Тайна Самаэля

– Вот, Тимур, удар меча Михаила, – торжественно произнёс Каюмов, медленно водя пальцем по этому шраму. – Только представь: эта долина, длиной в четыре с половиной тысячи километров, простирается на четверть окружности Марса. Местами её ширина достигает двухсот километров, а глубина – до одиннадцати километров. Это десять раз длиннее и семь раз глубже Великого каньона на Земле! Удар меча Михаила не просто оставил след – он навсегда изменил планету, забрав у неё атмосферу, воду и жизнь, оставив пустынные равнины, покрытые трещинами и кратерами, мёртвые вулканы. Этот удар уничтожил то, что когда-то было даром Самаэля.

Я смотрел на этот «шрам» на теле Марса, на таинственный, изрезанный каньон, и чувствовал странное восхищение. На мгновение мне показалось, что я сам видел этот древний поединок, его ярость и мощь, эхом отразившиеся в каждом сантиметре этой пустынной поверхности. Эти исполинские трещины, оставшиеся после удара Михаила, казались символом вечного противостояния между двумя бывшими друзьями, братьями, которые теперь проклинали друг друга и изводили своими ударами целые планеты.

Каюмов, задумчиво глядя на изображение, сказал тихо, почти про себя:

– Этот шрам убил планету, Тимур. Но такой же шрам образовался и в сердце Самаэля – с тех пор он и Михаил стали заклятыми врагами, разошлись, отказываясь признавать старую дружбу.

Я слушал весь этот мистический рассказ рассеянно, все больше погружаясь в собственные тревожные мысли. Завтра предстояло встретиться с капитаном милиции, и перспектива предстоящего допроса угнетала меня. Всё указывало на то, что на меня собираются повесить чужую вину, а найти виновного – это, как известно, только дело времени. Вариантов у них не так много, а я, по всей видимости, слишком хорошо подходил на роль подозреваемого. При этом вся эта эзотерическая история, которую рассказывал профессор Каюмов, казалась совершенно бесполезной и непонятной в моей ситуации. Вряд ли бы милиция согласилась добавить в текст протокола его речи о Самаэле и Архангеле Михаиле, да и кто из них вообще захочет слушать такие, по сути, бредни?

На экране телевизора тем временем мелькали кадры из последней серии популярного, но нелепого сериала о продажном дипломате Баходыре Хусанове. Видимо, в финале сценаристы решили окончательно закрутить сюжет: Хусанов оказался замешан в международных махинациях, его окружили враги, он отчаянно пытался выкрутиться из сетей предательства и коррупции, но угодил в ловушку, устроенную его же помощниками. С трудом следя за происходящим на экране, я уловил лишь то, что дипломата поймали, и теперь он ждал приговора, одновременно посылая кому-то последние угрозы. К счастью, звук был выключен, иначе бы эта бессмысленная возня на фоне рассказа Каюмова, который уже становился всё более абсурдным, наверняка бы меня довела.

В комнате темнело, и профессор включил настенные бра, направив их свет так, чтобы мы сидели в полумраке, почти не видимые снаружи. Свет мягко освещал углы комнаты, бросая тени, а само помещение казалось сумрачным и скрытым от посторонних глаз. Я понял, что Каюмов явно не хотел привлекать лишнего внимания.

Он продолжал с прежней серьёзностью, и чем дальше, тем более странным становился его рассказ. Оказывается, после первой битвы на Марсе, Самаэль и Михаил сразились вновь, но уже на Земле, в Мексиканской пустыне. Однако на этот раз Самаэль проиграл: его меч, который имел таинственную функцию ключа, оказался бессилен перед оружием Михаила. Этот меч-ключ был передан праматери Еве, но после убийства Каином Авеля возвращение в Эдем стало невозможным. Её саркофаг, как рассказал профессор, скрывает этот ключ-меч и стал предметом охоты для падшего ангела, ищущего возможность открыть его и пробиться обратно в Эдем. Сейчас, по словам Каюмова, Самаэль ищет способы вскрыть саркофаг без ключа, возможно, используя какой-то разрушительный инструмент, и тогда он с умыслом посмотрел на меня.

