Тайна Запада: Атлантида - Европа
Шрифт:
Сходство елевзинского зодчества с египетским недаром находили тайнолюбцы, египтяне: те же грозные, древние, циклопической кладки, как бы крепостные, стены; тот же постепенно сгущающийся при входе в многоколонное святилище, как в дремучий лес, таинственный сумрак, и совершенный мрак во святом святых (P. Foucart, 1. с., ed. 1914, p. 225).
Грозны стены, грознее закон: за вход непосвященных в перибол, святую ограду, и за разглашение тайны — смерть. Алкивиад, угрожаемый казнью, бежал из Афин, а нескольких друзей его казнили. Эсхил едва не погиб, кажется, за последние слова Прометея с намеком на одну из елевзинских тайн — конец Олимпийских богов. Даже рабы, допускаемые внутрь перибола для строительных работ, посвящались, чтобы связать их клятвою молчания (Foucart, 347). Двух акарнейских юношей, нечаянно вошедших в ограду святилища, приговорили к смерти; хотя и ясно было, что они вошли по ошибке, их все-таки казнили за это, как за «несказанное злодейство, nefandum scelus»,
Люди, даже под угрозой смерти, болтливы, как видно из истории всех тайных обществ. Но вот, за пятнадцать веков Елевзиний, из множества посвященных всех племен, состояний, полов и возрастов, никто ничего не открыл, так что, если бы не христиане, мы ничего бы не знали о таинствах. Трех внешних оград — камня, мрака, смерти — мало, чтобы так сохранить тайну; нужна и внутренняя ограда священного ужаса. «Не бо врагом Твоим тайну повем», это и мы говорим, но не делаем; древние делали, и уже по одному этому видно, чем были для них таинства.
«Сказанное», «сделанное», «явленное», legomena, dromena, deikmymena — три главные части таинств (Foucart, ed. 1893, p. 57). Внутреннейшая, к сердцу их ближайшая и главнейшая часть — последняя, что согласно с глухим намеком Аристотеля: «Не узнавать что-либо должны посвященные, а испытывать, ou mathein ti dein, alla pathein» (Aristotel., fragm. 15. — Fracassini, Il misticismo greco, 30), и, может быть, с таким же намеком Гераклита: «Глаз вернее уха» (E. Pfleiderer. Die Philosophie des Heraclit von Ephesos, 1886, p. 62). Это и значит: «Явленное», виденное глазом, вернее сказанного, слышанного ухом. Среднее между ними, связующее звено — «сделанное» или точнее «делаемое», «совершаемое» в мире всегда («это было не однажды, но всегда есть», по Саллюстию), мы знаем лучше всего, по дошедшему до нас от VII века, но, вероятно, сохранившему следы неизмеримо большей, может быть, доэллинской, пелазгийской, древности, «Гомерову» гимну о двух елевзинских богинях, Деметре и Персефоне, Матери и Дочери. «Део (Деметры) и Коры (Персефоны) тайное действие, drama, блуждания, похищения и страдания („страсти“) — являет Елевзис, при свете факелов», — сообщает св. Климент Александрийский, бывший посвященный в таинства (Clemens Alex., Protropt., IV, 27). Кажется, недаром и здесь точное, тайное слово: «являет».
Судя по раскопкам, главная часть Елевзинского храма, телестерион, t^elesterion, огромный зал посвящений — не что иное, как театр с полукруглыми рядами ступеней-лавок для 3000 зрителей (O. Rubensohn. Die Mysterienheiligt"umer in Eleusis und Samothrake, 1892, p. 25). Здесь и являлось, за четвертною оградою — каменных стен перибола, ночного мрака, клятвы молчания и священного ужаса — тайное «действие» Део, Коры и Вакха, Матери, Дочери и Сына.
Что такое Деметра, мы, может быть, лучше поймем, если узнаем, откуда она.
Именем нежным Део назвала меня матерь святая;С Крита я к вам приплыла чрез широкопучинное море,говорит сама богиня в гимне Гомера, являясь людям в человеческом образе (Homer. hymn., ad Demetr.). Первая веха — Крит, вторая — Египет. «Таинства Деметры те же, что Изиды, только имена различны», по Диодору (Diodor., I, 96), что подтверждается египетским изваяньицем Изиды, найденным в древнейших слоях елевзинских раскопок (Foucart, ed. 1914, p. 20). Третья веха — Северная Африка, Ливия. Тесмофориям («законодательным» таинствам Деметры) научили пелазгийских жен, по Геродоту, «дочери Даная» (Herodot, II, 171) — те же амазонки, по Эсхилу, — амазонки, чья родина Ливия, может быть, «Атлантская колония», по Диодору. Веха четвертая — берег Атлантики, где кельты-друиды поклонялись «Деве, имеющей во чреве», Vigro paritura, может быть, родственной Брассемпуйской пещерной Изиде Ледниковой древности (A. Jeremias. Die ausserbiblische Erl"oserererwartung, 1927, p. 342). И, наконец, пятая, последняя веха — Атлантида. «Житель Гипербореи, Абарис, певец, прилетевший на золотой стреле в Лакедемон, принес в него почитание Персефоны и воздвиг ей первое святилище», — сообщает Павзаний (Gattefosse, La v'erit'e sur l’Atlantide, 1923, p. 56). Критскую мечту Дедала Механика о человеческих крыльях напоминает эта золотая стрела Абариса. Где же находится Гиперборея? «В Атлантике, против земли Кельтов», — по греческому историку IV века, Гекатею Абдерскому (Hecat. Abder., Fragm. Hist. Orec., II, p. 386, fr. 1. — J. Carcopino. La basilique Pythagoritienne, 1927, p. 300), — следовательно, в полуночной части того Атлантического материка или острова, который миф называет «Атлантидой».
