Тайна Jardin des Plantes
Шрифт:
Но в саду царила глубокая тишина.
Ночной сторож, дремавший в своей будке за плексигласовой стойкой, даже не поднял головы при их появлении. Форменная фуражка сползла ему на нос, закрывая пол-лица.
— Доброй ночи, Эрве, — не без яда в голосе сказала Жервеза, слегка похлопав его по плечу. — Приятных сновидений.
«„Регулярные проверки и усиленная охрана“, ну да», — иронично подумал Сильвен. С таким-то цербером на боевом посту террористы могут запросто взорвать весь квартал. Однако сейчас угроза терактов казалась далекой и эфемерной. Мать и сын погрузились в прошлое.
Небольшой внутренний дворик, где они оказались, напоминал те, что расположены перед частными особняками квартала Марэ: вымощенный неровными булыжниками, заросший сиренью и глициниями, окруженный увитыми плющом стенами.
Здесь ароматы весенней
Сердце Сильвена забилось быстрее, и он знал почему: по мере того как они с матерью углублялись в ночь, молодой профессор возвращался в детство.
Темнота окутала вершины кедров, и казалось, что они превзошли высотой кафедральный собор. Все выглядело волшебным: кипевшая днем жизнь растворилась в едва слышных вздохах уснувшего сада, который сейчас, когда хозяйственных построек не было видно, казался зачарованным сказочным лесом.
Они медленно шли к апартаментам Жервезы в небольшом здании эпохи Директории с окрашенным в белый цвет фасадом и ненадолго задержались у дверей зоопарка. По ту сторону турникетов виднелись погруженные в темноту клетки, вольеры, загоны, виварий. Тишина стояла как в спящих джунглях. Запахи животного мира окутали их.
Сильвен, переполняемый воспоминаниями и образами, глубоко вдохнул и замер от удовольствия.
— Ты любишь эти запахи, ведь так? — вполголоса произнесла Жервеза, которая хорошо знала сына.
Тот слегка кивнул. Его недавнее возмущение матерью исчезло окончательно.
Тщетно было этому противостоять — Ботанический сад всегда заставлял его видеть суть вещей. Стычки с Жервезой, ее тревоги, даже страх террористов — все теперь казалось ему мимолетным и незначительным рядом с органичной реальностью этого растительно-животного царства.
— Когда я сюда прихожу, я чувствую себя лучше, — признался он.
Но не поэтому ли он так редко бывал в Ботаническом саду? Чтобы не поддаваться этой слишком сильной зависимости? Поскольку в этих стенах Сильвен мгновенно становился сыном хранительницы, баловнем всего персонала. И воспоминания юности смешивались с бредовыми давними мечтаниями, со вспышками чувственности, которые окутывали его, словно пытались задушить…
И потом, Габриэллы здесь больше нет…
При мысли об этом Сильвен внезапно ощутил страх.
Страх от того, что он здесь и что всё вокруг такое же, как раньше. Страх, что он снова оказался в прежнем положении, утратил свою свободу — как будто Жервеза снова ее забрала. Обычно он провожал мать до калитки. Но иногда, как в этот вечер, противостоять зову сада он не мог. Как часто бывало, его инстинкт снова одержал верх над разумом, и Сильвен почувствовал, что оказался в клетке. Стал пленником теней прошлого…
— Сад… — прошептал он, заставляя себя двинуться с места и продолжить путь к дому матери, стоявшему на другой стороне лужайки с густой свежей травой.
Мягкий-лунный свет озарял садовые дорожки и высокие стеклянные стены тропических оранжерей, сквозь которые смутно виднелись причудливые тени деревьев и протянувшихся между ними лиан.
Сильвен напрасно пытался бороться с магией сада — силы были слишком неравны.
— Ты — часть этого сада, дорогой мой зверек, — с нежностью проговорила Жервеза, видимо догадываясь о состоянии сына. Они приблизились к дому и поднялись по трем ступенькам к входной двери. — Нам ведь не обязательно видеться только в «Баскском трактире» по четвергам. Приходи сюда почаще…
Сильвен и сам подумывал об этом, но все же решил не поддаваться соблазну.
— У меня много работы, — пробормотал он, хотя и сам понимал, что такое оправдание звучит не слишком убедительно.
— Я знаю, — с грустью сказала Жервеза. — Знаю…
Слегка ослабив на шее свой разноцветный шарф, она достала из сумочки ключи и, не надеясь на положительный ответ, предложила:
— Ты можешь переночевать здесь, если хочешь. Твоя комната ждет тебя в любое время.