– Вы хотите сказать, что я с профессором Ибрагимовым создал автоген для… Самаэля? – спросил я, всё больше чувствуя, что разговор заходит в опасную область.

– Вот именно! – воскликнул Каюмов, поднимая руки к потолку с выражением торжества.

Это уже было чересчур. Я не выдержал, встал и сдержанно сказал:

– Спасибо за сказку, Махмуд Анварович.

Он удивлённо посмотрел на меня, не веря своим ушам.

– Вы что, не верите мне? Думаете, что я рассказываю вам сказки?

– Вот именно, – кивнул я, делая шаг назад. – Бекзод Хисамиевич уверял, что вы знаете правду. А вместо этого я слышу абсолютный вздор, который вызывает у меня серьезные сомнения в вашей адекватности.

– Сомнения в правильности чего? – его взгляд был напряжённым, почти требовательным.

– Что мой отец и профессор Ибрагимов дружили с человеком, у кого – извините за прямоту! – не все дома! Я пошел, не стану докучать своими проблемами. Извините за беспокойство! – бросил я, разочарованно направляясь к двери. Встреча, от которой я столько ожидал, оказалась пустой тратой времени. На пороге я остановился и, взглянув Махмуду Анваровичу прямо в глаза, спросил: – А вы сами, профессор, ангелов-то видели лично?

– Н-нет… – смутился он.

– Вот вам и ответ! Вы ни разу не сталкивались с потусторонним миром, – с иронией заметил я.

– Это не потусторонний мир… – попытался возразить Каюмов.

– Без разницы, – отрезал я. – Библейский он или сверхъестественный, вы верите в то, чего не видели, не щупали, не осязали. А мне, физику и конструктору ракет, предлагаете в это верить? – Я направился к выходу, уже не скрывая раздражения. Каюмов, отчаянно протянув руку, словно желая меня остановить, с мольбой произнес:

– Но, Тимуржан, подождите! Вы не понимаете, какая смертельная опасность угрожает вам и вашей семье! Ведь убили Бекзода Хисамиевича! Убили Нигарахон! Все упирается в вас… вы должны быть начеку!

– С опасностями я как-нибудь справлюсь, – ответил я с сердитым тоном, открывая замок. – Не маленький!

Каюмов смотрел мне вслед и вдруг, с тревожным выражением, добавил:

– Опасайтесь одной женщины, Тимуржан. Особенной… Вы встретите её, я в этом уверен. Не доверяйте ей! И еще: оставьте проект! Пока вы над ним работаете, вы подвергаете свою жизнь и жизни близких смертельной опасности.

Я обернулся, ожидая пояснений, но Каюмов только грустно произнёс:

– Вы не готовы узнать правду, Тимуржан. Это трудно понять вам, атеисту до мозга костей. Но знайте, там, на улице, вас ждут враги небесные и враги земные! Пока вы не узнаете правду, вам будет трудно…

– Что? – спросил я, сдерживая раздражение.

– Жить и бороться…

– До свидания, Махмуд Анварович, – сказал я, начиная спускаться по лестнице. – Живите в мире ваших иррациональных ангелов и демонов, а я останусь среди людей.

– И всё же вы ко мне придёте! – донеслось мне вслед. – Потому что только я смогу открыть вам правду! И я буду вас ждать.

Я ничего не ответил и вышел из дома.

На улице была ночь. Краем дороги стояли три легковые машины, их тёмные силуэты слегка поблескивали под светом редких уличных фонарей. Прохожих почти не было, лишь пожилая пара торопливо прошла мимо, спеша скрыться в тишине своих стен. В окнах домов светились огоньки ламп и телевизоров – то тут, то там мелькали голубоватые отблески экранов, на которых жители, вероятно, смотрели популярную музыкальную передачу или очередной латиноамериканский сериал. Где-то неподалёку раздавались приглушённые звуки поп-музыки – вероятно, в кафе неподалёку всё ещё веселились посетители.