Тайна крови

Отправила ребятам тмс-ки, что у меня все хорошо, чтобы покушали, покормили Пугало и сделали уроки, после чего скрылась за дверьми.

И вот что, спрашивается, делать? Меня игнорируют напрочь. Радоваться должна, я же сама этого добивалась! С другой стороны — не радовалось. Хартман мне нравился, что ходить вокруг да около? Не просто нравился, меня тянет к нему магнитом. И сегодня как-то особенно сильно. Когда садилась в волар, была уверена, что смогу противостоять этому притяжению, но не могу! Что это за магия такая? Меня при виде него буквально лихорадит!

Вот только растекаться лужицей ванильного сиропа и молить сделать меня своей обратно я точно не стану. Своей кем — любовницей? А оно мне надо? Нет, не надо.

С другой стороны, проучить этот ледяной кусок гранита стоит. Однажды я уже доказала, что он обычный мужчина. Сделаю это снова. Вот только на этот раз с моей самооценкой все хорошо, и я смогу вовремя сказать «нет». Надеюсь. Тело странно заныло, намекая, что надеюсь я зря.

Так и не решив, как в итоге поступить, тщательно вымылась в душе, помыла голову и переоделась во взятую с собой ночнушку. Ну как ночнушку. Коротенький пеньюар. Фет Сайонелл или, вернее сказать, продавщицы что его на покупки раскручивали, подумали, что такая вещь должна иметься в гардеробе каждой женщины. Посмотрела на себя в зеркало. Никогда я не выглядела так притягательно.

Вышла из душа с сырой головой, намерено не воспользовавшись полотенцем. Светлые пряди свились тугими кольцами, став темно-пшеничными. Капельки воды скользили по завиткам и капали на тонкую ткань пеньюара, лиф которого вымок бесстыже демонстрируя мои острые, набухшие от вожделения соски. А этот чурбан бесчувственный сидел со своим планшетом над какими-то графиками и даже не обращал внимания. Что мне, оседлать его что ли? План трещал по швам и плохо в результате стало только мне. Так и хотелось взять этот планшет и хорошенько приложить по медноволосой голове. Раз пять или шесть.

— Что случилось с полотенцами? — холодно поинтересовался Великогад, так и не повернувшись.

— Не нашла, — моему рыку даже аркх позавидовал бы.

Ползучее Великородие величественно поднялось, отодвинуло меня в сторону и скрылось в уборной, откуда вернулось с большим пушистым полотенцем. Всунуло мне его в руки, лишь бегло скользнув по мне взглядом и задержавшись на груди. Наши пальцы соприкоснулись случайно, но от этого меня будто током ударило. Острая волна пробежала по телу и скопилась между ног тяжелым болезненным спазмом. Взгляд Харви, потемневший на миг, вновь стал пепельно-сизым, отстраненным, безразличным. Похлеще любого морозильника! Он вернулся за стол и поинтересовался:

— Что-то еще?

Гневно засопев, я швырнула в него полотенцем и скрылась в ванной, громко хлопнув дверью. Просто это была единственная дверь, которой можно было хлопнуть! Все. Гордая независимая женщина сбежала. Класс. И долго мне теперь ходить от унитаза к душу? И что делать? Хартмана проще убить, чем заставить чувствовать! Может, он импотент? Что, стал за полтора дня? Как-то не верится!

Села на закрытую крышку унитаза и, скрестив руки на груди, посопела еще немного. Я, словно очумелая, до одури хотела этого мужчину, чего прежде со мной никогда не случалось. Какая-то неконтролируемая блажь. Он меня точно опоил! Хотя… не пили же ничего. Я уже не знала, на что грешить, кроме своего дурного организма. Наваждение. А от наваждения и искушения избавиться легко — нужно ему поддаться. Вот только что делать, если ты поддался, а замороженная глыба — ни в одном глазу? Ладно, Ландрин, все. Признай свое поражение и иди спать. Он же тебе лучше делает. Хватит метаться, хватит сходить с ума, ты сама на себя не похожа. «Спать» всегда решает все проблемы.

