Тайна Шампольона

Где же все эти великолепия, описанные Плутархом? Где чудесный город? Где оправдания его репутации? Возможно ли, чтобы этот порт, засыпанный песком, знавал славу и могущество Птолемеев, которые управляли миллионами людей?

По сути дела, Александрия, о которой мы мечтали, умерла сотни лет назад. Здесь остались только удушливый жар и отвратительная вонь, что висели в воздухе, давно позабывшем, что такое хоть малейшее дуновение ветерка. Наше приключение начиналось вяло, чего не скажешь о наших мучениях. Все это продолжалось до 25 июля, когда мы наконец-то вошли в Каир. Но сначала пришлось еще долго-долго двигаться вперед и бороться с пустыней, утешая себя мыслью, что чудо Египта находится где-то дальше. Животные и мы — все должны были идти. Мы пережили тогда ужасающее испытание.

Память вновь вернула меня в эти июльские дни. И я вновь вижу трупы, раздутые гниением, грифов, бросающихся на человеческие останки, призрачные лица людей, чьи рты потрескались и кровоточат от солнца, харкают жгучей кровью. Я опять слышу мольбы тех, кого ослепили песок и ветер. Я всякий раз дрожу, вспоминая сухие хлопки выстрелов очередного бедолаги, который, впав вдруг в безумие, решил расколоть себе череп.

То был ужасный марш. Четырнадцать адских льё [59] отделяли Александрию от Даманхура — так назывался город, направление, надежда, которая несла нас по этому океану из песка. Колонна солдат растянулась, насколько хватало глаз. Они брели по пять в ряд с ружьями на плече. Бил барабан. Делать было нечего. Ряды постоянно топтались на месте, останавливались, смешивались друг с другом. Только приказы начальников, двигавшихся по краям колонны, хоть как-то подгоняли войска. День заканчивался. Первый день.

59

Льё — 3898 метров.

С заходом солнца ряды распались и рухнули на землю точно в том месте, где им приказали: «Стой!» Но расслабление было непродолжительным. Внезапно холод резко сменил тепло. Мы перестали потеть, и, словно чтобы еще усугубить наши беды, на нас обрушилась роса. Эта манна небесная оказалась ловушкой. Капли ледяной воды, о которых еще недавно каждый мог только мечтать, вдруг стали настоящей пыткой.

Они проникали сквозь шерстяные одежды и ранили тела, как лезвия ножей. Вся ночь прошла под наши стоны.

Наступил день, другой день… Бонапарт держался стоически. Его план был ясен, как рекомендации генерала Дезэ: [60] «Если армия не перейдет пустыню с быстротой молнии, она погибнет». Он двигался впереди колонны вместе с Бертье.

Он шел на Каир, и ничто не могло его остановить, даже орды свирепых мамелюков, которые бросались на нас, чтобы зарубить саблями отставших и обессиленных жарой, которых они потом топтали копытами своих лошадей, а вслед за этим исчезали в гуманных оазисах зелени и воды, которые при ближайшем рассмотрении оказывались всего лишь миражами.

60

Луи-Шарль Дезэ (1768–1800) — генерал, командир дивизии в Египетской армии. Отличился при покорении Верхнего Египта. Главный герой сражения при Маренго, в котором он спас почти разбитую армию Наполеона, но сам был убит.

Солдаты стремились к этим воображаемым убежищам. Они бежали к этим видениям и умирали от солнечного удара, от жажды и от истощения. Миражи!.. Я бы все отдал, чтобы спокойно рассуждать об этом на каком-нибудь званом парижском ужине.

По дороге нам попадались покинутые или призрачные деревни, колодцы в них были завалены песком. Для утоления жажды нам оставались только дыни и редкие лужи грязи.

Взамен мы получали приступы дизентерии. Не раз и не два мне чудилось, что я умираю. Генерал Каффарелли был одним из немногих, кто не выказывал усталости. Он пролетал на коне по рядам, тормошил людей, которые в ответ уважительно подшучивали над его деревянной ногой. Когда и он лишался сил, другой офицер принимал от него эстафету. Он говорил об арпанах [61] плодородных земель, где каждый сможет выбрать себе участок, как и обещал Бонапарт. Но солдаты видели только песок, и никакие обещания не могли подхлестнуть обескураженные войска. Невозмутимый Бонапарт же утверждал, что все зло, от которого так страдали люди, происходит от сплина, от этой меланхолии разума, выдуманной англичанами.

61

Арпан — старинная французская единица измерения длины, равнявшаяся 180 парижским футам, то есть примерно 58, 5 м. Как единица измерения площади квадратный арпан равнялся примерно 3424, 6 кв. м.

Вечером он приблизился ко мне. Он был без головного убора, и это не случайно. Его прическа, напоминавшая спаниеля, узнавалась издалека. Измученные и обессиленные люди искали ее, как путеводную звезду. Если эта голова продвигалась вперед, они тоже продвигались вперед. Если эта голова смеялась, они смеялись вместе с ней! Мне казалось, что впечатление, которое Бонапарт производил на войска, было равносильно колдовству. Только так можно объяснить тот факт, что мы все же сумели добраться до Каира.

