Тайна за 107 печатями, или Наша разведка против масонов

Тогда не говорили слов: атомные бомбы, реактор— но в кабинете графа Канкрина явственно чувствовалось, что Россию помимо социальных потрясений может в ближайшее время ожидать нечто масштабное и в науке.

Несмотря на серьезные проблемы в финансах, Рябушинские изыскали достаточно приличную сумму — около 800 тысяч рублей золотом — на дальнейшие работы. Атомная программа начала воплощаться в жизнь…

Но Вернадского ждало разочарование.

Его правой рукой вскоре стал физик М. И. Соболев, вернувшийся из Парижа, где стажировался в лаборатории Кюри. Через несколько месяцев Пьер Кюри, встретившись с Вернадским на научной конференции, в приватной беседе информировал русского ученого, что он не доверяет Соболеву. И что ему известно, что Соболев вовсе и не… Соболев и что он связан с активистами 2-го Интернационала, которые уж больно любопытны в том, где и как идут новейшие изыскания в научных исследованиях. К сожалению, Вернадский это не воспринял всерьез и своевременно не поставил в известность своего покровителя. И лишь когда заметил, что прямо из стола стали исчезать исследования в новой области, а его помощник явно саботирует принимаемые им решения, профессор обратился в Имперскую разведку. Но графа не было в столицах, а к императору попасть оказалось невозможно. Вернадский вернулся в лабораторию и, отложив визиты до лучших времен, на часть денег, оставшихся от меценатства Рябушинских, организовал экспедиции в Сибирь, в Азию и на Памир для поисков урановых месторождений. К этому были подключены военные эксперты; а когда залежи урана были найдены, их места нахождения были строго засекречены.

Но утечка информации произошла; вскоре в научных кругах разгорелся скандал. После чего Вернадский был приглашен военным министром В. А. Сухомлиновым, которому набросал план создания атомного устройства, способного в результате цепной реакции взорваться. Ученому было предложено не афишировать свои работы.

После встречи с военным министром с Вернадским встретился граф Канкрин, который уже знал о том, что из его лаборатории происходит утечка секретных материалов. Александр Георгиевич предусмотрел локализацию, но все же речь о создании « особо тяжелой и мощной бомбы» просочилась в открытую печать.

С началом Первой мировой войны стало все труднее прятать секреты.

Агент Группы — английский писатель Герберт Уэллс, постоянно интересовавшийся внутренней жизнью России и ее секретами, — в своем произведении «Освобожденный мир» приводит описание атомной бомбы и несущего ее бомбардировщика, похожего на русский аэроплан «Святогор» конструктора Игоря Сикорского, который в то время был одним из руководителей военной промышленности, одновременно занимался конструированием летательных аппаратов.

Русская наука оказалась в преддверии великого научного открытия, ибо исследования и разработки Вернадского заложили основу создания в России атомной бомбы и атомного реактора. Но нужны были новейшие технологии.

Отбушевала Первая мировая война — пролог нового мира в России. И Орден осуществил государственный переворот в России под названием Октябрьская революция и вверг величайшую страну в пучину дикости, безнравственности и научной деградации. В том числе и в сфере ядерной физики. Большинство научно-исследовательских институтов советская власть сразу же закрыла, выполняя волю Ордена, в том числе свернула и программы в лаборатории В. И. Вернадского, который покинул разгромленную Россию со своей семьей и уехал в Париж. Где стал профессором Сорбонны, читал лекции по экологии и проводил экспериментальные исследования в радиевой лаборатории Марии Склодовской-Кюри.

Лишившись возможности решать прикладные задачи в области ядерной физики и радиогеологии, он направил свое внимание на теоретические проблемы биосферы.

