Тайна голубиного пирога

– Доктор, – сказала забывшая стереть муку с носа экономка, преградив ему дорогу, – я полагаю, у вас для меня хорошие новости.

– Так и есть, миссис Неттлшип. Вдовствующая герцогиня оплатила мой визит.

– Я не о том. Служанка леди Бессингтон вернула ваш носовой платок!

Экономка ждала его реакции с такой радостной улыбкой на лице, что доктор на мгновение усомнился в ее душевном здоровье.

– Хорошо, миссис Неттлшип, – сказал он, заметив больных в приемной. – А теперь пригласите первого пациента. Как их много сегодня!

Но экономка застыла на месте.

– От платка пахнет духами, – сказала она, подняв брови.

– От чего пахнет?

– От платка!

– Так и должно быть, миссис Неттлшип. На то и существуют прачечные.

– От него пахнет цветочной пыльцой. Я в этом уверена.

– Цветочной пыльцой? – нахмурился доктор. – Что пахнет?

– Носовой платок!

Он посмотрел на ожидавших его людей:

– Ну что ж, все это замечательно. А сейчас, если не возражаете, мне надо пройти в свой кабинет.

Но экономка упорно не пропускала его:

– Я вас порадую: пыльца на языке цветов означает взаимность в любви. Специально проверяла.

Доктор взглянул на экономку, размышляя, не сошла ли она с ума.

– Благодарю вас за эти интересные сведения, миссис Неттлшип, – сказал он спокойно. – Я вполне одобряю ваше пристрастие к цветам. Нам всем нужно чем-нибудь занять свой ум, кроме работы. Он быстро утомляется без приятных развлечений и перестает служить нам в должной мере. А теперь уж извините: мне нужно принимать пациентов.

Брови миссис Неттлшип взлетели вверх.

– Можно многое сказать в пользу женитьбы на зрелой вдове, доктор, – заявила она, подавшись к нему всем телом. – Они способны подарить столько любви!

Терапевт изумленно глядел на нее с открытым ртом. Он все-таки понял смысл ее странных речей: миссис Неттлшип влюбилась в него и хочет стать его женой!

– Еще раз прошу вас дать мне дорогу! – вскричал Хендерсон.

Экономка смилостивилась наконец, отправившись на кухню и что-то напевая себе под нос. Доктор поспешно укрылся в кабинете, захлопнув за собой дверь. Он пребывал в состоянии шока: что может быть опаснее влюбленной экономки?

Внезапный стук в дверь вывел его из прострации. Вошел мужчина, представившийся Томасом Траутом, хранителем Большой виноградной лозы. Его бородка была ухожена с той тщательностью, с которой подстригают живую изгородь. Доктор вспомнил: этот человек сидел на дознании рядом с Уильямом Шипшенксом.

– Чем могу быть полезен? – спросил терапевт, рассматривая примулу на лацкане его костюма из грубой ткани.

Пациент молча снял шапку и поднял глаза на доктора. Хендерсон проследил за его взглядом, отметив, что голова у посетителя гладкая, как колено. Рассматривая эту розовую поверхность, он вспомнил статью, которую недавно читал. В ней говорилось, что бывший ученик Пастера приписывает облысение действию заостренного с двух концов микроба. Есть лишь один способ остановить его распространение, утверждает ученый, – создать прогалину вокруг зараженного участка, подобно тому как сносят дом, чтобы остановить огонь. Единственная надежда, что микроб не перескочит через это пространство. Но доктор Хендерсон ясно видел, что в случае Томаса Траута, если воспользоваться этой аналогией, отсутствует даже нужник во дворе, который можно было бы разрушить.

Раздумывая, доктор постукивал пером по столу.

– Вы женаты? – спросил он.

Пациент покачал головой.

– Собираетесь?

– Нет, доктор.

– Есть на это какие-то надежды?

– Никаких.

Доктор выпрямился, положив локти на стол:

– Тогда отсутствие у вас волос беспокоит меня не слишком сильно, мистер Траут. Это всеобщее бедствие. Женщины бы вас поняли: они, в отличие от нас, очень беспокоятся о своей внешности, думают о дурнопахнущих ногах, храпе и лишнем весе.

– Будь у меня волосы, голова бы не мерзла.

– Но ведь в вашей теплице достаточно жарко.

– Только не зимой, доктор. Я выключаю паровой обогрев, чтобы виноградная лоза заснула и отдохнула немного.

– Понимаю.

Хендерсон взял перо и выписал рецепт лосьона, тонизирующего кожу головы и состоящего из двух драхм настойки на шпанских мушках, одной унции розмаринового спирта, одной унции уксусной кислоты и розовой воды в количестве, достаточном для приготовления восьми унций лекарства.

– Наносите понемногу с утра и на ночь, – посоветовал он, вручая рецепт пациенту.

Томас Траут поблагодарил доктора, вручил плату за визит и направился к двери, сжимая шапку в руках.

– Я надеюсь, она оценит это средство, – сказал напоследок доктор, не отрывая взора от своего журнала.

Хранитель лозы поспешно вышел. Краска стыда медленно заливала его лицо, поднимаясь вверх, к лысине.

* * *

Элис Кокл, последняя в этот день пациентка, присела на краешек стула. Утром она приходила, чтобы вернуть Хендерсону носовой платок, но не застала доктора и теперь явилась второй раз.

– Я насчет ребенка, – сказала она. Светлые волосы девушки были, похоже, давно не мыты.

– Слушаю вас.

Стиснув шаль перепачканными ваксой пальцами, Элис спросила:

– Я все думаю: не могли бы вы что-нибудь с этим сделать?

Доктор молча смотрел на нее, пытаясь понять, о чем просит эта девочка-подросток. Она потеряет место, продолжала Элис, а вся семья живет на ее заработки: отец погиб год назад, попав под поезд.

– А Дэйви еще и двух лет не исполнилось.

– У тебя уже довольно большой срок беременности, Элис. А отец будущего ребенка знает, что ты в интересном положении?

Служанка покачала головой.

Хендерсон опустил глаза, размышляя об ужасном риске, которому подвергают себя служанки, чтобы избавиться от нежеланного плода. Они нередко совершают отчаянные поступки, ставящие под угрозу их жизнь. Доктор думал о законе, который не позволял ему выполнить желание девушки, потом внимательнее всмотрелся в ее бледное лицо и понял, что она не намного старше его сестры. Затем взглянул на ее руки, сжимающие шаль с такой силой, что костяшки пальцев побелели. Он неторопливо взял перо, выписал рецепт и вручил ей.

Девушка схватила его, положила на стол несколько монет и выскочила из кабинета, прежде чем он успел сказать, что платить за визит не надо. Глядя, как закрывается за нею дверь, Хендерсон таил в душе надежду, что ее знания латыни, если Элис ее изучала, не столь обширны, чтобы перевести словосочетание «чай из одуванчиков».

Пока доктор наводил порядок на своем столе, мысли его крутились вокруг Минк. Она сильно отличалась от других известных ему женщин, которые редко касались в разговоре тем более серьезных, чем их последний визит в зоологический сад.