Чтобы в голом вымысле и только случайно указано было с такою географическою точностью,
пятью вехами, направление пути, и чтобы вехи эти поставлены были в должном порядке мифами, столь различными по своему происхождению, — очень мало вероятно; вероятнее, что направление это соответствует чему-то действительному, если не во внешних событиях, то в религиозном опыте преистории; кажется, здесь, в самом деле, кто-то прошел или что-то прошло, оставив легкий, но верный ряд следов. Если так, то и Деметра оттуда же, откуда все прочие боги мистерий, — из Атлантиды; носит недаром и она, подобно им всем, два смиренных знака на божественном теле своем — вулканического пламени обжог и потопной тины празелень.Там, в Атлантиде, первая веха пути, а последняя, ближайшая к ним, здесь, в Елевзисе.
Вспомним глухой, едва ли тоже не елевзинский, намек Павзания (Pausan., IX, 39, 5): «Деметра есть Европа»; вспомним, чем была Европа на пути к христианской всемирности, — и мы поймем, почему Елевзинские таинства, по вещему слову Претекстата, «объединяют весь человеческий род».
Имя «Европа» значит, по Гезихию, «Страна Заката», «Сумеречная», «Темная», skotein^e, a одно из имен Елевзинской Деметры — «Скорбящая», Achea; та же скорбь в именах и «Атлантиды» — «Атласа» от корня tla^o, «терплю», «страдаю» (Hesych. s. v. Europ^e. — Cook, Zeus, 531). Если бы мы поняли, как следует это скорбное, темное, к темному Западу обращенное, лицо Европы-Деметры, то, может быть, поняли бы, что елевзинская тайна — не только языческая, прошлая, чужая, но и родная, будущая, христианская тайна Запада. Ту разгадать, значит разгадать и эту.
Кора-Персефона и Деметра — Дева и Мать: первое значение слова kor^e, не «дочь», а «дева». Две богини потом, а сначала одна: Дева-Мать или, вернее, Дева в Матери; в явном лице — тайное, как это и с человеческими лицами бывает (Harrison, Prolegomena, 274. — Fracassini, 431). Имя «Персефона», значит «Губящая» — смерть (Preller, 10). Персефона в Деметре — смерть в бессмертной, скорбь в блаженной, подземная в небесной; память «верхнего неба» о «нижнем», «звезд небесных» — о «подземных», — память и тоска по ним, потому что и в небе, как на земле, царит вечный закон «катода», «нисхождения». Первая черная точка скорби земной в небесной радости, как бы черная мушка на снежной белизне Олимпа, — вот что такое Персефона в Деметре, Хтония в Урании. Первая точка, но не последняя: некогда восстанут из подземных глубин титанические, может быть, самою же богинею вызванные, тени и пересекут лучезарный Олимп, как бы черного солнца черным лучом, черным клином вклинятся в белый Олимп. В тень войдет Деметра и уже не выйдет из тени; спустится по черному лучу с неба на землю.
Так родится Персефона, и с нею — уже не первая Земля, Небесная, Урания, а вторая — Земная, Подземная, Хтония, — наш мир.
Incipit tragoedia, трагедия начинается идиллией. Сцена елевзинского театра в телстерионе, перед тремя тысячами зрителей, в глухую осеннюю ночь, при свете факелов, изображает — «являет» — земной рай, Золотой век, — первую весну земли, утро мира, на цветущих у Океана, Низейских лугах. Кора-Персефона, девочка, должно быть, лет тринадцати, как та Ледниковая «Изида» Брассемпуйской пещеры или критская богиня Мать, Ева в раю до Адама, сама счастливая, как первая весна земли, играет, пляшет на лугу, в хоре океанид, собирает цветы — лилии, розы, фиалки и молнийно-белый шафран — все цветы жизни и радости.
Цвет нарцисса, взращенный по воле Крониона Зевса,Девам прекрасно-ланитным на горькое горе и гибель,Аидонею, хозяину многих гостей, на утеху, —Чудо-цветок, радость очей для бессмертных и смертных, —Стебель один отягчается пышною гроздью, стоцветной,Чьим благовоньем земля веселится, и небо и море.Но только что сорвала его, как разверзлась под нею утроба земли, выкатил из нее на конях огнедышащих Аидоней, царь подземного царства, подхватил Персефону и умчал в преисподнюю (Homer. hymn., ad Demetr. — Fr. Lenormant. Monographie de la voie sacree Eleusinienne, 1864, p. 285).
Что все это значит, мы лучше поймем, если узнаем, где все происходит. Поздний миф уже забыл об этом, думает, что Низейские луга — на Крите. Нет, там же, где обитают спутницы Коры, океаниды, дочери Океана — Атласа, — в Атлантике, на крайнем Западе, «Закате всех солнц», — в Атлантиде Золотого века, земном раю.
Что такое Нарцисс, губящий деву цветок? Имя его, Narkissos, — от корня narkan, «опьянять», «одурять», «погружать в беспамятство» (Fr. Lenormant, 285). Высшее опьянение жизнью — жизни конец, срыв и падение в пропасть — смерть. Бледный цветок могил, «тяжелопахнущий», baryodmos, страшно-сладким тленом любви-похоти («всякое половое соитие подобно убийству») — вот что такое Нарцисс. В жизни всего человечества, как и в жизни каждого человека, наступает минута, когда душа его видит смерть. Эта минута — смертный цветок, Нарцисс.