Он был верхом и мчался вдоль колонны галопом. По пути он приветствовал ветеранов, известных ему по Итальянской кампании. Он подбадривал отставших. Достаточно было одного слова, одного доброго слова, и ряды восстанавливали свою стройность. В десяти метрах от повозки, где я нашел убежище, он потянул поводья и резко остановился. Он был так близко, что я различал песок, прилипший к его ресницам.

Отворотом рукава он вытер глаза. Я увидел, что они у него кроваво-красные. Офтальмия, [62] которую хирург Ларрей [63] не мог уже больше сдерживать, не щадила никого. Лошадь главнокомандующего заржала и встала на дыбы. Страдание было тому причиной. Ее язык был натерт мундштуком, испачканным слюной и кровью. Обильный пот тек по ее шее.

62

Офтальмия — воспаление оболочек глаза, преимущественно неинфекционного характера.

63

Доминик-Жан Ларрей (1766–1842) — французский хирург, один из основоположников военно-полевой хирургии. Участвуя во всех походах Наполеона, провел полную реорганизацию эвакуации раненых с поля боя и системы их лечения. Впервые в 1793 г. организовал походные лазареты («амбулансы»), предложил и практиковал раннюю ампутацию конечностей. Член Института Египта (секция физики).

— Если я сойду на землю, не уверен, что сумею вновь подняться. Мы в пути вот уже двенадцать часов.

Он вновь демонстрировал ту энергию, которая, казалось, оставила его в Александрии.

— Я ем, я думаю и дремлю в седле. Сегодня мне снилось, что я сижу на спине у слона. Мы двигались на Восток.

У меня был тюрбан на голове, и я держал в руке новый Коран. Я нанес поражение англичанам и шел на Европу через Константинополь. Что скажете о такой программе, господин Спаг?

— Я вижу в этом новое применение явления, жертвой которого мы…

— Какого явления?

— Это мираж, дорогой генерал. Я надеюсь в самое ближайшее время иметь удовольствие описать вам его причины и многочисленные аспекты.

Он расхохотался:

— Зря вы смеетесь! Я люблю эту страну. Я уже люблю ее больше всего на свете. Время, которое я здесь провожу, — самое красивое в моей жизни.

— Ну, а меня она явно собирается убить.

Бонапарт тотчас посерьезнел:

— Дизентерия?

— Прежде всего, возраст. Отсюда и все проблемы Египта.

— А другие ученые — как они?

— Местная природа им не благоприятствует.

— Назовите имя того, кто чувствует себя хуже всех.

— Математик Форжюри, физик Малюс де Митри, [64] инженер Жирар [65] и, чтобы сэкономить слюну, которой и без того не хватает, почти все остальные ученые, то есть сто шестьдесят человек…

— Завтра мы достигнем берегов Нила. Там вы возьмете корабль. Берите с собой Бертолле. Я приведу армию до Эмбабы, [66] где, без сомнения, придется дать бой мамелюкам Мурада [67] и Ибрагима, [68] беев Египта. Если судьба будет ко мне благосклонна, мы войдем в Каир. И если все произойдет именно так, как я себе представляю, мы встретимся в этом городе. — Его взгляд сверкал, как в лучшие дни Итальянской кампании. — И тогда Египет будет принадлежать нам.

64

Этьенн-Луи Малюс де Митри (1775–1812) — выпускник саперного училища в Мезьере, участник сражения при Пирамидах. Член Института Египта. Во время похода в Сирию заболел чумой.

65

Пьер-Симон Жирар (1765–1836) — инженер, строитель каналов, в 1792 г. получил премию Академии наук за работу о шлюзах. Член Института Египта, в 1801 г. был избран его вице-президентом.

66

Эмбаба — селение на окраине Каира.

67

Mурад-бей (1750–1801) — глава мамелюков, соправитель Ибрагим-бея, вел борьбу с французами в Верхнем Египте.

68

Ибрагим-бей Старший (1735–1816) — мамелюкский правитель Египта.

Он схватил вожжи и взбодрил лошадь, пришпорив ее обеими ногами.

— Позаботьтесь о себе, Морган де Спаг. Теперь мы в Египте! И все только начинается.

Корабль, который предложил нам Бонапарт, вполне мог бы стать нашей могилой. И все потому, что нас атаковали мамелюки.

Воинов пятнадцать или двадцать сгруппировались на восточном берегу Нила, ожидая, пока тяжелая фелука подойдет в пределы досягаемости. Нас было всего шестеро. Моряк крепко зафиксировал штурвал и лег вместе со всеми на палубу. Борта мы предусмотрительно укрепили и приподняли за счет мешков с песком. По крайней мере теперь эта проклятая пыль могла нам послужить. «Только бы не попасть на отмель», — вздохнул моряк. Медленное движение делало из нас легкую добычу. Мы неумолимо приближались к ним.