Тайна Муромской чащи

– Не можем, – ответил также и Митя. И тут же спросил: – А что мы можем?

Гвоздиков отвел ребят подальше от стойбища лесорубов и пригласил их на минутку присесть.

– Что мы можем? – повторил Иван Иванович Митин вопрос, после того как они все уселись на траву. – Многое! Безвыходных положений не бывает, нужно только хорошо раскинуть мозгами.

Митя улегся на спину и сладко потянулся:

– И чего здешние граждане с ними чикаются? Не понимаю! Колдовать разучились, что ли?

Гвоздиков посмотрел на мальчика и некоторое время не отвечал ему, сосредоточенно думая. Потом проговорил:

– Это было бы нечестно с их стороны воспользоваться колдовством. Лесорубы колдовать не умеют, и силы поэтому явно не равны. Превратить царевну в лягушку или бригадира Опилкина в козявку – пара пустяков. Но как трудно будет ему потом из козявки вновь превратиться в настоящего человека!

Митя, до этого безмятежно глядевший на облака, вдруг резко подскочил.

– Смотрите! – крикнул он, показывая рукой куда-то вдаль. – Что-то летит, кажется, вертолет!

Маришка и Гвоздиков тоже быстро поднялись на ноги и уставились в синее бездонное небо.

– Не-а, – сказала Маришка через несколько секунд, – это не вертолет. У вертолета крутилки наверху крутятся, а у этого махалки сбоку махают. Должно быть, махолет летит.

Иван Иванович, хотя и был взволнован неожиданным известием, все-таки не удержался и сделал Маришке замечание:

– Кто же так говорит, Мариш! «Махают»!.. Такого слова-то в русском языке не найдешь!

– Что ж я его сама придумала? – удивилась Маришка.

Пока они пререкались, таинственный летательный аппарат приблизился к ним настолько, что его можно было рассмотреть получше.

– Кажется, это действительно не вертолет… – проговорил неуверенно Иван Иванович.

– Я же говорила махолет! – засмеялась Маришка и подпрыгнула от радости на месте.

Гвоздиков снял очки, протер их платочком, снова надел и, посмотрев чуть прищурившись вверх, тихо сказал:

– По-моему, это – Змей Горыныч…

Действительно, это был Змей Горыныч.

Глава тридцать пятая

Когда Змей Горыныч узнал, что он опоздал на Лесной Совет, то очень рассердился.

– Почему меня не дождались?! – закричала на Бабу Ягу левая голова Змея Горыныча.

– Почему без меня все решили?! – закричала затем правая.

А средняя голова покачалась укоризненно и прошептала:

– Ай-яй-яй…

– Спать помене нужно! – рассердилась в свою очередь Баба Яга. – Прилетел, налетел на старую, раскричался! Тут такие дела делаются, а он спит себе в пещерке, похрапывает!

– Да что делается-то? – уже спокойнее спросила правая голова Змея.

– Из-за чего Совет собирали? – заглядывая Бабе Яге в глаза, спросила левая голова.

– Об этом тебе Калиныч расскажет. Калина! – позвала Баба Яга, – тут к тебе дружок заявился, растолкуй ему, пожалуйста, что у нас творится, а то я, боюсь, напутаю.

В этот момент на поляне появились Иван Иванович Гвоздиков и его юные друзья Маришка и Митя.

– Вот он! – закричала запыхавшаяся Маришка. – Сюда сел!

– Близко не подходить! – предупредил Гвоздиков. – Мало ли что случиться может…

– Идите, не бойтесь! – позвала ребят и старого учителя Баба Яга. – Горыныч вас не тронет!

– А мы и не боимся. – Митя посмотрел на Ивана Ивановича. – Вы ведь не боитесь, Иван Иванович?

Гвоздиков безвольно махнул рукой:

– Ступайте… Ежели что – пеняйте на себя!

– Ладно! – и Маришка, а следом за ней и Митя, бросились к лежащему на полянке Змею Горынычу.

Змей Горыныч, казалось, дремал. Все шесть глаз его были прикрыты тяжелыми веками, дыхание стало ровным и тихим, сложенные крылья чуть пообвисли, и края их лежали на земле.

Иван Иванович тоже подошел поближе и, не в силах сдерживать своего восхищения, громко произнес:

– Какой прекрасный экземпляр! Типичный представитель Киевского и Новгородского былинных циклов!

Змей Горыныч не спал. Приподняв веки, он секунду-другую внимательно рассматривал стоявшего перед ним Гвоздикова, затем тихо и гордо, но с затаенной в глубине души обидой, сказал:

– Может быть, вы были и правы, назвав меня прекрасным. Но слово «экземпляр» я расцениваю, как оскорбление личности. Вы еще бы сказали: «Хороша штучка!»… Вы сами-то кто?

Иван Иванович немного опешил:

– Гвоздиков… Учитель…

– Оно и видно! – ехидно проговорил Змей Горыныч. И передразнил: – «Типичный представитель!.. Былинных циклов!..»

Баба Яга поспешила их помирить:

– Ну что вы, в самом деле, как маленькие! Разве об этом сейчас нужно думать? Муромская Чаща на краю гибели!

– Я, кажется, для этого сюда и прилетел, – стал оправдываться Змей Горыныч. – Только пусть перестанут приклеивать ко мне ярлыки и давать всевозможные клички. Я устал за полторы тысячи лет от всего этого.

– Я и не думал давать вам клички, уважаемый. – Гвоздиков повернулся к Бабе Яге и, словно бы, попросил у нее защиты: – Вы сами слышали, что я не сказал ничего оскорбительного.

– Не говорил, не говорил! – примиряюще сказала Баба Яга. – А с лесогубцами говорил?

– Говорил, – опустил голову Иван Иванович, – без толку только.

– Ах, древотяпы!.. – Баба Яга хотела еще что-то сказать, но передумала и снова громко позвала: – Калина Калиныч! Куда ты запропастился?!

– Тут я, внучаток вразумлял, – словно из-под земли вырос Калина Калиныч.

Змей Горыныч, который чуть было вновь не задремал, услышал знакомый голос, приоткрыл глаза и увидел своего старого приятеля Калинушку. Как он постарел за сто лет разлуки!.. Мощные плечи обвисли, исчезли куда-то брусничная алость губ и щек, некогда прямой и широкий стан похилился, и только блеск умных, с легкой лукавинкой глаз выдавал в этом старом лешем прежнего молодца-лешака.

– Калинушка, – вильнул хвостом Змей Горыныч, – сколько лет, сколько зим!..

– Много, Горынушка… Поди, за сто будет?