Тогда же в Петрограде создается Радиевая лаборатория, которую ему… предложили возглавить, и Владимир Иванович вернулся в Россию. На родине в 1922 году он читает лекцию, где были такие слова о скором будущем в ядерной физике: « Мы подходим к великому перевороту в жизни человечества, с которым не может сравниться все им пережитое. Недалеко то время, когда человек получит в свои руки атомную энергию… Дорос ли он до умения использовать ту силу, которую неизбежно даст ему наука? Ученые не должны закрывать глаза на возможные последствия научной работы, научного прогресса. Они должны себя чувствовать ответственными за последствия их открытий. Они должны связать свою работу с лучшей организацией человечества».

Вскоре « лучшей организацией человечества» для него стало подразделение, которым руководил Владимир Забрежнев.

Вернадскому была предложена лаборатория, которая стала самым мощным центром формирования и кристаллизации ученых и науки.

Этот центр — зародыш будущей советской системы военно-промышленного комплекса.

А созданная несколько ранее группа оптиков во главе с молодым физиком Д. С. Рождественским вскоре выделилась в самостоятельную лабораторию прикладной и фундаментальной науки и стала называться Государственным оптическим институтом. Тогда как площади, которые занимал Рождественский, занял Вернадский.

Здесь же Забрежневым было сформировано подразделение физиков-теоретиков во главе с А. Ф. Иоффе; позже преобразовано в Физико-технический институт. Тогда как лаборатория В. И. Вернадского вскоре стала Радиевым институтом. И если вы еще не поняли, добавлю ремарку: в советскую науку пускали подготавливаемых талантливых евреев; русским в новой науке скоро уже будет не место, по крайней мере на ведущих ролях…

По истечении пяти лет Вернадскому было предложено оставить должность директора института и, передав руководство радиохимику Г. В. Хлопонину, непосредственно заняться научными изысканиями.

Не совсем отдавая себе отчет в том, кто такой Забрежнев, Владимир Иванович в его присутствии неоднократно негативно отзывался о власти большевиков, давая им нелицеприятные оценки. Забрежнев, казалось, снисходительно реагировал на слова ученого, а однажды в его кабинете появился небольшого роста крепко сложенный молодой человек и, представившись сотрудником Коминтерна Борисом Пономаревым, предложил Вернадскому прекратить беспредметные разговоры о большевиках и власти. После этих коротких и жестко сказанных слов он указал руками на дверь, предложив следовать за ним.

Через некоторое время автомобиль привез их на территорию монастыря, и в одной из многочисленных келий Вернадский увидел также небольшого ростом человека, лицо которого было усыпано оспяными точками. Ученый отметил про себя сходство незнакомца с растиражированными портретами Иосифа Виссарионовича Сталина. Очевидно, уловив, о чем думает Вернадский (а Сталин имел подобный талант) и усмехаясь, незнакомец сказал:

— Что, похож портрет на меня или я похож на портрет? Вы не волнуйтесь, товарищ Вернадский. Вы ученый, но и мы чему-нибудь учимся и иногда читаем, что там у вас делается в вашем мозгу…

И по истечении времени Вернадский не изменит своего мнения о большевиках, но совершенно иначе, чем ранее, будет думать о Сталине, иногда кратко высказывая мнение. По его твердому убеждению, Сталин был таким, какой и необходим для удержания в руках этой разъяренной стаи большевиков и чекистов. «Их нельзя было спускать с цепи», — утверждал ученый. Его позиция состояла в умении не только понять, но и разделить идею вождя, которая (он всегда так считал) была на несколько порядков выше, чем у иных политических деятелей коммунистического режима.

И сталинской идее — скрытой, упрятанной от всех глаз! — Вернадский служил верой и правдой.

Известен факт, что Сталин, решив в какой-то момент проверить, насколько принципиален Вернадский, дал указания через своего секретаря Поскребышева в Академию наук о необходимости избрания действительным членом Академии… Николая Ивановича Бухарина, которому кто-то прицепил ярлык «любимца партии» и «образованнейшего человека». Владимир Иванович, зная, ктопротежирует, открыто и категорически возразил, сказав при этом: