Тайна «Ночного дозора» (Легенда о «Ночном дозоре»)

— Извини, друг! — проговорил он, дружелюбно полуобняв Старыгина за плечо и обдав его сладковатым запахом марихуаны. — Я тебя не заметил, понимаешь! Настроение хорошее, понимаешь? Хочешь курнуть? У тебя тоже будет хорошее настроение! — и он, широко улыбнувшись, протянул свою самокрутку.

— Спасибо, друг! — в тон ему ответил Старыгин. — Как-нибудь в другой раз!

— Ладно, друг, до следующего раза! — и растоман растворился в пестрой толпе.

— Не отвлекайся, — строго сказала Катаржина, у нас все-таки дело.

Еще в самолете Старыгин ломал голову, что же делать в Амстердаме, и понадеялся на то, что его найдут и дадут какую-нибудь наводку. Он боялся признаться самому себе, а уж тем более Катаржине, что надеется на встречу с той самой загадочной женщиной, которая, с одной стороны, все время попадалась на его пути, а с другой — все время ускользала. Возможно оттого, что он был недостаточно настойчив. Но теперь-то он не станет стесняться и миндальничать, если надо, он привяжет неуловимую незнакомку к себе и добьется, чтобы она сказала ему о судьбе картины.

Повернув за угол, Старыгин на мгновение остановился от неожиданности. Он оказался в знаменитом квартале красных фонарей, который едва ли не в такой же степени является визитной карточкой Амстердама, как многочисленные каналы, цветочные рынки и кафе-шопы, где свободно продают марихуану.

Все первые этажи на этой улице представляли собой огромные витрины, за которыми был выставлен на продажу единственный товар женское тело. Полуобнаженные жрицы любви стояли и сидели за стеклом в призывных позах, время от времени прохаживались, как пленные животные в зоопарке, и жестами приглашали прохожих. Большинство среди них было некрасивыми и весьма немолодыми, хотя попадались и довольно привлекательные.

Некоторые витрины были задернуты шторами — это значило, что там в данный момент происходит процесс обслуживания клиента, и через несколько минут на улицу выйдет мужчина с обескураженным лицом, на котором читается вечный вопрос: как, и это все?

Прохожие непрерывным потоком двигались мимо выставленных в витринах прелестниц, обращая на них довольно мало внимания. Исключение, пожалуй, составляла хрупкая старушка в инвалидном кресле, которая в полном восторге разглядывала этот экзотический товар — должно быть, в ее повседневной жизни не хватало адреналина…

Старыгин поравнялся с одной из витрин, за которой откровенно скучала вполне привлекательная девица, весь наряд которой составляла длинная подвенечная фата. Заметив Дмитрия, она призывно замахала руками и окликнула его по-русски:

— Эй, молодой-интересный, иди сюда! — и для верности добавила на ломаном английском:

— Кам хиа, бьютифал!

Старыгин усмехнулся, но не замедлил шаг. Что ж, кому-то он все еще кажется «бьютифал».

— Послушай, — сказала подошедшая Катаржина, — мы уже два часа ходим по городу, у тебя есть какие-нибудь мысли?

— Есть, — со вздохом ответил Старыгин, — идем в Рейксмузеум.

— Зачем? — недовольно спросила Катаржина. —Ты думаешь, что «Ночной дозор» сам вернулся и висит себе теперь на своем месте?

— Ничего я не думаю! — рассердился Старыгин. — Просто больше у меня нет никаких идей!

* * *

Спутники вошли в просторный зал.

— Вот здесь, в этом зале, висела знаменитая картина Рембрандта ван Рейна «Групповой портрет роты амстердамских стрелков», которую обычно называют «Ночным дозором», — заученным тоном проговорил служитель. — В данное время картина находится…

— Знаем, где она находится, — прервал его Старыгин и подошел к пустой стене.

На стене, где многие годы находилось знаменитое полотно, висела скромная табличка. На нескольких языках она сообщала, что в настоящее время картина совершает турне по крупнейшим музеям Европы.

— Уффици во Флоренции, — читала Катаржина перечень этих музеев. — Музей Пражского Града в Чехии, Эрмитаж в Петербурге, музей «La Torre» в Лиссабоне…

— Одну минуточку! — прервал ее Старыгин. —Это еще что за музей? Насколько я помню, картина Рембрандта в начале своего турне побывала вовсе не в Португалии, а в Испании! В музее Прадо!

— Никакого музея «La Torre» вообще не существует! — подхватила Катаржина.

— Зато существует один из Старших Арканов Таро — «La Torre», Башня! Шестнадцатый Аркан!

— Вас что-то интересует? — снова подал голос скучающий служитель.

— Спасибо, мы сами разберемся! — довольно невежливо отмахнулся от него Старыгин и продолжил, повернувшись к Катаржине. —Этот несуществующий музей — явно сообщение, адресованное нам! Только вот что оно значит?

Он вытащил из кармана план Амстердама, развернул его.

— Португальская синагога, — нашел он название на карте. — И от нее идет Португальская улица. Думаю, нам нужен дом номер шестнадцать по этой улице, ведь не случайно упомянута Башня — шестнадцатый Аркан!

— Что это за район? — Старыгин протянул карту служителю и показал ему нужное место.

— Бывшее еврейское гетто, — ответил тот обиженным тоном. — Там нет ничего интересного.

— Спасибо, — Старыгин широко улыбнулся. —Это именно то, что нам нужно!

Он оглянулся и заметил, что Катаржина разговаривает по мобильнику.

— Что, снова муж звонит? — осведомился Старыгин. — Из Мюнхена?

— Из Гамбурга, — машинально ответила она, убирая телефон, — иди вперед, я тебя догоню…

Старыгин медленным шагом двинулся от музея. Его обогнали две девушки — у одной светлые волосы были заплетены не в две, а в четыре косички и завязаны четырьмя розовыми бантами. Сверху был надет на голое тело бронежилет, а снизу — шелковая цветастая юбка. Вторая была наголо брита, в коротеньком трикотажном платьице и в тяжеленных солдатских ботинках.

Рядом с этими девушками неожиданно возник парень в пестрых лохмотьях и в колпаке с бубенчиками, как у средневекового ярмарочного шута. Он прошелся колесом, показал девушкам язык и вдруг налетел на Старыгина. Тот хотел возмутиться, но странный парень так расстроился от собственной неловкости, так жалобно забормотал извинения на четырех языках, что вся злость Старыгина моментально испарилась.

* * *

Человек в черном вышел из дома мейстера Рембрандта и огляделся.

На город опустились тяжелые сумерки, и как всегда в это время дня, от грахтов — городских каналов — ползли плотные клочья тумана. Эти сырые сгустки казались живыми и злобными существами.