Тайна Темир-Тепе (Повесть из жизни авиаторов)

— Да-а… — только и мог сказать Дятлов.

Друзья поздравляли Валентина, он был героем дня.

Валико высказал сожаление:

— Жаль, что убил. Живым бы его… Ясно, что он был не один, а теперь это тайна.

Воодушевленные примером Высокова, курсанты горели жаждой подвигов. Будучи на посту, теперь они смотрели во все глаза, но, разумеется, враг это учитывал и новых попыток совершить диверсию не предпринимал.

У Бориса Капустина вся эта история вызвала какие-то неясные переживания. Он, конечно, вспомнил свой разговор с той малознакомой девицей: как она интересовалась расположением поста у бензосклада и сменой часовых и как он, Борис, легкомысленно выболтал ей все… С холодной дрожью в спине вспоминал он и то, что стоять на посту в тот страшный час должен был он, что Высоков подменил его случайно, а если бы не подменил, то…

Борис вовсе не был уверен, что он сумел бы расправиться с диверсантом так, как это сделал Валентин. Теперь он приходил в ужас от мысли, как бы кто не узнал о его болтливости. И дал себе слово никогда больше ни с кем не говорить о чем-либо служебном. Фаину ему и хотелось и не хотелось видеть. Хотелось, чтобы убедиться, что разговор с ней о караульной службе и нападение на пост — случайное совпадение; не хотелось потому, что боялся: а вдруг это совпадение не случайно? Сверх того его мучила зависть. Зачем он согласился поменяться с Валентином дежурствами? Тогда бы не Валентин, а он был героем дня… Конечно, все могло бы быть по-другому, но…

Словом, ночное происшествие на бензоскладе внесло много нового в обычный, размеренный распорядок жизни школы.

В первый же свободный день Нина поехала в город и, преодолев личную неприязнь к подполковнику госбезопасности, записалась к нему на прием. Ждать пришлось около двух часов. Подполковник принял ее с холодной официальностью. Во время разговора Нина обратила внимание, что третий человек, присутствовавший в кабинете и назвавший себя капитаном Джаниевым, смотрит на нее с большим сочувствием. Капитан был уже пожилым человеком. В его черных волосах пробивалась седина, восточное скуластое лицо с раскосыми глазами выглядело усталым.

Подполковник, как и при первом разговоре, слушал рассеянно и нетерпеливыми движениями пальцев переставлял предметы на письменном столе.

Нина напомнила о Дремове, повторила свои подозрения о том, что его гибель — дело вражеских сил, и заключила такими словами:

— Теперь, я думаю, вы не сомневаетесь, что «в контролируемом вами районе» действует враг?

Подполковник поморщился и сказал:

— Вы, товарищ старший сержант, не сказали мне ничего нового. А взаимосвязь между катастрофой Дремова и нападением на пост — не больше, чем взаимосвязь между африканским слоном и биографией моей покойной бабушки… Впрочем, попробуйте высказать свои доводы моему преемнику капитану Джаниеву. — Глазами он показал на капитана.

При этих словах капитан Джаниев отвернулся к окну, а Нина, покраснев, стала глядеть в пол.

— Вот так. В таком разрезе, товарищ старший сержант. Через пару дней Джаниев освободится от приема дел и займется вами. Всего доброго.

Нина пошла к двери, и за спиной услышала голос Джаниева:

— Прошу вас, подождите меня у выхода. Через десять минут я еду к вам в школу и подвезу вас.

Когда прибыли в расположение школы, Джаниев, прежде чем идти в штаб, зашел с Ниной в ее комнату и тут со всем вниманием выслушал ее, не перебивая. При этом лицо его было непроницаемым и Нина не могла уловить, как ее собеседник относится к тому, что она говорит. Он продолжал оставаться некоторое время таким и после того, как Нина замолчала. Раздраженная этим, Нина хотела было уже встать, как вдруг Джаниев заговорил:

— Наберусь смелости предполагать и думать так же, как вы. Но вот вопрос: кому понадобилась расправа с Дремовым? Может быть, он этой вынужденной посадкой помешал кому-либо? А пока, товарищ Соколова, я вам скажу одно: я не считаю ваши слова пустыми. — Пожал ей руку и вышел.

По вполне понятным причинам Джаниев не мог рассказать Нине о многих делах, какие происходили в это время в Средней Азии.

Немцы строили планы похода на Индию. Их агентура в Средней Азии готовила для похода путь. Кто-то распускал панические слухи, кто-то направлял диверсантов, собирал шпионские сведения, выявлял дизертиров и использовал их в собственных целях. Близость границы осложняла обстановку. Вон они, горные вершины, видны отсюда, а за ними чужие страны, враждебные силы. И не будет ничего удивительного, если предположения Соколовой окажутся оправданными. А этот случай на посту? Разве это не звено общей цепи?

Джаниев пришел к начальнику школы и попросил вызвать Берелидзе и Высокова. Выслушивая их показания, он просматривал постовые ведомости и неожиданно задал вопрос:

— Берелидзе, вы были начальником караула, объясните, почему поменялись постами Высоков и Капустин?

— Разрешите, товарищ капитан, — попросил Высоков.

— Да.

— Капустин несколько раз подряд попадал на этот трудный пост в третью смену. На разводе у него был невеселый вид, и я предложил ему поменяться…

— Это нарушение.

— Виноват, товарищ капитан.

— Очень виноват. Но все хорошо, что хорошо кончается. Пройдите пока в соседнюю комнату, а ко мне пусть зайдет Капустин.

Переступив порог и увидав рядом с полковником Крамаренко капитана госбезопасности, Борис напугался. У него задрожали колени, а когда стал докладывать о прибытии, сорвался голос.

Капитан, конечно, заметил волнение Бориса, и, стараясь его успокоить, спросил как можно дружелюбней:

— Вот, товарищ Капустин, вы поменялись часами дежурства на посту с Высоковым. Ну, а если бы не поменялись, смогли бы вы сделать то же самое, что сделал Высоков?

— Я обязан… То есть часовой обязан… Должен…

— Это ясно. Ну, а конкретно?

— Не знаю… — признался Борис и опустил голову.

— Как летаете?

— Инструктор говорит, плохо…

— А сами вы как думаете?

— Так же.

Борис покраснел и часто заморгал глазами.

— Не вешайте головы. Постарайтесь быть таким, как большинство ваших товарищей. Побольше уверенности в своих силах. Можете быть свободны. Пригласите ко мне вашего старшину.

Старшина лихо отрапортовал о прибытии и застыл в положении «смирно».

— Скажите, товарищ старшина, почему курсант Капустин на протяжении длительного времени назначается в самый трудный наряд?

— Он нытик, товарищ капитан, — объяснил старшина. — А нытиков надо закалять. Я ведаю нарядами, и это мое решение.

— А вы все-таки не нагружайте его больше остальных, тогда легче будет с него требовать как и с других. Дай бог, чтобы он с обычными-то делами научился справляться, а вы ему еще какие-то сверхурочные придумываете.

— Понял, товарищ капитан.

— Хорошие у вас курсанты, — сказал капитан Дятлову и Крамаренко после того, как вышел старшина. — Честные. Только очень уж «зеленые».

— А как вы находите Капустина? — осторожно спросил Крамаренко. — Что-то уж очень он разволновался.

— Вот это-то как раз и хорошо. Я думаю, что ему надо помочь.

С начальником и комиссаром школы Джаниев простился в веселом настроении, а когда захлопнул дверцу машины и опустился на сиденье, на лицо его легла печать озабоченности и мрачного раздумья.