Тайна шести подков

Он ткнул пальцем себе под ноги, и все… все без исключения швырнули свои цирковые метки.

“У тебя есть план? — спросил Труффо. — Мы не можем просто так убить хозяйку — мадам Д.Оже обладает в городе влиянием, полиция нас схватит!”

“Не схватит, — заверил его Бетти. — Потому что никакого убийства не будет. Хозяйка сама все сделает! Она состроит птичку! — Он задрал голову и ткнул пальцем вверх, под купол цирка, а потом, засвистев, опустил руку и, указав на манеж, добавил: — Шмяк! — после чего достал из кармана платок и промокнул воображаемые слезы. — Мадам так горевала в последнее время, господин полицейский, так горевала! Дела шли очень плохо! Мадам боялась, что мерзкий Помпео победит, ее мучили бессонница и паранойя, и она не выдержала, ну, вы знаете, как это бывает… Если бы мы только знали, что она задумала! Мы бы помешали ей! Своими панталонами клянусь! Хоботом слона Оливера клянусь! Но откуда нам было знать, господин полицейский? Ой, какое горе! Как же мы теперь будем без нашей любимой хозяйки?! Она была нам так дорога! А знаете что? Мы тут посовещались с труппой, господин полицейский, и решили почтить память мадам новым невероятным представлением! Вот, держите, два билетика, господин полицейский: для вас и для вашей дражайшей женушки…”

Бетти расхохотался, и труппа подхватила. Они смеялись так гадко, так страшно…

Я выбралась из партера и украдкой выскользнула из зала. Они меня не заметили, дорогой дневник! Но… я боюсь, я так боюсь…

И все же я знаю, что должна сделать.

Я должна помешать им! Я предупрежу мадам! Как только она вернется из ресторана, я ей все расскажу…

Кто-то идет… Я узнаю шаги. Это он! Я прикинусь, что ничего не знаю. Он поверит — он всегда мне верит…»

Мартин дочитал и захлопнул дневник. С ненавистью уставился на Бетти Грю.

Клоун сидел с закрытыми глазами и блаженной улыбкой. Он слушал с восторгом, словно последняя запись в дневнике была чем-то невероятно прекрасным для его ушей. Он перебирал перед собой пальцами в воздухе, словно подыгрывал озвученным Мартином страшным вещам, перебирая невидимые струны.

— О, Мариетта, — сказал он, открыв глаза, — ты всегда так хорошо запоминала реплики… Но здесь оплошала. Я хорошо помню ту ночь и все свои слова: там ведь еще было очень много ругательств — жаль, что ты их не записала: картина вышла неполной. Но ничего, я все исправлю, только найду свой красный карандаш…

— Ты убил… маму! — закричал Мартин. — Зач-ч-чем ты ее убил?

— Это же очевидно, Попрыгунчик: чтобы она не предупредила мадам. Я никогда не любил Мариетту, я всегда завидовал тому, как глупый зритель ее превозносит, и тому, как с ней возится хозяйка. Никогда не любил ее… да. Но знаешь, я очень любил ее убивать. Это было недолго, но каждое мгновение… м-м-м… как жаль, что это не повторить. Я пришел к ней в гримерку и размозжил ей голову этим самым молотом. Она умерла не сразу — лишь с третьего удара. Помню, как она лежала на полу, помню, как хрипела, умирая, и молила пощадить своего ненаглядного сыночка-уродца. О, бедняжка, она не знала, что в это самое время Бабул с Пламмеллини убивали тебя…

— Ненавиш-ш-шу! Ненавиш-ш-шу тебя!

Мартин сорвался с места и бросился к Бетти Грю. Клоун, казалось, никак не отреагировал, продолжая ухмыляться.

Человек-блоха вытянул все четыре руки, чтобы схватить Бетти Грю, но не успел. Тот дернул рычажок под подлокотником кресла, пол под Мартином скрипнул и провалился.

Мартин с криком рухнул в черную трубу. И хоть он успел подобраться и приземлиться на ноги, ему это не помогло.

На дне погреба стояла громадная металлическая ловушка.

Когда Мартин упал на нее, один за другим с лязгом сработали шесть капканов. Скобы сжались, захватив конечности Человека-блохи, переламывая их, и он заревел от боли.

