Тайна Марии Целесты

– Честно слово! Я и правда – плохо помню, что было в поезде.

– Вот видите! – чуть ли не крикнула Шурупова.

– Но вас я помню, – продолжал киллер. – Как женщину...

– Что-о? Уберите этого помешанного!

– В смысле, красивую женщину. Соседку по купе.

– Ты разговаривал с нею? – быстро спросил следователь.

– Да, конечно!

– Ты дал ей свой телефон?

Лицо Киллера изобразило страдание.

– Не помню. Я совсем не помню, о чем разговаривал.

Пилипенко обратился к Шуруповой:

– Светлана Викторовна, а вы-то трезвой в этом поезде ехали?

– Да за кого вы меня принимаете?

– Тогда вы должны помнить, кто был с вами в купе.

– Люди какие-то, – пожала плечами Шурупова. – Я не приглядывалась. У меня вообще плохая память на лица.

Она пристально посмотрела на Киллера. Проговорила:

– Возможно, он и вправду был в купе.

– Да точно был! – весело воскликнул киллер. – Бухой – не бухой, но вас-то я помню.

– Да все вы на одно лицо! – не глядя, парировала Шурупова, затем обратилась к следователю: – Наверное, это все же был он. Но никакого телефона он мне не давал. И я ничего не записывала, можете проверить мой аппарат.

Она достала из сумочки мобильный телефон – дорогую, стильную модель – и протянула следователю.

– Я ведь замужняя женщина! – с возмущением сказала она и добавила: – Была...

– Хорошо. Я вам верю, – сказал Пилипенко. – Телефона вы не записывали. А адрес?

– И адрес тоже!

Пилипенко посмотрел на киллера:

– А ты знал заранее адрес, по которому будешь проживать в Ялте?

– Конечно! Я ведь всегда стою в этой халупе в Аутке, у одной и той же хозяйки, чуть выше домика Чехова. Там даже ручей по участку течет тот самый, который затем течет...

Пилипенко поморщился, ткнул ладонью в сторону Киллера:

– Не надо географии.

– ...по участку великого писателя... – никак не мог остановиться киллер.

– Да хватит за литературу, сказали ж вам! – рявкнул на него Жаров.

– Молчу, – ответил киллер и картинно застыл в покорности.

– Заметим эту деталь, – сказал следователь. – Наш неудачливый киллер знал адрес своего будущего проживания. Он мог сообщить его Шуруповой в поезде. Что он и сделал, между прочим. А вы воспользовались информацией, чтобы подбросить этому нетрезвому человеку пистолет. Даже в бесчувственную руку ему вложить, чтобы отпечатки оставил. Это ваш след вязала служебная собака, а не его. Так и привела нас к халупе.

– Какой пистолет? – возмутилась Шурупова.

Пилипенко посмотрел на нее, как казалось, с искренним изумлением.

– Да браунинг! Тот, из которого вы стреляли в девушку.

– Зачем мне было стрелять в девушку?

– А вот это я спрошу у самой девушки. Таня, как вы думаете? Была ли какая-то причина у нее вас убивать?

Груздева отодвинулась от Шуруповой на самый край дивана.

– Понятия не имею, – сказал она. – Не из ревности же?

– Вот именно! – подхватила Шурупова. – Какая может быть ревность, если моего мужа уже не было в живых?

– Вопрос. А вы знали об этом на тот момент?

Шурупова хотела что-то сказать, но вдруг закусила губу.

– Да нет. Тогда еще не знала.

– А когда вы об этом узнали?

– От вас и узнала. На следующий день.

– Значит, мотив ревности не снимается. Впрочем, это не так уж и важно: знала ты о том, что муж уже убит или нет. Не ревность, так месть. Но мотив у тебя был другой. Ни месть и не ревность.

– Вы мне не тыкайте! – возмутилась Шурупова.

– А я всегда на ты с убийцами, – миролюбиво произнес Пилипенко. – верно, Бакунин?

Тот слабо улыбнулся в ответ.

– В чем вы меня обвиняете? – ледяным голосом спросила Шурупова. – Я буду говорить только в присутствии адвоката. Я больше ни слова не скажу. И почему я до сих пор здесь сижу?

Она попыталась встать, но к ней подошел лейтенант Клюев и многозначительно замер, склонившись над нею, словно вопросительный знак.

– Потому что я тебя не выпущу отсюда, – зловеще произнес Пилипенко.

В комнате воцарилась тишина. Все ждали, что скажет следователь, который молчал довольно долго, пристально глядя на Шурупову. Наконец, он начал свою негромкую речь.

– Дело было так. Когда мой старый друг, журналист Жаров Виктор, узнал на фотографии из твоего семейного альбома эту девушку, ты получила информацию, что она сейчас находится в Ялте. Покинув управление, ты немедленно позвонила ей. Она сообщила тебе, что твой муж мертв. Хотя, на тот момент времени, он был жив и здоров, и находился в квартире по улице Руданского. Ты настояла на встрече и пришла к девушке в гостиницу. Ты требовала доказательств: откуда она знает, что твой муж мертв? Она была вынуждена показать тебе его предсмертную записку, рассказать о яхте, о звонках и сообщениях с мобильного, даже флакон с ядом, отобранный у него, предъявила. И ты взяла все эти вещи. Так оно было, Татьяна?

– Да! Да! Да! – вскричала Груздева. Я не хотела отдавать, хотела только показать. Но она взяла флакон и записку. Это она отравила Сергея! А потом подбросила флакон мне в унитаз... То есть – тьфу! – в бачок унитаза.

Шурупова, похоже, не смогла удержаться от смеха:

– Как же я подбросила флакон? Вы не в своем уме. Ведь и следователь уже сказал. Я что же – прошла мимо рецепшена гостиницы, стащила у менеджера ключи? Ха-ха, скажу я вам!

– А ты и не подбрасывала флакон, – невозмутимо возразил Пилипенко.

– Ну, и что же ты тогда на меня напраслину гонишь, следователь?

– Давно бы так. По свойски, на «ты»... Вся штука в том, что флакон не покидал номера гостиницы «Крым». Татьяна, вспомните хорошенько визит этой женщины. Наверняка ведь она перед тем, как уйти, попросилась в туалет.

– Что за вопрос! – вознегодовала Шурупова.

– Самый обыкновенный, – сказал Пилипенко.

– Совершенно верно, – подтвердила Груздева. Именно перед самым уходом.

– Я захотела пи-пи!

– Конечно, – сказал Пилипенко. – Это ж святое дело: пи-пи. И дело техники. Отливаешь из флакона куда-нибудь, вроде как в пенальчик от валидола, а флакон в унитазном бачке хоронишь. Валидол у тебя с собой?