— Нет, спасибо, мам, — мягко сказал Сильвен, глядя, как большой, тронутый ржавчиной ключ с негромким скрежетом входит в замочную скважину старинной входной двери: еще один, знакомый с детства звук… И после небольшого колебания прибавил: —
Я посижу немного в саду. Потом Эрве меня выпустит…Жервеза отвернулась, чтобы скрыть улыбку. Даже если Сильвен отказался от ее гостеприимства, он не смог устоять перед гостеприимством сада.
Однако она ничего не сказала по этому поводу, лишь произнесла ностальгическим тоном:
— Ну что ж, сынок, прогуляйся. Этот сад — твой дом.
Но Сильвен, конечно, догадался о ее мыслях.
«Дом? Скорее уж клетка», — подумал он, но все же решил не отказываться от прогулки.
Повесив свой шарф на вешалку в холле, Жервеза включила старинную люстру. Яркий свет резанул Сильвену глаза.
— Ну что, увидимся в четверг, в «Баскском трактире»?
— А что, есть другие варианты? — спросил Сильвен с невольной горечью.
— Я всегда оставляю себе выбор, — ответила Жервеза Массон, в то время как ее сын шагнул за порог, в душистую весеннюю ночь.
Минуты не проходит, как перед моей дверью уже стоят три копа.
Один из них ударяет в дверь кулаком.
— Полиция!
Ничего не остается, как открыть дверь. В конце концов, мне не в чем себя упрекнуть.
— Полиция, откройте!
Кажется, они начинают нервничать.
Я хватаю пульт и выключаю все мониторы. Потом вскакиваю с кресла. Убедившись, что мне нечего бояться, иду к двери.
Копы за дверью уже в бешенстве.
— Если вы не откроете, мы…
— Иду, иду!
Секунду я колеблюсь, не вернуться ли мне обратно, и толком даже не понимаю почему — из страха или из желания поиграть. Но любопытство пересиливает.
— Вот, открываю, — говорю я, поворачивая колесико первого замка. Потом прибавляю: — Я заперлась на два замка, потому что сейчас дома больше никого нет.
Дверь отпирается долго: в общей сложности здесь четыре задвижки.
Когда копы видят мое лицо в проеме двери, они невольно отступают.
Я жду. Я знаю, что так всегда бывает.
— Добрый день…
Все трое, округлив от удивления глаза, входят в квартиру. Никто из них не произносит ни слова, но они, как и все, кто попадает к нам впервые, явно поражены размерами и красотой нашего семейного гнезда.
Комиссар Паразиа приближается к небольшой темноватой картине, висящей на стене над столиком с гнутыми ножками, и внимательно ее изучает. Узнал ли он Гойю? Другой полицейский пристально смотрит в огромное цельное окно во всю противоположную стену гостиной.
Действительно, при взгляде в него трудно поверить, что находишься в Париже. Скорее уж можно представить, что снаружи дом окружен настоящим диким лесом — деревьями с густыми кронами, под которыми кипит буйная природная жизнь. Весной такое ощущение сильно, как никогда. Здесь, в «Замке королевы Бланш», мы живем словно вне времени…
Я отхожу в сторону и наблюдаю за копами, не зная, как лучше себя вести. Я привыкла к роли зрительницы, но сегодня герои моих «фильмов» сами ко мне явились!
— Видеокамеры — это здесь? — резко спрашивает комиссар.
Я подхожу к нему и пытаюсь напустить на себя ироничный вид, хотя на самом деле чувствую себя все более неловко в этой ситуации.
— Хотите увидеть мою небольшую инсталляцию, так?
— Вашу… что?
— Следуйте за мной, — говорю я и, не оборачиваясь, иду неслышными шагами по восточным коврам, устилающим коридор.
Когда мы приходим в «машинный зал», копы раскрывают рот от изумления.
— Но это… невероятно!
— Ну, так вы, наконец, мне скажете, в чем дело? — спрашиваю я ворчливо.
Глава 4
Сильвен почти час провел в розарии. Буйно цветущие розовые кусты, окружавшие корпус минералогии, в темноте казались единым телом громадного дракона, который уснул, обвившись вокруг здания. На некотором расстоянии от него обсаженная розовыми кустами аллея превращалась в туннель — ветви переплетались над ней, образуя благоухающий свод. Цветочный аромат, еще усилившийся с наступлением ночи, щекотал ноздри и гортань молодого профессора. Сильвен лег на скамейку и закрыл глаза; понемногу его начала убаюкивать симфония запахов и звуков. Несмотря на отдаленный шум автомобилей на улице Бюффона, вой полицейской сирены, доносившийся со стороны гобеленовой мануфактуры, и отзвуки грохочущих товарных поездов, слышавшиеся со стороны Аустерлицкого вокзала, у Сильвена было ощущение, что он выпал из времени.