Тайна Марии Стюарт
Шрифт:
Он посмотрел на Марию, которая уже четыре года имела собственную свиту. Все вышло так хорошо, как будто сама судьба позаботилась о ней и продумала все до мелочей. То, что девочка вырастет красивой, но доверчивой и готовой видеть людей такими, какими они себя показывают. То, что она так сильно любит свою мать – женщину, которую она видит очень редко, больше похожую на сон, чем на реального человека, – что будет готова на все ради нее, а значит, и ради ее братьев. Все это складывалось воедино для достижения одной цели: власти над Францией и Шотландией. Эта высокая и одухотворенная девушка являлась осью, вокруг которой вращались честолюбивые помыслы Гизов.
Первый шаг был сделан, когда
Потом Мария выполнила свою роль и назначила братьев королевы-матери своими лордами-хранителями и министрами во Франции: герцог Франсуа должен был наставлять ее в земных делах, а кардинал Шарль – в духовных вопросах. Мария оказалась способной и преданной ученицей под их руководством. Она будет идеальной королевой для них, когда настанет ее время вступить на престол. Теперь, после освобождения Кале от англичан, французы ни в чем не могли отказать герцогу, поэтому пришло время поторопить свадьбу Марии и дофина, чтобы раз и навсегда скрепить сделку.
В Шотландии дела шли не так гладко. Казалось, что шотландцы страдают врожденной неприязнью к чужеземцам. Они столетиями ненавидели своих старых врагов – англичан, но теперь, когда французы оказались рядом, шотландцы решили, что ненавидят их еще больше. Они как будто забыли, почему французы с самого начала появились там и при этом несли огромные затраты: чтобы помочь им избавиться от англичан. Теперь они начали бунтовать против французов.
– Судя по твоим словам, дорогой дядя, вскоре понадобится больше войск.
– Мы пришлем столько, сколько потребуется, – холодно сказал герцог. – Страна не ускользнет от вас; Франция не допустит этого.
– О, если бы я была мужчиной! – воскликнула она. – Я бы сама сражалась с ними!
Герцог улыбнулся:
– Прямо как ваш предок, Карл Великий. Или другой ваш предок, Святой Людовик, в Крестовом походе против неверных. Да, я верю в это, – он посмотрел на ее высокую стройную фигуру и сияющее лицо, словно у юного рыцаря. – Как же вы выросли! – неожиданно добавил он, когда осознал, что она почти одного роста с ним (около метра восьмидесяти). – Опять-таки сказывается кровь настоящих Гизов.
Он положил руку на плечо племянницы; ее кости были тонкими, несмотря на высокий рост.
– Неужели во мне нет ничего шотландского? – спросила она, и герцог не понял, какой ответ она хочет услышать. Странно, обычно он мог читать ее мысли. – Ни следа от Стюартов?
– Может быть, когда вы одеваетесь б la savage [19] и кутаетесь в меха и пледы, – осторожно сказал он. Она оставалась хорошенькой даже в варварском костюме, который иногда надевала.
19
По-варварски (фр.).
– Это внешнее, а я имею в виду внутреннее, – настаивала она.
– Что ж, вам нравятся шотландские музыканты, вы держите их при себе и часто слушаете эту… необычную музыку.
– Мне приятно ее слушать, – заявила Мария.
– Это доказывает ваше шотландское происхождение, – с улыбкой заметил герцог. – Для наших ушей это непривычные звуки.
Позолоченные
настольные часы с мелодичным звоном начали отбивать одиннадцать часов.– Вам они нравятся? – спросила Мария.
– Да, очень нравятся. – Герцог посмотрел на циферблат с черными цифрами на слоновой кости. Часы имели небольшую золотую подставку и календарь лунных фаз, где лик луны имел мечтательное выражение.
– Я подарила их самой себе, – призналась она. – Не знаю, почему мне так нравятся большие и маленькие часы.
– Да, я помню удивительные часы в виде черепа, которые вы подарили своей… Как вы их называете? Своей Мари.
– Ах, это… – Мария выглядела смущенной. – Эти часы с колокольчиком внутри маленького серебряного черепа и выгравированными символами вечности показались мне забавными. А Мэри Сетон в последнее время стала очень набожной. Эти часы достаточно маленькие, и их можно принести в церковь. Мне показалось, что монах мог бы горячо желать такую вещь.
– Монахи не должны иметь горячих желаний. – Герцог снова улыбнулся, и длинный боевой шрам на его щеке, тот самый, из-за которого его прозвали le Balafre, искривился по шву.
– Зато другие жаждут обладать их имуществом, – возразила Мария. – Например, старый Генрих из Англии: он просто выгнал монахов и отобрал все, что они имели.
– Если позволите, Ваше Величество, то, по крайней мере, он действовал открыто, в отличие от вашего отца, назначившего своих дворян и бастардов «светскими аббатами» в богатых монастырях, чтобы они могли забирать все, что захотят. Даже ваш сводный брат Джеймс Стюарт пользуется богатствами этого… кажется, Сент-Эндрюса? А ведь с виду он такой степенный и благочестивый!
Герцог недолюбливал ханжеское благочестие. Он дважды встречался с Джеймсом Стюарта, и оба раза ему это не понравилось.
– Фактически ваш отец сделал «настоятелями» всех своих бастардов, – продолжал он. – Он обеспечил их за счет церкви. Джон Стюарт – настоятель Колдингэма, Роберт Стюарт – настоятель Холируда, другой Джеймс – настоятель Мелроза и Келсо, еще один Роберт – настоятель Уитхорна, а Адам Стюарт – настоятель картезианского монастыря в Перте. Настоящая семейка святых!
Мария почувствовала гнев, услышав нападки на своего отца.
– А разве во Франции дела обстоят иначе? Как получилось, что трое ваших братьев стали князьями церкви? Два кардинала и один великий магистр ордена Святого Иоанна в Иерусалиме? Мой дорогой дядя Шарль стал кардиналом всего лишь в двадцать три года. А кто сделал его кардиналом? Король Франции. Было ли это наградой за безупречную и богобоязненную жизнь?
Герцог был застигнут врасплох. «У нее есть характер, – подумал он. – Это нехорошо. Она станет идеальной королевой лишь в том случае, если будет послушной. В последнее время она задает слишком много вопросов».
– Пусть он сам ответит, – ровным тоном произнес герцог, увидев, как камердинер отворяет дверь перед запоздалым гостем, которого ожидали к половине одиннадцатого.
– Pardon, pardon! – воскликнул кардинал. – Прошу прощения за опоздание.
Улыбка озарила его худощавое лицо, когда он подошел к Марии и герцогу. Его глаза были бледно-голубыми, как мартовское небо над Луарой, а матовый цвет лица мог бы придавать ему особое очарование, если бы не слабый подбородок, который казался еще более безвольным из-за жидкой раздвоенной бородки, словно приклеенной к нему. А ее жесткие волоски запутались в его безупречно отглаженном и накрахмаленном воротничке. «Зачем он носит эту гадость?» – уже не впервые подумала Мария. Она всегда надеялась, что в следующий раз дядя появится без бороды, и каждый раз испытывала разочарование.