Клоун, насвистывая, спустился вниз по скобам-ступеням и подошел к корчащемуся пленнику, выкидывая в стороны колени. В руках он держал свой деревянный молот.

— О, как тебе моя ловушечка? Вижу, нравится… Такими когда-то ловили гигантских блох. Она будто для тебя создана…

Мартин дернулся, и скобы впились глубже в его плоть.

— Не шевелись, иначе будет больнее, — сказал Бетти Грю. — Хотя нет — давай, шевелись!

Мартин прохрипел:

— Будь… будь ты проклят!

Клоун изобразил на своем лице недоумение.

— Что? Я? Проклят? Почему ты меня проклинаешь? Ты — неблагодарный мальчишка! Я ведь спас тебя! Я с тобой нянчился в цирке и после него. Я же был тебе, как отец…

— Ты и есть… мой отец.

Клоун расхохотался.

— Это вышло случайно, знаешь ли. Я не хотел тебя! Возиться с детьми?! Фу-марфу! Я хотел избавиться от тебя еще тогда, когда она собрала труппу и поделилась «радостной» новостью, хотел избавиться от тебя, еще когда ты из нее не вылез.

— Ч-ч-что?

— А как ты думаешь, откуда в цирке взялся грубб? Груббы ведь невероятная редкость — эту породу блох давно вытравили в Габене, и мне пришлось повозиться, чтобы достать одну. При должном желании на изнанке можно достать, что угодно. Но тут я просчитался: я рассчитывал, что грубб загрызет Мариетту, но ее спасли. А потом родился ты…

— Это ты сделал меня таким! Уродом!

— Нет же, Мартин, все наоборот: я сделал тебя уникальным. Вместо того, чтобы в этот мир выполз очередной посредственный человечишка, появился ты. Ох, как я был горд! Собой, разумеется! Ведь благодаря мне на свет появился тот, кого этот свет еще не видывал! Но вскоре меня постигли горечь и отвращение: ты оказался таким же, как и все, обыденностью, посредственностью, никчемностью… Ты разочаровал меня, Мартин! Нужно было все же отдать тебя в кунсткамеру — в банке от тебя хотя бы был какой-то прок. Бесполезный… тебе нельзя было доверить даже такое простое дело, как похищение циркачей. Ну вот зачем ты убил Фокарио? Теперь мое антре не будет идеальным! Хотя… наверное, все же хватит и остальных.

— Ч-ч-что… ч-ч-что ты с ними сделаеш-ш-шь?

— С этими бездарностями? То, чего они заслуживают. Была бы у них хотя бы капелька таланта, я бы выдал им важные роли, а так… им уготована лишь одна роль — реквизита. Но ты не волнуйся за них, Мартин. Скоро все закончится… Когда я закончу свои дела в цирке, я приду к твоей слепой подружке…

— Не-е-ет…

— И покажу ей номер. О, ей понравится: можешь не сомневаться…

— Не трогай Летти…

— Ты ведь рассказал ей все. Как я могу позволить ей знать? И самая смешная шутка заключается в том, что ты не сможешь мне помешать.

Клоун поднял молот.

— Нет… отец…

Бетти Грю на миг замер, а в следующий с размаху опустил молот на спину Мартина. Раздался хруст. Мартин дернулся. Каменный колодец наполнился криком.

За первым последовал второй удар. Он проломил хитиновый покров Мартина, во все стороны брызнула черная кровь, а клоун поднял молот для нового удара и расхохотался. Со смехом он принялся бить молотом Человека-блоху. Трещало проламываемое тело, брызгала кровь. Удары приходились и в спину, и по конечностям Мартина. Один скользнул по голове, оставив в ней вмятину…

Крики стихли, из горла Человека-блохи вырывались лишь хрипы, а молот все опускался, чтобы в очередной раз подняться, а затем снова ударить изломанное тело, зажатое в ловушке. Кровь залила пол погреба чернильной лужей.

А молот бил и бил под хруст, чвяканье и клоунский смех.

* * *

Свет фонаря вырвал из темноты погреба жуткую картину. Полли сперва не поняла, что это такое, но, узнав промокший в крови полосатый шарф, вскрикнула.

Она зажала рот, пытаясь сдержать рвотные позывы. Джон Дилби был менее… сдержан, и его вывернуло, прямо на залитый кровью пол.