Тайная дочь

Неожиданно голос матери опускается до хриплого шепота:

— Я хотя бы хотела, чтобы ты была у меня.

Аша сползает вниз по стене, ложится на бок и рыдает, уткнувшись лицом в колени. В этой кухне, где проходили ее дни рождения, где в ее честь пекли печенье, в самом сердце ее единственного на свете дома, она чувствует себя такой одинокой и лишней, какой не чувствовала себя никогда в жизни. Несколько минут все хранят молчание. Наконец Аша поднимает голову. Ее лицо залито слезами, а светло-карие глаза покраснели.

— Просто это неправильно, — тихо произносит она, хлюпая носом. — Я провела шестнадцать лет, ничего не зная и задавая вопросы, на которые никто не может ответить. Я не чувствую себя на месте ни в этой семье, ни где-либо еще. Как будто во мне не хватает какой-то части. Неужели вы не понимаете?

Она глядит на родителей, пытаясь отыскать на их лицах хоть намек на то, что ее страдания попробуют облегчить. Мать уставилась в стол. Отец закрыл глаза, оперевшись лбом на руку. Его лицо неподвижно. Только желваки ходят туда-сюда под скулами. Никто из них не смотрит на Ашу.

Всхлипывая, Аша поднимается с пола и бежит наверх, в свою комнату. Захлопнув дверь и заперев ее на ключ, она бросается на кровать и рыдает на стеганом одеяле в белом кружевном пододеяльнике. Когда она приходит в себя, в комнате уже темно, а небо за окном стало темно-серым. Аша открывает нижний ящик прикроватной тумбочки, достает оттуда маленькую квадратную шкатулочку из белого мрамора и кладет ее перед собой. Она проводит дрожащими пальцами по геометрическому орнаменту, вырезанному на тяжелой крышке. Эту шкатулку отец купил на блошином рынке, когда ей было восемь лет. Он сказал, что она напоминает ему об Индии, о барельефах на стенах Тадж-Махала.

Аша снимает крышку и достает из шкатулки несколько сложенных записок. Бумага тонкая и потертая на сгибах из-за того, что записки неоднократно читали и перечитывали. Аша достает тонкий серебряный браслет, хранящийся под записками на дне шкатулки. Он потерял форму и потускнел. В него едва проходит самая широкая часть ладони. Но Аша умудряется его надеть. Она сворачивается в позу эмбриона, обхватив и прижав к груди большую, отороченную кружевом подушку, и закрывает глаза. Девочка лежит в своей комнате в сгущающейся темноте и слушает голоса родителей внизу. Последнее, что она слышит, прежде чем уснуть, это звук захлопнувшейся входной двери.

27 УЖАСНЫЕ ОСЛОЖНЕНИЯ

Мумбай, Индия, 2000 год

Кавита

Кавита открывает дверь квартиры.

— Ау? — кричит она с порога.

И Джасу, и Виджай должны быть в это время дома, но в квартире никого нет. Кавита боится, что муж снова запил. Три недели назад он повредил на фабрике правую руку. Какой-то рабочий по ошибке включил пресс, когда Джасу копался в нем, поправляя настройки. Стальные плиты раздробили кости в трех местах, прежде чем пресс успели выключить. Джасу забрали в больницу, где врач поставил ему медицинскую шину, закрепил руку в бандаже и отправил обратно на фабрику. Но мастер сказал Джасу, что теперь он тормозит работу, и отослал его домой до того времени, пока тот не сможет нормально работать. Начальник попросил мужа поставить отпечаток пальца на каких-то документах и объяснил, что оплаты не будет, пока Джасу снова не выйдет на работу.

Первые несколько дней он просидел дома, то и дело морщась от боли. Потом начал выходить на улицу и слоняться. Возвращался он потемневшим от загара и пыли. Кавита старалась ободрить мужа. По крайней мере, они почти вернули долг ростовщику, а ее заработок и деньги, которые давали Виджаю за работу посыльным, позволят им оплачивать другие необходимые расходы в течение нескольких недель, пока не заживет рука. Это не особо успокаивало Джасу. Он лишь становился еще мрачнее. Через неделю Кавита снова начала замечать от него тот самый запах, который она бы ни с чем не спутала. Она пыталась не обращать внимания. По правде говоря, у нее не было времени, чтобы разбираться с этим. Каждый день она рано встает, идет на работу, возвращаясь домой, готовит ужин, а потом падает в изнеможении на кровать, чтобы на следующий день повторить все то же самое. Если у нее и оставались силы к вечеру, она старалась уделить внимание Виджаю, который за эти дни тоже сделался угрюмым.

Кавита решает отправиться на поиски Джасу, но знает, что они с Виджаем придут домой голодными. Поэтому лучше было бы сначала приготовить ужин. Через час рис и картофельно-луковый сабзи готовы. У Кавиты урчит в животе от голода. За восемь часов ей ни разу не удалось перекусить. Она осторожно берет еду пальцами. Женщина не может заставить себя сесть и нормально поесть, пока нет мужа или сына. Виджай, должно быть, занимается у школьного приятеля, как он часто делает последнее время. Но Джасу уже должен был вернуться. Беспокойство перерастает в тревогу, и вскоре ей становится страшно. Кавита решительно накрывает ужин и надевает шлепанцы. Перед самым выходом из дома она прячет в складках сари немного денег и ключ.

* * *

Кавита быстро шагает по улице. Она старается смотреть прямо перед собой, потому что улицы в этой части города небезопасны для одинокой женщины после наступления темноты. Куда он ушел? Как он может так по-хамски себя вести? Кавита понимает, что в большинстве случаев после приезда ей удавалось придерживаться совета матери — доверять мужу и быть смелой ради своей семьи. Но иногда он вытворяет какую-нибудь глупость: исчезает на всю ночь или приходит домой с запахом перегара. И тогда в одно мгновение вера в мужа исчезает. Кавита пытается понять, не ошиблась ли она, доверившись ему, и правильно ли было избавляться от дочерей, уезжать из деревни и пытаться выжить в этом городе, который никогда не станет для них домом.

Ноги сами несут ее по тропинке в небольшой парк, отгороженный от магазинов и огней городских улиц. Она проходит мимо ржавых качелей на пустынной детской площадке и направляется к толпе мужчин, сидящих под большим деревом. По мере приближения Кавита замечает большой кальян и поднимающиеся струйки дыма. Уже почти стемнело. Издали Кавита не может различить лица мужчин. Они громко смеются, и на секунду ее охватывает паника. Что они сделают с ней, если среди них не окажется Джасу? Подойдя ближе, Кавита вздыхает с облегчением, но сразу испытывает разочарование при виде привалившегося к дереву Джасу с закрывающимися глазами. Его рука в бандаже безвольно лежит на коленях, а здоровая сжимает бутылку.

— Джасу, — зовет Кавита. Двое мужчин бросают на нее взгляд и возвращаются к своему разговору. — Джасу! — повторяет она уже достаточно громко, чтобы перекричать грубую шутку про женщину и осла. Она видит, как покрасневшие глаза мужа медленно фокусируются на ее лице. Заметив Кавиту, Джасу пытается сесть ровнее.

— Арре, Джасу, жена приходит за тобой, как за школяром? — с издевкой спрашивает один из собутыльников.

— Кто носит твои дхоти, брат? — хлопает мужа по спине второй. От этого Джасу снова заваливается на бок.

Джасу слабо улыбается насмешкам собутыльников, но Кавита замечает в его глазах боль. Она видит уязвленную гордость мужа, его стыд и разочарование. Застав мужа в таком неприглядном и беспомощном виде, Кавита чувствует, как ее гнев и страх сменяются глубокой печалью. Все это время у Джасу была лишь одна цель, затмевавшая собой все остальное, — обеспечить семью. Кажется, будто на протяжении последних двадцати лет боги только и делали, что изобретали все новые и новые препятствия, которые не позволяли ему добиться даже этой скромной цели. Неурожаи в Дахану, несостоявшаяся работа дхабавалой, рейд на велосипедную фабрику, ростовщик, а теперь и сломанная рука, бессильно свисающая вдоль тела, пока он пытается встать. Кавита бросается помочь ему.