Тайна 'Тускароры'

Сейчас, после восстановления станции, тысячи людей обращаются в институт, просят послать их работать на "Тускарору". В ближайшие дни здесь появятся новые наблюдатели... Если бы не необходимость лично доложить министру о работе комиссии и не дела в институте в Ленинграде, ему, Волину, надо было бы сейчас остаться тут. Поработать несколько месяцев на "Тускароре", самому внимательно обследовать дно. К сожалению, сейчас это невозможно. Начальником "Тускароры" временно, до возвращения из Австралии Дымова, останется Гена Розанов. Кажется, он способный, смелый юноша и неплохой исследователь, но избытком энтузиазма не страдает. Хорошо еще, что удалось преодолеть сопротивление Лухтанцева, убедить его допустить к работе внизу Марину. Ее присутствие компенсирует то, чего нет у Розанова... Едва ли только она сработается с Дымовым. Ох, этот Дымов...

Послышался шорох гравия под тяжелыми шагами. Волин поднял голову и с легким удивлением сообразил, что совсем рассвело. Густо-синей стала поверхность океана, теплым золотом налились облака на востоке и вот-вот брызнут из-за них неяркие лучи утреннего солнца.

К площадке маяка неторопливо приближался Анкудинов в ватнике, белых парусиновых брюках и в соломенной шляпе, сдвинутой на затылок. Широкое красное лицо старика биолога расплывалось в довольной улыбке.

– Утречко-то, Роберт Юрьевич, - отдуваясь сказал Анкудинов.
– Благодать!.. Уезжать не хочется. А вы, однако, раненько поднялись, дорогой. Не спится перед отъездом?

– Хотел посмотреть восход...

– Вот и я тоже. До чего хорошо...

– Вы теперь куда, Иван Иванович?
– спросил Волин.

– В Крым, к своим дельфинам. Потом в Москву. В сентябре опять сюда. Кошкин грозил к сентябрю закончить вчерне океанариум. Я ему, правда, не верю. Работы там до лиха, а теперь еще часть рабочих и техники перебросят в шахту...

– Да, монтаж лифта придется ускорить...

– Эх, Роберт, Роберт, до чего ж ты упрям!
– сердито перебил Анкудинов. Ты прости, что я так запросто... Хоть ты теперь и академик, а учил тебя я... Значит, мне можно... Законсервировал бы я твою "Тускарору" на несколько лет. Ну, хотя бы до того времени, пока удастся сконструировать надежный донный вездеход. Ведь она нужна прежде всего как база таких вездеходов.

– Задачи, стоящие перед "Тускаророй", гораздо шире, - возразил Волин. Нам необходимы непрерывные донные наблюдения...

– Ну и веди их на здоровье с батискафов.

– Разве это заменит?

– А разве можно гробить людей! Ты не обольщайся, дорогой. Хоть тебя и назначили председателем комиссии, ответ перед ученым советом института и перед президиумом Академии тебе держать... А там у тебя "приятелей" - не дай боже. Вот подожди, еще Дымов приедет с симпозиума, так он и дыму, и жару добавит. Я бы этого типа вообще в институте не держал, а он - на тебе - выскочил в начальники первой в мире глубоководной станции.

– Дымов - растущий ученый, способный океанолог. Молодой, энтузиаст своего дела...

– А человек?

– У каждого из нас свои недостатки, Иван Иванович!

– Верно, ангелов в природе не бывает. Но недостатки недостаткам рознь... Дымов нехороший человек, Роберт. А нехороший человек не может быть хорошим ученым. Вот так...

– Вы слишком строги к людям.

– Мне можно... Людей на своем веку насмотрелся... Разных... Хорошее от плохого умею отличать. И этого твоего Дымова еще со студенческой скамьи заприметил. Никогда не забуду, как он у меня отметку на экзамене выпрашивал. Что у него в билете было, конечно, не помню, а отвечал он вокруг да около. Язык-то у него уже тогда был подвешен неплохо. Ударился в философствование, слова не дает вставить. Я копнул поглубже - пустота... Кончил он отвечать, я ему и говорю: "Кое-что вы, молодой человек, конечно, знаете, но больше тройки поставить не могу". Он меня за рукав: "Иван Иваныч, это недоразумение. Я все знаю; билет неудачный попался. Спросите еще, пожалуйста. Я отличник, повышенную стипендию получаю". Что поделаешь? Стал спрашивать еще. Он опять вокруг да около, а как до существа дойдет, чувствую, плавает. Долго я с ним промучился... В конце концов говорю: "Ладно, четверку вам поставлю, но, имейте в виду, с натяжкой". Так он, наглец, опять меня за рукав хвать: "Не ставьте четверку в зачетку. Без повышенной стипендии останусь. Я не могу. У меня мама, у меня тетя... Разрешите, завтра еще раз приду". И чуть не плачет. А мне, понимаешь, и противно, и, вроде, жалость какая-то. Дело это вскоре после войны было. Многим трудно жилось. Может, думаю, у парня семья большая. Выскочил на повышенную стипендию, а я ему все испорчу. Полистал его зачетку. Вижу, одни пятерки. Эх, думаю, от одного балла не рассыплется здание науки. Черт с ним!.. Поставлю пять. Пусть получает свою повышенную стипендию. И поставил... Он поблагодарил этак вежливо и пошел. А потом разговорился я как-то в столовой с одним из преподавателей: оказывается, Дымов и у того пятерку выпросил. Каков делец!

