Тайна Нереиды

– И хорошо, что не спросила, – отозвался Элий. – Гении слишком часто лгут. Если бы гении не лгали, люди бы стали как боги.

– Но ты же призываешь заключить с ними союз.

– Утром в сенате меня никто не поддержал.

– Я тебя не понимаю… – Летиция отшвырнула изуродованный венок. – Другие наверняка не понимают тоже. Во время подавления заговора ты убил трех гениев. И в том числе ее. А сегодня призываешь их полюбить.

– Летти, девочка моя, не надо тащить прошлое в настоящее, даже если речь идет всего лишь о вчерашнем дне. Вчера я подавил мятеж гениев. Сегодня попытался заключить перемирие и максимально обезопасить Рим. И ты, разумеется, права… Меня не поняли. Все гениев объявили перегринами. Получить гражданство для них теперь почти невозможно. Для этого надо отслужить в армии десять лет. Но гении не умеют воевать. Они либо погибнут, либо останутся чужаками, либо…

– Либо? – спросила Летиция.

– Либо отыщут какой-то третий путь.

Пурпурная «трирема» Цезаря выехала на Марсово поле. Это пешеходная зона, в тени портиков здесь в любое время дня и ночи толпится народ. Однако для пурпурных авто делалось исключение. Когда машина Цезаря остановилась у входа в театр, толпа людей – судя по всему несчастливчики, которым не хватило билетов, принялись выкрикивать:

– Элий Цезарь! Элий Цезарь!

Летиция, выйдя из машины, послала толпящимся вокруг людям воздушный поцелуй. Толпа приветствовала ее аплодисментами.

– Руфин уже в своей ложе, – сообщил служитель театра.

Летиция обожала театр – драпировки орхестра [40] , где помещались сенаторы со своими женами, лучи прожекторов, прорезавших темноту, чтобы придать сцене то голубоватую, то золотую подсветку, шорох марципановых оберток, дыхание в полумраке сотен людей, внезапные взрывы смеха, а следом – ледяная тишина, когда замирает даже дыхание, и лишь на сцене гулко и четко звучат шаги актеров, обутых в котурны, и от брошенных в тишину зала реплик мурашки бегут по спине… а потом – вопль восторга – и опять тишина – и грохот аплодисментов, и подъем аулеума [41] , как точка в конце письма. Это можно переживать заново раз за разом и не насытиться никогда.

40

Орхестр – место в римском театре, где сидели сенаторы.

41

Аулеум – занавес, напоминающий декорацию. Он не опускался, а поднимался из специальной прорези в антрактах и в конце спектакля.

Элий почему-то боялся театра. Особенно театра Помпея. Быть может потому, что рядом с театром находилось здание курии Помпея – той самой, в которой убили Юлия Цезаря и которую потом замуровали. В детстве Элию представлялось почему-то, что труп божественного Юлия, в окровавленной тоге так и оставили в этой курии не погребенным. И как ни пытались взрослые его разубедить, та странная детская фантазия до сих пор вселяла в его душу тревогу.

Элий с Летицией прежде, чем занять свои места, направились к храму Венеры Победительницы. Маленький храм стоял наверху, и каждый ряд театральных кресел служил ступенькой к подножию храма богини любви.

Сегодня ни в орхестре, ни в следующих четырнадцати рядах, предназначенных для всадников, свободных мест не было. Да и остальные кресла были заняты, а театр вмещал восемнадцать тысяч зрителей. Элий, поднимаясь к храму, отвечал на приветствия и шутки. Зрители, как и в древние времена, общались в театре к властителям запросто. Все на несколько часов становились лицедеями: император, и его подданные…

– Элий, каково быть женатым на самой богатой женщине в Риме?

– То же самое, что и на самой красивой, – отозвался Цезарь.

– Элий, кто же будет теперь выполнять желания римлян, если в Колизее можно выиграть только деньги?

– Сами римляне. Это совсем несложно.

– Я взял клеймо, чтобы сделать открытие в биологии. А мне заплатили двадцать тысяч. Зачем мне деньги?

– Хорошенько отдохни в Байях, потом примись за работу и сделай свое открытие.

На пурпуре императорской ложи сверкали золотом орлы, венки и гении-покровители. И всюду надписи – «благочестивый» и «счастливый», обязательные титулы императора, но не всякому правителю дано их оправдать. К примеру, Руфин сейчас счастлив, восседая в ложе рядом с Криспиной, но вряд ли при этом благочестив.

– Мой маленький сынок, что ж такое получается?! – Нахмурил брови Руфин. – У тебя есть золотое яблоко с надписью «достойнейшему», и ты его прячешь.

– Я должен его всем показывать?

– Ты должен подарить его мне. Я – твой отец и твой император! – Август поправил венок на голове.

– Нет, Август. Оно не для тебя.

– Вот как… – Глаза императора сверкнули холодно и зло. – Подумай хорошенько…

– Гладиатор принимает решение на арене, – отвечал Элий старинной поговоркой. – И я его уже принял.

– Оставишь яблоко себе?

– Нет.

– Ты кому-то его подаришь? Я знаю этого человека? – насторожился Руфин.

– Нет.

Элий раскрыл театральную программу и только теперь обнаружил, что дают «Касину». Ему не понравился во-первых, выбор пьесы, а во-вторых набранное мелким шрифтом примечание – «по мотивам пьесы Плавта. Обработка драматурга Силана». Это означало, что ловкач Силан успел переделать пьесу на тему дня. И, хотя Элий не особенно интересовался театром, имя Силана ему было знакомо.

Тем временем на сцене появился Пролог. Элий понял, что его самые худшие опасения сбываются. Пролог так прокомментировал будущее действие, что у зрителей не осталось сомнения – им предлагают отведать весьма острое блюдо. Даже в классическом тексте можно было отыскать некоторые аллюзии. За обладание молоденькой рабыней Касиной борются похотливый старик Лисидам и его сыночек. Чтобы заполучить красотку к себе в койку, Лисидам хочет женить ее на своем управляющем, а сыночек и его мамаша, то бишь супруга Лисидама и хозяйка Касины, сватают девушку за раба-оруженосца, но Касина, разумеется, предназначена не рабу, а молодому господину. С современностью сходство более чем отдаленное. Но драматург Силан исправил этот недостаток. Во-первых молодой господин получил имя Гай, то есть личное имя самого Элия. Во-вторых, был сделан намек на большие деньги, которые достанутся Касине. А когда на сцене появились два прохвоста – управитель Лисидама и оруженосец сыночка Гая, и принялись спорить, кому из них жениться на рабыне, и делать постоянные намеки на отсутствующего Гая, зрители в зале принялись недвусмысленно хихикать и поглядывать в сторону императорской ложи.

«А почему Гая здесь нет? Чего он боится?» – произнес вдруг оруженосец отсутствовавшую в классическом тексте фразу.

Зал взорвался смехом и аплодисментами.

– Замечательно! – воскликнула Летиция и зааплодировала. – В самом деле, чего этот парень прячется, если девушка ему симпатична?! Ведь она не рабыня, эта Касина, а свободнорожденная и всем ему равная, мы-то знаем!

На сцену вышла Юлия Кумская, исполняющая роль хозяйки Касины и супруги Лисидама. Актриса, загримированная под Сервилию Кар, великолепно имитировала походку Сервилии. Зрители завопили от восторга.

– Бедная Летти, так неприятно, когда тебя выставляют в виде рабыни, которую все хотят купить, – с наигранным сочувствием произнесла Криспина.

– Кто такой отсутствующий Гай, догадаться нетрудно, – отвечала Летиция, – так же как нетрудно понять, на кого похожа хозяйка рабыни. Но кто же тогда старик Лисидам, который так хочет заполучить молодую девицу к себе в постель – это загадка.

По лицу Криспины пошли красные пятна. В этот момент на сцене появился как раз Лисидам – самодовольный, с накладным животиком, с круглой лысиной на макушке. И в венке. Зал ахнул от восторга.