Тайна могильного креста

— Выкрасть его, другого пути нет, — решительно сказал Аскольд.

— Сначала надо узнать, где он живет там. Я все продумал. Пойду к купцу, Путяте, он мне не откажет — должок помнит. Попрошу его с товаром к княгине наведаться, и меня с собой взять. Еловат со мной пойдет — его тут никто не знает, а те, кто встречались, теперь отлеживаются, поди. — Он усмехнулся.

Княгиня приняла их в своей светелке. Вошедшие, потоптавшись, поснимали кафтаны, положили их вдоль стены у порога.

— Проходи, Путятушка, — голос княгини был ласков и добр. — Что принес?

Путята упал в ноги княгине, попадали и остальные.

— Да будет тебе, вставай. Товар покажи.

— Премного благодарен, владычица ты наша. — Он встал, обернулся: — Давай товар.

Подошли Зосим и Еловат, держа каждый по плетеной верюге [28] , крытой рядном.

Товар купец приготовил что надо: на стол выкладывались алтабасы всех цветов радуги, мягкая искрящаяся бумазея, а украшений-то было, украшений! И аквамарины, в которые смотришься — словно в пучину морскую погружаешься, и кольца золотые с бирюзой, от которой встает перед глазами безграничная даль голубого неба. И пригоршни стеклянных бус, ожерелья из морских раковин.

28

Верюга — корзина, кузовок.

Более всего княгиню заинтересовал браслет, витый из двух дротови [29] украшенный наподобие перстня. Она долго любовалась им, надев на руку.

— Погода какая прескверная! — вздохнула вдруг княгиня, глянув на окно, по которому струились осенние слезы.

— Да, матушка, — Путята подобострастно заглянул в глаза княгине. — Осенний дождь — бусинец, льет обмочливее, чем весенний — слепец. Но осень еще постоит, побудут теплые денечки. Паутинки много, да гусь-дикарь еще на воде, да скворцы не отлетели.

29

Дрот — толстая проволока из золота или серебра.

— Ты смотри, какой приметливый! — Княгиня с удивлением взглянула на купца.

— А как же, матушка, нам без этого нельзя, — заулыбался Путята, довольный похвалой. — Вот, к примеру, надо знать, какая будет зима. Если суровая, надо овчины скупать, шубы шить. А если теплая, торговли не будет, о другом думать надо.

Княгиня засмеялась:

— А какая нынче зима будет?

— Зима, матушка, ожидается суровая — пчелы летку заделывают полностью. Да и белка гнездо строит в нижней части кроны.

— Ну ладно, Путятушка, это я у тебя беру, — княгиня отложила браслет и пару перстней. — Беру и это, — она указала на ярко-зеленый алтабас и голубую, цвета неба после дождя, бумазею.

Остальной товар сложили в корзину и стали откланиваться. Тогда вперед, как будто смущаясь, выступил Зосим.

— Прости меня, матушка княгинюшка, старого дурака, дозволь слово молвить! — и упал на колени.

— Говори.

— Дозволь, княгинюшка, на будущий год у Дальнего бора лужайку покосить.

— И все? — Княгиня крайне удивилась такой незначительной просьбе. — Я скажу Путше, пусть отведет тебя.

— Спасибо тебе, владычица ты наша!

Гости откланялись. Проводить их пошла прислужница княгини. Выйдя из дверей, Еловат коснулся плеча девушки:

— Красавица! — Та обернулась и увидела, что высокий чернявый торговец протягивает ей бирюзовое колечко. — Держи на память.

Служанка так и присела от неожиданной радости.

— Скажи, душенька, а Путша у себя? Ему я тоже подарочек приготовил.

— Нету его сейчас. Но я провожу в его комнату, там и положите свой подарок. — Служанка не знала, чем отблагодарить купца за колечко.

Грозный подручный княгини жил в небольшой комнате с зарешеченным окошком. Стол и кровать грубой работы, несколько табуреток да икона в углу — вот и все убранство.

Кузнец положил сверток с материей на стол и вышел. Закрывая за собой дверь, постарался как следует ее запомнить и посчитал, которой она будет от входа.

— Ну и хитер ты, знаешь, кого подмаслить! — усмехнулся Зосим, когда вернулись домой.

— Пробовать надо сегодня, — единственное, что сказал тот в ответ.

Глава 16

Рим встречал Великого магистра веселым беззаботным карнавалом. Глядя на ликующую толпу, с удивлением расступавшуюся перед небольшим, но грозным отрядом, можно было подумать, что жизнь горожан состоит из одних удовольствий. Что им противостояние европейских государств — мираж, туман, уходящий с первыми лучами солнца! Даже не верилось, что и сегодня праздничный город ведет упорное противоборство с императором Священной Римской империи. По мнению магистра, эта борьба мешала покорению неверных, и судьба далекого, сказочно богатого Востока оставалась покрытой пеленой неизвестности.

Вид прибывших говорил о том, что путь их был неблизким. Изнуренные кони еле передвигали ноги, глухо стучали подковами по булыжным мостовым. Самих всадников, с головы до ног закутанных в черные плащи с надвинутыми на глаза капюшонами, рассмотреть было невозможно. Только по длинным мечам, выглядывающим из-под плащей, можно было понять, что это воины.

Папский нунций, встречавший нежданных гостей, вытаращил глаза, когда узнал, что перед ним сам Великий магистр Тевтонского ордена, и поспешил сообщить эту весть папе.

Григорий Первый читал молитву. Было воскресенье, и папа сам решил отслужить обедню. Церковь была битком набита прихожанами — карнавал карнавалом, а душа душой.

Не дожидаясь окончания службы, нунций пробрался к папе, дождался удобного момента и шепнул ему на ухо о прибытии именитого гостя. От удивления папа даже споткнулся на молитве, чем вызвал недоумение верующих, и торопливо шепнул нунцию, чтобы о приезжем позаботились как следует.

Магистра нунций повел сам. Они долго шли по длинным полутемным коридорам, и священник то и дело вытирал пот со лба. Наконец он остановился перед массивной, окованной железом дверью, отдышался и вошел внутрь. Помещение напоминало монастырскую келью, только чуть большего размера и со вкусом обставленную. В центре располагался овальный стол, инкрустированный золотом, на тонких резных ножках, рядом — кресла с высокими спинками, а в углу — кровать, покрытая цветной переливающейся накидкой.

— Ваша светлость, отдохните с дороги. Сейчас распоряжусь о еде. Его Святейшество скоро примет вас.

Оставшись один, магистр подошел к небольшому полукруглому окошку. Внизу был виден мощенный серым камнем дворик. Стая голубей тщательно склевывала крошки с неприветливых камней. Подняв голову, магистр остановил взгляд на холодных отталкивающих стенах. Он знал, что за ними бьет ключом жизнь, таинственная, порой страшная в своей лживой беспощадности. Что ждал он от этих стен? «Ясности», — ответил магистр сам себе. Как хищник, унюхавший мясо, он предчувствовал, что мир стоит на пороге значительных событий. Предстояла сложная, беспощадная борьба. И магистр желал одного: чтобы на этом ристалище его орден не был обойден.