Тайна старой леди

Еще я прокручивала в памяти тысячи раз, запоминая и оплакивая, наши дни и ночи. Их было мало, так мало, что я вытаскивала из памяти все, что тогда в состоянии была запомнить. Уточняла эти воспоминания, утверждала их и тоже укладывала в закрома памяти, чтобы вынимать их оттуда иногда, и сначала плакать и страдать над ними, потом тосковать, потом печалиться, а сейчас – вспоминать с мечтательной улыбкой, завидуя сама себе, как сильно, немыслимо просто он любил меня.

Самое обидное, что у меня не было ни одной фотографии мужа, и я не представляла, что скажу когда-нибудь дочери об этом. А с другой стороны, если бы она была… ничего больнее, чем смотреть на нее, я не могла сейчас и представить.

Время лечит, это точно. Это я знала по себе. Я могла уже говорить о нем с родителями. Могла вспомнить его ласковые слова, сказанные мне, и не плакать, замирая от боли. Это был колоссальный прогресс.

И сейчас это появление Ярослава возвращало меня в то наше время – общее. Что тогда ему рассказал отец обо мне, что ему было известно? Я не знала. И надеялась, что он позвонит Аркадию Ивановичу и все прояснит для себя. И я не увижу его больше – напоминания о том времени, об университете, о Лизке, о Мире…

Папа пришел в на удивление хорошем настроении. И сказал, что не звонил Аркадию Ивановичу.

– Это ты у нас паникер, а я что скажу? Сын твой приходил, и что? Вот если будем иметь проблему, тогда и станем ее решать. Он уже позвонил отцу и все выяснил. Так что не дрейфь, дочь, все под контролем.

До вечера никто не явился нас выселять, и мы с мамой успокоились. Когда совсем уже стемнело и мелкая спала, раскинувшись крабиком, сели, как всегда летом, ужинать во дворе. И я поделилась с родителями мыслями, которые пришли на ум днем:

– Папа, мама, а, может, хватит уже прятаться? Прошло почти три года – и тишина. Нигде никого. Сколько мы будем тут сидеть - в чужом доме, вот так - опасаясь, что вышвырнут под настроение? Скорее всего, обо мне уже забыли, а может и тогда не знали. Да и кому я там нужна – порченая, по их мнению? Это наш мир, наша земля, что мы тут прячемся от чужаков?

– Ты куда хочешь вернуться, в Питер? Доучиваться?

– Боже упаси. Отбиваться опять… страшный сон. Нет, к сожалению. Домой поедем. На крайняк, сейчас можно спокойно продать нашу квартиру и купить, например, рядом с тетей Валей. У них в городе за эти деньги можно купить две. И врачи везде нужны, а мама учителем рисования пойдет, или я. А ты, мам, посидишь до школы с малой. И жизнь там дешевле, ты сама говорила. А уж эти туда точно сто лет не заглянут. Ну, как вам идея?

– Я уже думал об этом. Только не к Вале. Она родня, лучше подальше – меня еще тогда сманивали на Урал. Там открывали новую клинику для горняков – современную, с нуля. Если бы тогда согласился, то взяли бы Главным. Ну, а теперь тоже, думаю, не откажут. Может, на отделение.

– А почему тогда не согласился?

– Так Урал – северный. Там климат суровый. Но теперь, когда ситуация такова, что выбор не особо велик… давайте думать. Я сделаю запрос в кадры. Узнаю, есть ли вакансия и тогда станем решать.

И тут подала голос мама. Она всегда была немного суетлива, неуверенна. Это воспринималось, как милая женская слабость и очень шло ее нежному облику. Папино слово всегда было решающим и никогда не оспаривалось ею. А сейчас прозвучал спокойный и уверенный голос:

– Отставить. Даже не обсуждается. Малой два года. Какой, к лысому, Урал? И даже не говоря о северном климате… Вы себе представляете масштаб мероприятия? Продажа квартиры, сортировка, пересылка нужных вещей и утилизация или раздача ненужных. И это все – на два дома. Кто тебе даст там жилье с иголочки? За какие… ты наймешь людей? Ты представляешь, во сколько станет перевозка багажа и переезд? И сам, ночами и между дежурствами будешь ремонтом заниматься? А потом за нами? Ты и так не работаешь, а пашешь, отец, а на этом всем просто надорвешься. Потому что мы можем только помочь собрать здесь тряпки в узлы. Так что все об этом.

Мы с папой пришибленно молчали, потому что она была права. Она любила его и берегла, боялась за него. А он бы тянул по привычке, пока действительно не надорвался бы. А мне все это и в голову не пришло.

Как-то больше и не обсуждая ничего, доели ужин, убрали со стола. Я ушла к Мире спать, а они долго еще сидели на качели, я слышала тихие отголоски их разговора в открытое окно.

Накатила такая тоска почему-то, такая непонятная грусть... И впервые вызванная чем-то другим, а не воспоминаниями о Мире. Чего-то хотелось, тянуло куда-то... Я бы уехала и на холодный северный Урал, уехала с радостью, но мама права…

ГЛАВА 11

Ярослав пришел через три дня. На этот раз один, без девушки. Было воскресенье, все мои были дома. Мама варила в летней кухне зеленый борщ со щавлем, и, судя по запаху разваренной свинины, он скоро должен был быть готов. Мы с папой собирались после обеда ехать на дальний пляж. Затаскивали в машину коврики, полотенца, большой складной зонт для мамы и Миры. С бутылкой воды я вышла в очередной раз из дома и увидела, как папа здоровается с гостем за руку. Вот сейчас все и прояснится - что и как. Я сбежала по деревянным ступенькам веранды и подошла к ним. Поздоровалась. Папа обернулся ко мне.

– Ришка, так получилось, что Ярослав не знал, что дом занят и теперь не может найти место в гостинице. Придется потесниться, раз прибыл хозяин.

Ярослав чуть поморщился, но не сказал ничего.

– А куда? – поддержала я вежливо игру.

– Мне нужно просто место для ночлега. В летней кухне есть койка, она вполне меня устроит.

– Ярослав, там узкая коечка с продавленной металлической сеткой вместо ортопедического матраса. Вы там, как кильки в банке друг на друге будете спать. Придется потесниться нам. Папа, в гостиной, если убрать…

– Я один, меня вполне устроит и коечка, – он смотрел мне в глаза.

– О как! А как же любимая?

– Это не… Я в тот же день вернулся с ней в Питер, оставил там.

Я посмотрела на папу, он на меня. Ну, его-то я не стесняюсь. После всех тех наших разговоров… Будем говорить прямо.

– Ярослав, если ты приехал затем, чтобы опять… чтобы снова…Ты бы поискал место в гостинице, пожалуйста, я очень тебя прошу. Или папа спросит у своих сослуживцев, тебе с радостью…

Он молча развернулся и пошел к калитке. Я с облегчением выдохнула, посмотрела на папу, улыбнулась торжествующе. Он тоже улыбался, только как-то не так.

За забором что-то стукнуло, грохнуло, потом хлопнуло, пикнуло, и в калитку вошел Ярослав с большой сумкой и кейсом. Прошел по дорожке к дому, поставил вещи у моих ног и спокойно сказал:

– Это будет дорого. Я сэкономлю. В конце концов, имею право.

Я опять посмотрела на папу с укором, я же говорила – нужно мотать отсюда. Если не на Урал, то домой. Мы здесь не хозяева, даже не имеем права выставить его за порог. От летней кухни подходила мама, вытирая руки фартуком. Отмахнулась от моего движения к ней: