. Чаще всего покупают ювелирные украшения. А он рассчитывал быстро сбыть три дорогих ковра, полученных из Тебриза. Они и вправду красивые. Кремовый, синий и красный с желтыми узорами.

— Кяфирам сейчас не до ковров, — проворчал Хуссейн-хан.

— Да, конечно, — согласился переводчик.

Спорить с начальством в Персии не полагалось. В дополнение к «та’аруф» здесь существовала тысячелетняя традиция восточного чинопочитания. Отношение к вышестоящим по служебной лестнице доходило до открытого лакейского подобострастия. Например, перед шахом все падали ниц, не смели поворачиваться к «луноликому» спиной, при разговоре обращались не прямо к нему, как принято в Европе, а опосредованно, словно бы к третьему лицу: «О, мудрейший из мудрых, сильнейший из сильных, подобно Солнцу освещающий Землю.»

От крайностей такого поведения с послом переводчика спасало высокое положение его отца при дворе да общее, племенное тюркское происхождение. Влиять на Хуссейн-хана он мог. Однако приходилось предварительно обдумывать каждое слово, сочинять композиции из аргументов и доказательств собственной правоты, прибегать к цветистому, почти поэтическому красноречию.

Впрочем, с французами тоже было непросто. Их язык Игарри выучил блестяще, поскольку в медресе преподавал выходец из города Марселя Жан-Жак Дюран. К сожалению, тот покинул родину давно и, конечно, не знал специфических дипломатических терминов, но с этими трудностями молодой перс справился, работая в группе драгоманов у великого визиря. Хотя все равно по прибытии в Париж он не сразу стал точно понимать парижский говор, правила общения, принятые в Министерстве иностранных дел, хитроумные уловки французов при ведении переговоров.

Перед отъездом в далекую страну Хуссейн-хан, его секретарь и переводчик удостоились аудиенции у правителя государства.

Фетх-Али-шах железным характером своего предшественника не обладал. Наоборот, имел нрав мягкий и переменчивый. Будучи тюрком по рождению, он писал стихи на фарси, по памяти цитировал творения великих персидских поэтов прошлого — Фирдоуси, Саади и Омара Хайяма, обожал торжественные церемонии во дворце и военные парады на площади. У него имелась самая длинная в Персии борода — около двадцати сантиметров, — кроме того, 150 сыновей и 20 дочерей от четырех жен и тридцати восьми наложниц, а также огромное желание вернуть некогда непобедимой империи, управляемой династией Сефевидов (1501–1722), прежнее влияние и мощь.

Но, по-видимому, что-то изменилось в людях, населяющих персидские земли от Каспийского моря до Индийского океана, от горных хребтов Кавказа на севере до пустынь Кевир и Лут, пески которых на юго-западе доходили до обрывистых скал Арабистана и Фарсистана.

Вроде бы трусами его воины не стали, однако былую ярость, бесспорно, утратили. Если с османами, давними соперниками персов, им еще удавалось успешно воевать и потом как-то договариваться о разделе добычи, то русские, громившие многотысячные толпы кочевников, именуемые армией шаха, ни на какие компромиссы с мусульманами не шли. Они уже знали про коварство и злобу последователей пророка Мухаммада и соглашение о «вечном мире» с ними подписывать абсолютно не желали.

Шах лично наблюдал паническое бегство своего бородатого воинства после атаки русских под Ереваном летом 1804 года. Тогда он понял, что ему необходим европейский союзник. На время требовалось позабыть о ненависти к неверным, которую возводит в ранг добродетели священная книга Коран. Лишь бы кяфиры согласились вооружить и — самое главное — обучить правоверных тактике современного боя. О том, способны ли его поголовно неграмотные и диковатые подданные воспринять эти знания, он не задумывался.

Официальная аудиенция продолжалась около пятнадцати минут. Фетх-Али-шах в парчовом кафтане и кисейной чалме восседал на диване, скрестив ноги по-турецки. Знаменитая борода его покоилась на груди и шевелилась, как живое существо, от ритма дыхания повелителя. Хуссейн-хан и Игарри стояли перед шахом на коленях и после каждой его фразы припадали лбами к ковру, закрывающему весь пол в малом царском зале для приемов. Подробные инструкции они уже получили от великого визиря. Встреча с самодержцем имела больше значение церемониальное, нежели практическое. Фетх-Али хотел вдохновить дипломатов на великие деяния во славу Аллаха.

— Враг моего врага — мой друг, — важно изрек шах.

— Воистину так, о мудрейший из мудрых! — оба подданных дружно стукнули головами об пол.

— Франки изворотливы, как змеи. Не дайте им обмануть себя, держитесь осторожно.

— В том не сомневайся, о мудрейший из мудрых.

— Наш договор с ними остается в силе. Добивайтесь скорейшего исполнения всех его пунктов.

— Обязательно, о мудрейший из мудрых.

Франкенштейновский договор между Францией и Россией, подписанный в мае 1807 года, учитывал пожелания правителя в максимальной степени. Наполеон брал на себя обязательство всячески содействовать созданию новой, регулярной персидской армии.

Для того он намеревался предоставить десять тысяч гладкоствольных ружей с ударнокремневым замком и пятьдесят медных трехфунтовых пушек. А также — четыре тысячи инструкторов для обучения вольных сынов степей и пустынь европейской дисциплине, действиям в сомкнутом строю, быстрому заряжанию ружей, меткой стрельбе из них.

Первая группа из пятнадцати офицеров во главе с генералом Клодом-Матье Гарданом прибыла в Тегеран в конце декабря 1807 года. По совету генерала формирование первых регулярных полков происходило на территории персидского Азербайджана, то есть поближе к Кавказу, уже ставшему почти российским.