Тайна Ретта Батлера
Шрифт:
Но перед тем, как начинать атаку, он, как и многие полководцы, хотел знать наверняка исход битвы. Понятно, наверняка в этом мире ничего невозможно знать и поэтому Джеральд пытался хотя бы предугадать весьма вероятный ее исход.
Как большинство упрямых натур, он был суеверен и долго продумывал одну пришедшую ему в голову мысль, о которой не хотел говорить даже своему управляющему. Ему было бы стыдно признаваться в том, что он, такой уверенный в себе человек, хочет обратиться за помощью к гадальщикам.
В нескольких милях от Тары, в глухом месте, до того глухом, что в сравнении
Он слыл вещуном, предсказателем погоды.
Путь к его дому был извилист и проходил по заболоченной пойме реки, трудно проходимой даже в отличную погоду. А если принять во внимание, что в то лето беспрерывно лили дожди, то и совсем непроходимой.
Однажды вечером, когда полил дождь, да такой сильный, что шум от падения капель на листья плюща и лавра казался отдаленной ружейной пальбой, и даже терпеливому человеку простительно было закутаться до самых глаз, Джеральд О’Хара, ничего никому не говоря, верхом выехал из своего поместья.
Он направлялся к холмам, возвышавшимся в излучине реки, в том направлении, где находилось жилище пророка.
Вначале он ехал верхом по большой проезжей дороге, которая сменилась проселочной, проселочная одноколейной, а та в свою очередь верховой тропой.
Но вот и верховая тропа перешла в пешую тропинку, а последняя потерялась в траве.
О’Хара вынужден был слезть с коня и вести его под уздцы. В темноте путник часто скользил и спотыкался об упругие как пружина корни, пока не добрался до дома, который вместе с прилегающим к нему садом был окружен густой живой изгородью.
Хозяин — предсказатель погоды — собственноручно построил этот глинобитный дом и сам покрыл его тростником. Здесь он жил всегда и здесь ему предстояло умереть.
Никто из плантаторов не мог сказать, когда появился этот старик в здешних местах. Он казался такой же неотчуждаемой частью здешних пейзажей как река, холмы…
Никто не мог сказать, на что живет этот старик, скорее всего, он существовал на подаяния. И хоть местные жители смеялись над его предсказаниями, всегда твердя друг другу с уверенным видом, что все это вздор, однако в глубине души почти все ему верили, советовались с ним, но при этом делали вид, особенно на людях, что не принимают этой ерунды всерьез.
А когда платили за предсказания, то говорили: «Вот вам на подарок к Рождеству или ко Дню благодарения».
Старику-предсказателю конечно же хотелось видеть в своих клиентах больше искренности и меньше нелепого притворства.
Но их непоколебимая вера в правильность его слов, хоть и усердно спрятанная, вознаграждала его за поверхностную иронию плантаторов.
Ведь люди давали ему средства к жизни, поддерживали его, хотя и поворачивались к нему спиной, делая вид, что не верят ему.
Он иногда удивлялся, как могут они исповедоваться так мало и верить так много, приходя в его дом, если в церкви они исповедуют так много и верят так мало.
За глаза этого старика всегда называли колдуном, ведь такое прозвище он заслужил своей репутацией, а в лицо назвали мистером Филом.
Живая изгородь его сада образовывала
арку над входом и в ней, словно в стене, была закреплена дверь.За этой дверью О’Хара остановился, поставил коня под навес и ждал, пока хозяин выйдет к нему.
Но тот словно бы не слышал, что к его дому подъехал посетитель, не спешил открывать.
Джеральд вновь устыдился своего желания посоветоваться с колдуном.
На людях он всегда уверял, что не верит ни в какие предсказания, а надеется лишь на собственные силы.
Но желание узнать, каким же будет этот год, не позволяло ему уехать ни с чем.
Джеральд, завернувшись в шарф так, что были видны одни его глаза, пошел по дорожке. Ставни дома не были закрыты, и он увидел за окном пророка, занятого приготовлением ужина.
В ответ на стук, мистер Фил подошел к двери со свечой в руках.
Джеральд немного отступил, чтобы на него не падал свет и спросил многозначительным тоном:
— Можно ли мне поговорить с вами, мистер Фил?
Джеральд даже немного изменил голос. Он хотел за плату все выведать у старика и уйти неузнанным. Хозяин предложил ему войти, на что Джеральд О’Хара ответил общепринятой в этих местах формулировкой.
— Ничего, я и здесь постою.
После такого ответа, хозяин хочет он или нет, должен выйти к гостю.
Пророк мистер Фил поставил свечу на угол комода, снял с гвоздя шляпу и вышел к посетителю на крыльцо, закрыв за собой дверь.
— Я давно слышал, что вы умеете кое-что делать, — начал О’Хара, всячески стараясь скрыть, кто он такой на самом деле.
— Может быть и так, мистер О’Хара, — согласился предсказатель погоды.
— А почему вы меня так называете? — спросил Джеральд, вздрогнув.
— Потому что это ваше имя. Я предчувствовал, что вы придете, я поджидал вас и зная, что вы проголодаетесь с дороги, поставил на стол два прибора. Вот посмотрите, — мистер Фил распахнул дверь и Джеральд увидел, что стол действительно накрыт на двоих — два ножа, две вилки, две тарелки, два стакана для виски и перед каждым прибором стул.
Джеральд почувствовал себя одураченным, и немного помолчав, сбросил с себя холодность, с которой сюда пришел, и сказал:
— Значит, мистер Фил, я пришел к вам не напрасно. Можете ли вы, например, заговаривать бородавки?
— Без труда, мистер О’Хара, но ведь вы шли ко мне не за этим.
— А лечить болезни, мистер Фил?
— Случалось и лечить, только с одним условием: если больные соглашались днем и ночью носить у себя на груди жабий мешок.
Упоминание о содранной жабьей шкуре привело Джеральда О’Хара в некоторое замешательство. Он почувствовал себя очень глупо.
Ведь даже в душе Джеральд не желал признаться себе, что верит во всяческую чертовщину и в глупые приметы.
И тогда он перешел к делу.
— А предсказывать погоду вы тоже умеете?
— Да. Но это требует времени и большого труда, — старик пристально посмотрел в глаза своему гостю.
— Вот, возьмите, — сказал Джеральд О’Хара, протягивая старику золотую монету. — Скажите, какая погода будет во время уборки урожая? Когда я смогу узнать об этом?
— Да хоть сейчас, — пожал плечами мистер Фил, — я уже все знаю.