Тайна пропавших картин

«Может, он все-таки остался в Полянске? Просто тогда отъезжал на какое-то время?» – думала я, стараясь угомонить в груди мое проснувшееся сердце.

Конечно, Матвей не догадывался о моих истинных намерениях, – то, что мы собираемся не просто прогуляться, а пройти мимо дома человека, в которого я влюблена. Для него должно было выглядеть всё естественно: просто прогулка перед работой.

Но Матвей отреагировал неправильно: я заметила, как счастливо блеснули его глаза.

Мне стало стыдно. Ведь он-то подумал, что я удлинила маршрут ради него – побыть с ним подольше. Тут же внутренне одернула себя: мне нет дела до его чувств, я не виновата в их появлении.

…Когда мы проходили мимо дома Алексея, я сбавила скорость. Вот он – дом, где жил (или живет?) милый сердцу человек. Вот он – дом, мимо которого я проходила не раз, но никогда мне не удалось встретить там художника.

Где он, мой дорогой? Жив ли? Время ведь такое неспокойное.

Сердце от тревог тут же болезненно сжалось.

Снова старые ощущения того удивительного времени, когда мы были рядом, вернулись ко мне, и тело охватила дрожь. Как же я была счастлива и несчастлива одновременно в тот далекий период! С одной стороны, безответная любовь, эта вечная незаживающая рана. Но с другой, вера в то, что у Алексея просто были причины не демонстрировать мне свои истинные чувства.

А может, он ко мне ничего не испытывал, и просто я всё себе выдумала?

Что за странная штука – человеческий мозг? Если бы я не сбежала тогда от родителей, а поехала с ними в Швейцарию, то жалела, что рассталась с любимым. Ну, а сейчас я жалею о том, что совершила опрометчивый поступок… Алексей исчез из моей жизни и даже не попытался найти меня, чтобы поинтересоваться, как живется девушке, которой он давал надежды и с которой нежно целовался у моря…

Дверь в его дом была закрыта. Свет в окошках не горел. В общем, не было ни единого признака жизни.

Неужели никто здесь больше не живет? А как же привычка новой власти заселять дома, принадлежавшие когда-то обеспеченным людям?

Тут вдруг дверь, как по моему заказу, открылась, а ноги мои от такой неожиданности подкосились. Если бы я не схватила Матвея за руку, то наверняка упала бы. Но из дома появился не Алексей, а вышла женщина в старом платке, в разношенных сапогах и безразмерном пальто. За ней выскочили два малыша, оба так закутанные большими, грубой вязки, платками, что понять, девочки это или мальчики, было невозможно.

Как я могла подумать, что по-прежнему могу увидеть здесь Алексея? И тут тоже живут семьи рабочих! Никто бы не оставил пустовать дом. Времена изменились.

Женщина взяла детей за руки, они повернули в противоположную сторону от нас и зашагали по улице.

Я тяжело вздохнула и… только тут обнаружила, что все еще держу Матвея за руку. Он стоял, смотрел на меня во все глаза и глупо улыбался.

– Ой, прости, – я отдернула руку. – Голова закружилась…

– Сашенька, ты, наверно, плохо питаешься? Пойдем ко мне, я накормлю тебя… Мы получаем спецпаек… Пойдем, – горячо повторил он, видимо, боясь моего отказа. И потащил меня за собой.

Я все еще не пришла в себя и поэтому покорно потопала за ним…

51

…И он действительно привел меня к себе, где мою нежную психику ожидало новое потрясение: Матвей занимал комнату в бывшей тётиной гимназии!

…Мы зашли в фойе. Я не была здесь уже целую вечность и поразилась тому, как сильно всё изменилось. Теперь приют напоминал большой муравейник. Люди сновали туда-сюда. Женщины развешивали белье прямо в коридоре. Дети разных возрастов бегали друг за дружкой, натыкаясь на взрослых и получая затрещины. Только на дверях остались старые таблички с названиями кабинетов: «Французский класс», «Класс истории» – напоминание о другом времени, когда это здание называлось гимназией.

В комнате, где жил Матвей, раньше находился класс арифметики. Мы зашли внутрь. Удивительно, что здесь было тепло, как будто кто-то затопил печку до нашего прихода.

Тут все еще стояло несколько парт. Они были сдвинуты к стенам и окну, образуя в центре пустое место, там красовалась кровать с высокими металлическими ажурными спинками. Я вспомнила, что такие кровати были у наставниц: ведь некоторые из них находились в гимназии в течение ночей. Все еще висела доска на стене, к месту учителя, как прежде, вела высокая ступенька.

И мой стол – тот, за которым я сидела на уроке и наблюдала за девочками, – тоже стоял в комнате, и к тому же, на том самом месте. Я подошла к нему, ласково задела его, как старого приятеля. Немедленно вспомнился последний день, когда бедная Маша краснела у доски и отчаянно пыталась решить задачу про купца.

Кажется, с того времени прошла целая вечность. Где они сейчас, мои милые подопечные?

Слезы навернулись мне на глаза. Захотелось, чтобы время повернулось назад, и я снова оказалась в том милом прошлом.

Мои мысли прервались неожиданно, потому что я почувствовала, как сзади, очень близко ко мне, подошел Матвей. Я резко обернулась и… оказалась прямо в его объятиях. В следующий момент он уже целовал меня, крепко прижимая к себе. Я не могла шевельнуться – так сильно он сжал меня. Но попыталась. Потом замычала: испуганно и отчаянно. Это помогло: Матвей расслабил руки, но не выпустил меня совсем.

Я хотела ему сказать, что это неправильно, что в моем сердце уже есть любовь – к другому мужчине. Но Матвей заговорил первым и не дал мне вставить ни единого слова:

– Я не знаю, что сказать… Это все пережитки прошлого – говорить о любви. Но мне так хочется быть с тобой… всегда… рядом… Сашенька, ты не думай… Я очень серьезно. Сейчас власть рабочих регистрирует браки в городской управе… Пойдем туда. Мы станем ячейкой нового общества.

Я слушала его и ничего не понимала. О чем он говорит? Какая ячейка? Что за регистрация?

Матвей между тем перешел от слов к действию и снова приник к моим губам, но уже мягче, с нежностью, так не похожей на него, человека нынешней власти. И вообще, на весь их новый мир.