– Иван Иванович, экзамен всегда - лотерея. Кому как повезет. Мне, например, на первом экзамене вы тоже четверку вкатили. А я материал знал.

– Ну, так ты не выпрашивал отметки.

– Нет, конечно. Но считаю, что вы тогда тоже ошиблись на один балл... Одному передали, другому недодали. А в среднем - норма...

– Так я же не об этом говорю, - опять рассердился Анкудинов.
– Конечно, экзаменационная отметка не всегда отражает суть дела... Иногда придет какая-нибудь зеленоглазая дева с рыжими волосами, вроде Марины Богдановой, и этак мило плавает... Заглядишься и уже не слушаешь, какую она чушь собачью порет... Ну и покривишь душой, поставишь четверку, за ясные глазки. Наверно, и с тобой такое случалось... Но выпрашивать отметки - это уже крайняя мерзость... А вообще экзамены отменить надо... Не нужны они ни студентам, ни нам... По каждой дисциплине сейчас есть практикум. Вот он - истинный и точный критерий, кто чего стоит.

– Разве вы не отделяете знаний от умения?

– Когда-то их отделяли... И это было исторически оправдано. А теперь даже гуманитары пользуются электронными вычислительными машинами. Теперь знать это прежде всего уметь сделать. Вот так... Разве не согласен?

– Согласен лишь отчасти. Энциклопедисты, которые много знают и мало умеют, нужны и сейчас. Для больших обобщений.

– Ну-ну... Вот ты много умеешь, будешь всю жизнь работать как ишак, а обобщать предоставишь дымовым? Что ж, это они с радостью... Знают теперь больше, чем в бытность студентами. Только вот для диссертаций им все еще нужна помощь. Я-то знаю: докторская диссертация Дымова написана не только на твоих материалах, но и с твоей помощью.

– Преувеличиваете, Иван Иванович.

– Ничего подобного... И, к твоему сведению, при голосовании я ему тоже черняка сунул. Не потому, что идеи плохие. Идеи хорошие - за то, что не его идеи. Вот так... И будь в нашем совете побольше таких старых чудаков анкудиновых, не видать ему докторской степени, как своей лысины.

– Кстати, у него пока нет лысины...

– И не будет. Это я к слову... Дымовы застрахованы и от лысин, и от стенокардии. Зато многие от них облысеют и стенокардию наживут.

– За что вы его так невзлюбили, Иван Иванович? Ведь не за экзамен же тот злосчастный.

– Я бы тебе мог рассказать... Да не хочу настроение портить в такое утро. Одна история с его матерью чего стоит... Ведь она на него в суд подавала... В суд на сына!.. Ладно, черт с ним... Скажи лучше, почему его с симпозиума не отозвали? Как-никак числится начальником "Тускароры".

– Президиум Академии предоставил ему самому решить - возвратиться или остаться там до конца. Он сообщил, что его присутствие на симпозиуме крайне важно, и остался. Через неделю приедет.

– Приедет - после драки кулаками махать. Это он мастак. Значит, ему предоставили право решать самому, а нас никого не спросили... Мы все, видно, чепухой занимались, что нас сорвали с мест и сюда прислали.

– Иван Иванович, дорогой, зачем вы так? Вы же хорошо знаете, что он поехал на симпозиум в качестве единственного представителя нашей науки. И симпозиум как раз посвящен глубоководным исследованиям со стационарных станций. Нам важно знать все, о чем там будет говориться, и сформулировать свои предложения по части организации совместных исследований.

– Значит, надо было ехать тебе, а не ему.

– Может быть. Но я был занят, вы знаете об этом. Мне предстояло присутствовать на испытаниях подводных вездеходов.

– Ну, так ты все равно не смог там быть.

– Не смог... Из-за "Тускароры"... К счастью, испытания перенесли на осень. Модель потребовала серьезной доработки.

– Ну, ладно, - добродушно сказал Анкудинов.
– Ты, наверно, прав. Тут без тебя тоже могли черт знает что напороть. Никто не верил, что станция цела. Даже я не верил... Могли угробить твою "Тускарору"... Теперь что думаешь делать?