А что, у меня был другой выход? Я долго мыла лицо ледяной водой, затем достала из шкафа второе полотенце, подсушила волосы, вытерла лицо и распахнула двери, чтобы уткнуться носом в широкую грудь. Попытка захлопнуть дверь обратно была тут-же пресечена рукой. Я попыталась обойти бесчувственного чурбана, но он накрыл ладонью дверной косяк, отрезая мне путь к бегству. Я вскинула ненавидящий взгляд, чтобы встретиться с ироничным. Да он, блин, натуральным образом надо мной издевается!

— Что с вами происходит, фета Сайонелл?

— Ничего! — я обиженно просопела и скрестила на груди руки.

— В таком случае, нам необходимо заняться барьером.

Отелепатеть! В таком состоянии я им так займусь, что обалдеешь! Впрочем, фет Сайонелл что-то говорил о том, что чем сильнее мои эмоции, тем сильнее искра. О, она сейчас полыхать костром должна!

Харви нехотя отошел в сторону. Ну как отошел, просто руку убрал, чтобы мне пришлось протиснуться, коснувшись его всем телом. Искуситель аркхов! Искусил, а теперь наслаждается своей победой!

— Что мне нужно делать? — подошла почти вплотную к стеклу и отвернулась к барьеру, стараясь не думать о своем нереализованном желании, от которого внизу болезненно ныло и ломило. Как назло, жесткий шов от трусиков впивался прямо в чувствительное местечко, лишь усиливая мои муки.

— Эмоции, фета Сайонелл, пропущенные через душу — вот топливо для искры, — медленно пропел он низким, бархатистым голосом, подкрадываясь ко мне со спины. — Гнев, радость, ненависть, любовь, боль, наслаждение, — на последнем слове его интонация стала ниже, а внутри меня словно что-то дрогнуло. Он прошептал прямо над моим ухом: — Выбирайте любую и пробуйте.

Эмоции, значит! Будут тебе эмоции, издеватель аркхов!

Я закрыла глаза и представила, как беру со стола планшет и хорошенько трескаю по голове Ползучего Великородия. Как разлетаются в стороны осколки корпуса, как лопается стекло. На моих губах даже злорадная улыбка растянулась. Так хорошо в этот момент стало — не передать!

— Слабо, фета. То, о чем вы думаете, не помогает. Напротив — делает хуже.

— Странно, потому что внутри меня все кипит от злости! — подтвердила злорадно, глянув на оказавшегося передо мной искусителя. И чего встал, вид мне закрыл?

— Видимо, эмоция недостаточно сильная, — сухо констатировал фетрой, кивнув на мое кольцо. Подняла ладонь. В отличие от перстня Харви, мой камень оставался прозрачным, а должен был, судя по всему, окраситься красным.

— В данный момент я представила, как отрываю вам голову, — приукрасила я. — Собственными руками. Даже не знаю, что во мне сильнее в этот миг, злость или радость!

— Подумайте о чем-то другом, — тон отбойного молотка. — Представьте, что отрываете что-нибудь другое. Кому-нибудь другому.

На последних словах его интонация дрогнула, обнажая намек на злость. Это он что намекает на фета Ронхарского? Или Таххира?

Кстати, танцы! Отлично! Подумаю о танцах. Фет Сайонелл говорил, что положительные эмоции куда плодотворней отрицательных.

Снова закрыла глаза, представила, как порхают по полу пуанты, как я легко кружусь в пируэтах, музыка течет, наполняя мое тело, звеня в каждой его клеточке хрустальными колокольчиками, а сильные руки фета Ронхарского подкидывают меня под самый потолок, опускают. Наши тела скользят друг по другу, я открываю глаза и вижу… Харви?