Тайна похищенной башни

– Петрович, куда идти?! – крикнул Колобков, выглядывая в голубом небе парящего беркута. – Петро-о-о-ови-и-и-ич!..

Угрюмченко не отозвался. Колобков подтянул шорты и затопал дальше по тропинке. Судя по ее наличию, на острове и в самом деле живет как минимум один человек.

Осмотрев землю, Гена доложил, что следы есть, довольно свежие. Сегодня по этой тропе ходили. Ступни человеческие, в обуви, подошва плоская, без рисунка, сорок третий размер.

– Петро-о-о-ови-и-и-ич!.. – снова крикнул Колобков, озадаченный исчезновением механика.

– Шеф, вы б потише, – пробасил Гена. – Еще услышат…

– Геныч, ну ты стремный. А для чего я тут глотку срываю, по-твоему? Как раз для того, чтоб услышали!

Колобков вытащил из кармана флягу с кашингом, встряхнул, прислушался к бульканью и с удовольствием отхлебнул. Завинтив крышечку, он великодушно предложил Чертанову:

– Серега, хошь глотнуть?

– Спасибо, Петр Иваныч, – с признательностью протянул руку Чертанов. – Не откажусь.

Колобко грустно вздохнул и сунул флягу обратно в карман.

– Извини, Серега, не дам. Мало осталось. А идти еще долго.

– А зачем тогда предлагали? – скис Чертанов.

– Из вежливости. А ты из вежливости должен был отказаться. Но ты согласился зачем-то. Сам и виноват.

Еще раз вздохнув, Колобков задрал голову и махнул рукой. Над зелеными кронами показался крылатый силуэт.

– Петрович, геть до начальства! – гаркнул Колобков, приложив ладони ко рту.

Огромный беркут описал круг и пошел на посадку. Все ниже, ниже…

И тут из зарослей выметнулось… нечто. Пучок длинных извивающихся лиан, похожих на щупальца кальмара. Они выстрелили на огромную высоту, в мгновение ока схватив летящего орла мертвой хваткой.

А потом так же быстро вернулись обратно, утащив с собой Угрюмченко.

Тот даже не успел раскрыть клюв.

Какую-то секунду отряд с «Чайки» стоял неподвижно, таращась в небо. Там еще плавали несколько перьев.

– И что это было?.. – хлопнул глазами Колобков.

Однако ступор изумления тут же прошел. Под матерную ругань Колобкова Гена и Грюнлау со шмайссером наперевес бросились в чащу. Следом ринулись Чертанов и Бамакабамашура.

Стефания единственная не тронулась с места. Лишь тоненько чихнула – в нос попала пыльца.

Продравшись через заросли и выбежав на небольшую полянку, земляне оказались лицом к лицу с диковинным монстром. Нечто вроде цветка… огромного, просто гигантского цветка. Почти трехметровой высоты, с мясистыми лепестками цвета сырого мяса, раздутым бутылкообразным стеблем и пучком извивающихся щупальцев-тычинок.

Эти самые щупальца сейчас сжимают и давят клекочущего от боли беркута, медленно, но верно затягивая его в кошмарный зев. Угрюмченко изо всех сил бьет крыльями – и пока что борьба идет с переменным успехом. Цветок-птицеед пожадничал, сцапав такую здоровенную добычу. На острове Тань нет пернатых крупнее попугаев – а с ними его щупальца справляются без труда.

Но совершенно очевидно, что верх одержит хищник. С каждой секундой Угрюмченко слабеет – ему очень больно и трудно дышать. Кошмарный цветок испускает непереносимую вонь и душит пленника щупальцами.

Грюнлау открыл огонь, едва увидев противника. Шмайссер в руках затрясся, задрожал, изрыгая свинцовую очередь… очень короткую очередь. В обойме осталось всего-навсего семь патронов. Немец мгновенно их расстрелял и грязно выругался, отшвыривая бесполезное оружие.

Конечно, цветку эта атака не пришлась по душе. Четыре пули пробили его пузатый стебель, вызвав потоки зеленой липкой субстанции. Монстр издал утробный звук, похожий на рев раненого медведя.

Однако выпустить добычу даже не подумал.

Браунинг Гены также не заставил его передумать. Телохранитель расстрелял весь магазин, но так ничего и не добился. Растение оказалось выносливым. Возможно, оно и вовсе не чувствует боли – так, неудобство.

Гена и Грюнлау растерянно переглянулись. Колобков с его трофейными револьверами остался далеко позади – попробуй, продерись сквозь эту чащу на деревянной ноге! На какую-то помощь Чертанова или Бамакабамашуры нечего и надеяться. Остается идти врукопашную – судовой механик уже не издает ни звука, почти целиком затянутый в голодную пасть.

Грюнлау молча извлек из-за пояса штык-нож. Гена достал свой нож, охотничий. Он бы предпочел поработать просто кулаками, но с растением особо не побоксируешь.

И тут послышался топот. Из-за кустов выбежал человек. Невысокий, щуплый, совсем не выглядящий могучим воином. Однако он бросился на хищный цветок с голыми руками, ни секунды не поколебавшись.

Более того – он победил. Гена завистливо прогудел, глядя, с какой легкостью этот шпингалет рвет монстра в клочья. Кажется, он все-таки не совсем безоружен – судя по оставляемым ранам, вооружен чем-то вроде кастетов с шипами. Простые кулаки так кожу не разрывают.

Хотя у растительного монстра и нет никакой кожи.

Угрюмченко упал на землю. Помятый, обессилевший, весь измазанный зеленой липкой слизью. Не птица – грязная бесформенная губка. Из клюва хлынула белесая жижа и донеслось несколько коротких, но очень выразительных слов.

Рядом грохнулся убитый цветок. Если, конечно, можно употребить слово «убитый» по отношению к растению. Неизвестный спаситель буквально разорвал его в клочья. Измочалил стебель так, что чудовище рухнуло, не в силах удержать равновесия. Воздух наполнился ужасной вонью. Из разорванного зева потекла едкая субстанция.

– Илль-хе, – гулко произнес незнакомец, встав спиной к остальным. – Ин-каардьи алла-й ио сун.

– Не вляпайтесь, – машинально перевел Чертанов. – Эта гадость разъедает кожу.

Земляне воззрились на островитянина. Тот упорно не поворачивается лицом, и все видят лишь спину и затылок. Хотя затылка тоже не видят – его скрывает остроконечная шапка, похожая на ту, что носил Робинзон Крузо. Судя по грубым швам – сшита собственными руками. Такова же и вся одежда – из плохо выделанной кожи, покрытая мехом. Рукава такие длинные, что не видно даже пальцев.

Из зарослей вывалился Колобков. С шумом, дыша тяжело, как запыхавшийся гиппопотам. Согнувшись в три погибели, он облегченно выдохнул, опираясь на палку, и с трудом произнес:

– Ыхыыыыы… Серега… Геныч… это… вы… доложитесь начальству… ыхыыыыы… я щас сдохну…

Чертанов в нескольких словах объяснил, что тут произошло. Колобков проковылял к копошащемуся на траве Угрюмченко и сочувственно произнес:

– Что, Петрович, хреново?

– Хреново, Иваныч… – простонал беркут. – Думал, все, киздык пришел… Сожрут, как курку во щах…