Тайна 'Тускароры'

Девушка-официантка подкатила столик-коляску. Стала убирать со стола.

Майор, насупившись, глядел на нее.

– Вам еще что-нибудь?
– спросила девушка.

– Нет, - буркнул майор.
– А хотя да... Вы случайно не знаете того высокого седоватого пассажира, который сидел со мной? Я заметил, вы все поглядывали на него.

Девушка улыбнулась:

– Знаю... Его многие знают... Я думала, вы тоже.

– Кто же он такой?

– Академик Волин - океанолог. Вот здесь о нем написано в газете. Его назначили председателем правительственной комиссии, которая будет вести спасательные работы на "Тускароре".

– Значит, Волин, - пробормотал майор. "

Ну конечно, Волин, - думал он раскуривая папиросу.
– Когда наш генерал, вместе с этим морским чертом адмиралом Кодоровым, песочили меня за Онекотан, адмирал упомянул про академика Волина. Я еще удивился про себя - однофамилец или родственник того парня. А это, оказывается, он сам и есть... Дела... Кандидаты наук из моих парней получались. Это я точно знаю. Но чтобы академик! Выходит вы, товарищ майор Нестеренко, и будущих академиков воспитывали".

Майор многозначительно кашлянул и подмигнул было официантке, но, вспомнив о двадцати сутках строгача, влепленных им будущему академику, снова помрачнел и покачал головой.

Кошкин строит гипотезы

В Петропавловском аэропорту Волина встретил Кошкин.

Уже рассветало. Низкие облака скрывали снежный конус Коряка и дымящуюся вершину Авачи. Ветер резкими порывами задувал с океана, нес в лицо мелкую дождевую пыль.

– К утру разгонит, - уверял Кошкин, семеня рядом с широко шагающим Волиным и стараясь попасть в ногу.
– Как долетели, Роберт Юрьевич?

– Превосходно. Вылетел вчера. Ночь показалась удивительно короткой. И вот я здесь.

– Без посадки?

– Да - прямой рейс. Шесть летных часов.

– Техника на грани фантастики, - восторженно объявил Кошкин, придерживая обеими руками шляпу, которую ветер так и рвал с головы.

– Есть что-нибудь новое?
– поинтересовался Волин, когда сели в машину.

– Абсолютно ничего, - сказал Кошкин и с места взял такую скорость, что Волина втиснуло в эластичную спинку сиденья.

Фонари по сторонам широкого шоссе слились в светящийся пунктир.

– Заседание обкома в десять ноль-ноль, - сказал Кошкин, стремительным виражом огибая автобус.
– У вас еще есть несколько часов. Самолет на Симушир заказан на четырнадцать ноль-ноль.

Волин бросил взгляд на спидометр. Стрелка подрагивала около ста пятидесяти. Кошкин был верен себе.

– Все члены комиссии приехали?
– спросил Волин, помолчав.

– Все, кроме профессора Анкудинова. Старик, как всегда, опоздает.

– А там, на Симушире, не удалось принять по радио... никаких сигналов?

Кошкин так удивился, что даже сбавил скорость до ста километров.

– С "Тускароры", Роберт Юрьевич?.. Вы еще ждете сигналов?

– А почему бы нет!

Кошкин дал газ, и стрелка спидометра сразу рванулась к ста семидесяти.

– Послушайте, не злоупотребляйте, - посоветовал Волин.
– Бетон мокрый. Скользко. Кроме того, тут, вероятно, попадаются регулировщики...

– Меня знают, - объяснил Кошкин, но все-таки убавил скорость до ста сорока.
– Нет, Роберт Юрьевич, никаких сигналов больше не было. В тот вечер передача оборвалась сразу, как ножом обрезали. И больше ни звука. Это все получилось мгновенно. Взрыв или...

– Передача оборвалась именно в тот момент, когда Савченко сообщил о фиолетовом свечении?

– Мы все дали в газеты абсолютно точно, - сказал Кошкин.
– В Совет Министров, вам в институт и в центральное информбюро дан абсолютно идентичный текст. Так приказал Лухтанцев. А текст передавал я лично.

– Кто принимал последнюю передачу с "Тускароры"?

– Марина Богданова - биолог наземной базы "Тускароры" на Симушире. Может, знаете?

– Нет.

– Она недавно работает. Совсем девчонка. Прислали после окончания института. Все просила, чтобы ее взяли вниз на станцию.

– Где она сейчас?

– Здесь, в Петропавловске. Ее тоже вызвали на заседание в обком.

– Это хорошо.

– А как вы думаете, Роберт Юрьевич, что могло произойти там, внизу?

– Не знаю.

– Ну, а все-таки, что вы предполагаете?

– Пока ничего...

– Э-э, - разочарованно протянул Кошкин.
– У нас тут уже у всех свои гипотезы. Лухтанцев, например, считает, что станцию сразу раздавило давлением воды.

– Вздор, - резко бросил Волин.

– Как вы сказали?
– удивился Кошкин, оторопело глядя на Волина.

– Смотрите вперед, - посоветовал океанолог.
– Я сказал - вздор.

– Ага, - согласился Кошкин.
– Между прочим, я с ним тоже не согласен. Геннадий Розанов, аспирант Лухтанцева, думает, что на станции произошел взрыв. Могли взорваться баллоны с резервным кислородом или еще что.

– Маловероятно.

– Вода, заполнившая входную шахту, некоторое время газировала. Марина говорит, что это было похоже на кипение. Розанов поэтому считает, что само здание станции уцелело. Взрыв произошел внутри и не разрушил ее.

– Откуда же взялась вода в шахте?

– Какая-нибудь трещина могла получиться. Через нее?

– Это тоже вздор, - заметил Волин.

По сторонам шоссе уже мелькали многоэтажные дома, зеленые газоны, яркие пятна цветочных клумб среди мокрого асфальта. Круто свернув в боковую улицу, Кошкин резко затормозил возле большого серого дома.

– Лухтанцев приказал привезти вас сначала сюда, - сказал Кошкин.
– А уж потом в гостиницу. Он ждет вас...

Сопровождаемый Кошкиным, Волин неторопливо прошел в подъезд, у дверей которого висела черная табличка с белой надписью: "Петропавловский филиал Всесоюзного института океанологии".

Однако директора филиала профессора Лухтанцева в этот ранний час в институте не оказалось.

– Работал всю ночь, а недавно поехал домой, побриться и позавтракать, объяснила заспанная секретарша.
– Просил позвонить, как вы приедете. Я сейчас сообщу ему. Проходите в кабинет.

Волин кивком головы пригласил Кошкина следовать за ним. Они сели на широкий кожаный диван, закурили.

– Значит, давление воды, взрыв, что еще?
– спросил Волин, испытующе поглядывая на Кошкина.