Тайна Обители Спасения
Шрифт:
Девушка подписалась и раздраженно отбросила перо.
– Неправда, – прошептала она, – не надеюсь. Я предчувствую какую-то беду, но зачем огорчать его моими страхами, пока что бездоказательными?
Сквозь открытое окно кабинета донесся крик, слабый и далекий, затем какой-то неопределенный шум, причину которого Валентина никак не могла понять. По натуре своей она была девушкой храброй, и нервозный страх, напавший на нее в ту ночь, был вовсе не в ее характере.
Она прошла в кабинет и выглянула наружу. Стояла прекрасная ночь, легкий ветерок колебал листья, сквозь
В саду было спокойно и пустынно, шум доносился не оттуда.
Какая-то странная суета происходила в доме, расположенном справа от сада, на повороте к улице Оратуар. Валентина увидела в окнах этого дома мелькающий свет: с четвертого этажа он перебежал на третий и осветил лестничное окно. Оттуда долетели невнятные голоса. «Какой-то бедняга болен», – подумала девушка, подходя к своей постели.
Она опустилась на колени для молитвы: об этом она не забывала никогда. Полковнику, явившемуся в балаган забирать Флоретту, Леокадия первым делом сказала: «Так я и знала, что девочку не под капустой нашли: никогда она не выпьет воды из немытого стакана, а уж набожная – ну точь-в-точь маленькая барышня».
Но в эту ночь Валентина молилась рассеянно. Лишь только она стала на колени, ее охватил смутный страх. Она вспомнила, что не закрыла окно. Шум, который только что казался ей вполне естественным и имеющим правдоподобное объяснение, становился каким-то опасным. Валентина тревожилась все сильнее.
Она противилась своим страхам, старалась прогнать их словами молитвы, но все равно прислушивалась, затаив дыхание.
Голоса теперь доносились не с улицы Оратуар, а от старой виллы; ей почудилось слово, от которого кровь застывала в жилах: «убийца».
Так или иначе шум делался все громче.
К стене, окружавшей дом номер шесть по улице Оратуар, было прикреплено высокое решетчатое ограждение, поддерживающее вьющиеся растения. Внезапно девушке показалось, что решетка потрескивает. Спустя минуту треск стал отчетливее и ближе. Решетка вплотную подходила к большой липе, верхушка которой вздымалась над крышей особняка д'Орнан, а ветви заглядывали в первое окошко покоев Валентины. От него начинался балкон, на который выходили все три окна комнаты – в том числе и распахнутое окно кабинета.
Валентина уже не пыталась молиться. Вся дрожа, она вскочила на ноги и хотела броситься в кабинет, чтобы закрыть окно, но какой-то неизъяснимый ужас сковал ее движения: ноги отказывались ей служить.
Сомнений больше не оставалось, поблизости случилось нечто чрезвычайное. Решетка перестала потрескивать, зато ветки липы внезапно качнулись от какого-то резкого рывка – это был явно не ветер.
Голоса раздавались теперь со всех сторон, калитка с шумом распахнулась, по всем аллеям шли и бежали люди.
– Бандит! Направился вон туда! Убийца, должно быть, вскарабкался на дерево!
– Он может по крыше добраться до самых Елисейских полей!
– Лестницу! Быстрее! Мы схватим его, если заберемся на балкон!
В этот момент в ворота особняка постучали, и вскоре в доме все задвигалось и заволновалось.
Валентина слушала,
едва дыша.Убийца пытался бежать, он был тут, на дереве, это он рывками подтягивался на ветвях.
В тот момент, когда конец лестницы преследователей звякнул о перила балкона, ветви перестали качаться и кто-то соскочил на него.
Тотчас же за окнами проскользнула чья-то тень.
Вне себя от страха Валентина кинулась в кабинет и вцепилась в створки окна, торопясь закрыть его, но опоздала: незнакомец уже стоял прямо перед ней и умоляющим голосом говорил:
– Ради Бога, не бойтесь! Сжальтесь надо мной, я вовсе не бандит!
Быть может, обезумевшая Валентина и не услышала этих слов.
Она потеряла способность различать, она видела только то, что рисовало ей потрясенное воображение – убийцу, запятнанного человеческой кровью.
Испустив душераздирающий крик – нахлынувшие в особняк люди подумали, что произошло второе убийство, – она, пятясь, стала отступать к двери и наконец прислонилась к ней спиной. Какое-то мгновение она молчала, а затем распахнула дверь с криком:
– На помощь! Скорее! Он здесь!
Коридор моментально осветился. На помощь девушке спешили все обитатели особняка во главе с полковником Боццо, державшим в руке лампу. Рядом с полковником вышагивал мужчина в трехцветном шарфе; невозмутимое выражение лица этого человека являло собой разительный контраст всеобщему возбуждению.
Это был комиссар полиции.
Он вошел в комнату первым в тот самый момент, когда люди, забравшиеся по лестнице из сада, с шумом спрыгнули на балкон.
– Где он? – спросил комиссар полиции. Валентина указала в сторону кабинета, но в этом не было нужды: там уже началась схватка, и через несколько секунд убийца, пытавшийся стряхнуть с себя нападавших, показался в спальне. Наконец он освободился от них и оглядел окружавших его со всех сторон врагов. Он уже не пытался бежать; скрестив руки на груди, он ждал, ярко освещенный множеством свечей.
– Лейтенант Морис Паже, – произнес комиссар, делая шаг к нему, – вы арестованы именем короля.
Конец этой фразу утонул в пронзительном крике: мадемуазель де Вилланове, спрятавшая было лицо на груди полковника, открыла глаза и устремила взгляд на бледного молодого человека, стоявшего посреди комнаты.
– Морис! – простонала она. – Морис!
– Флоретта!
Подбежав к юноше, она кинулась ему на шею со словами:
– Ты невиновен! Я уверена, ты не виновен!
– Да, – ответил Морис, целуя ее, – клянусь тебе: я невиновен!
Комиссар полиции выкрикнул две фамилии:
– Господин Мегень и господин Бадуа!
Двое мужчин из тех, что забрались на балкон, приблизились; притаившийся за ними Лекок, боясь оказаться на виду, стремительно отступил в кабинет.
Руки Валентины опустились, она упала на колени и умоляющим голосом убеждала:
– Послушайте! Морис невиновен! Он поклялся в этом, и я тоже клянусь!
Подручные комиссара уже подошли к Морису.
– И это я, – в отчаянии простонала Валентина, – это я предала его... предала... Отправила на смерть!