Тайная гавань

Она должна была перепугаться не только потому, что незнакомец оказался пиратом, но и потому, что он француз.

Но по каким-то совершенно необъяснимым причинам он ее не напугал.

Получалось так, что, попроси она его уйти, он сделал бы это немедленно, но, только убедившись, что она принимает его извинения за вторжение в дом во время ее отсутствия.

«Это же все совершенно немыслимо!» — твердила она себе, но не сердилась.

Она пошла к себе в комнату и нашла ее именно в таком состоянии, какого и следовало ожидать после рассказа Эйба.

Открыв ставни, она увидела толстый слой пыли на полу, на туалетном столике и на простыне, которой была закрыта постель.

Две маленькие ящерицы шмыгнули за занавеску, когда она вошла, и запах сырой плесени перекрьшал все прочие запахи, пока она не открыла окно.

Отворив гардероб, Грэйния убедилась, что не может переодеться ни в одно из своих прежних платьев, висевших там: за три года она сильно выросла, и, хотя оставалась по-прежнему тоненькой, фигура у нее была уже не детская и обнаруживала первые женственные округлости.

Грэйния решила остаться в чем есть и попыталась разозлиться на пирата за его причиняющее неудобства присутствие, но на деле она испытывала лишь любопытство.

В спальне ей больше нечего было делать, и она спустилась вниз.

Из холла она услышала голоса на кухне и сочла необходимым предупредить Эйба, что в доме находится пират.

Направляясь туда, она разобрала, как незнакомый мужской голос произнес на не вполне правильном английском языке:

— Мы вас не ждать. Пойду будить господина.

— Верная мысль, — отозвался Эйб. — Пока моя леди его не увидала.

Грэйния вошла в кухню.

Рядом с Эйбом стоял человек, который, как она решила, выглядел совершеннейшим французом.

Он был малорослый, черноволосый, и Грэйния подумала, что, где бы в мире она его ни встретила, сразу бы догадалась о его французском происхождении.

Он явно удивился ее появлению и, как ей показалось, даже немного испугался.

— Я уже разговаривала с вашим хозяином, — сказала Грэйния. — Он одевается и скоро спустится вниз, чтобы принести свои извинения перед уходом.

Маленький француз, видимо, успокоившись, направился к кухонному столу, на котором Грэйния заметила объемистую жестянку, а возле нее поднос с кофейником.

Она предположила, что слуга-француз готовит завтрак для хозяина, и с легкой улыбкой проговорила:

— Гостеприимство обязывает предложить вашему хозяину выпить кофе, прежде чем он покинет наш дом. Где он обычно пьет кофе?

— На веранде, мамзель.

— Прекрасно. Отнесите кофе туда. Эйб, я тоже не против выпить чашечку.

Она заметила, что оба, и француз и Эйб, уставились на нее в изумлении, снова улыбнулась и пошла к парадной двери.

Как и можно было ожидать, дверь была не заперта, значит, именно через нее француз проник в дом.

Грэйния направилась на веранду и по пути заметила, что над верхушками пальм издали видны концы двух мачт.

Деревья были высокие, и если бы Грэйния не искала взглядом эти мачты, она бы их, пожалуй, не заметила; в гавани, давшей название дому, было идеальное место для пиратского корабля, странно, что она не подумала об этом раньше.

Бухта получила очень точное имя от прежнего владельца участка. Вход в нее находился в стороне, гавань была окаймлена длинной полосой земли, поросшей соснами. Человек, не знающий о ее существовании, мог десять раз проплыть мимо и не заметить, что в бухте стоит на якоре корабль.

Грэйнии захотелось увидеть корабль Бофора, но она тут же упрекнула себя в излишнем любопытстве.

Ей бы следовало чувствовать себя возмущенной, разгневанной и даже потрясенной тем, что пират воспользовался ее домом как убежищем, однако, как ни странно, она по-прежнему не испытывала ничего похожего на эти чувства.

Когда пират несколькими минутами позже присоединился к ней на веранде, ей подумалось, что он выглядел бы уместнее в лондонской гостиной или бальном зале.

Он был чересчур элегантен и чрезмерно изыскан для веранды, сплошь опутанной разросшимися лианами, да и окна, выходящие на веранду, заросли грязью.

Возле плетеного стола туземной работы стояли два стула; прежде чем француз заговорил, слуги, Эйб и человек Бофора, внесли белую скатерть, накрыли ею стол и водрузили на него серебряный поднос с двумя чашками на блюдцах.

Грэйния узнала самые лучшие чашки из материнского сервиза; от кофейника, поставленного на стол, исходил аромат прекрасного кофе; на особом блюде лежали круассаны — только что из духовки; был тут и кружок масла, а также стеклянная вазочка с медом.

— Утренний завтрак подан, месье, — возвестил слуга-француз на своем родном языке, после чего они с Эйбом испарились.

Грэйния взглянула на пирата. Он вроде бы собирался заговорить, но она вдруг рассмеялась.

— Я не верю происходящему, — сказала она. — Вы не настоящий пират.

— Уверяю вас, что самый настоящий.

— Я всегда представляла себе пиратов мрачными, грязными существами, которые так и сыплют проклятиями. Мужчинами, от которых женщины прячутся в ужасе.

— Вы, вероятно, имеете в виду вашего соотечественника Уилла Уилкена.

— Нам повезло, что он не обнаружил «Тайную гавань», — сказала Грэйния. — Прошлой ночью я узнала, что он отправился разбойничать куда-то дальше по побережью.

— Я слышал о нем немало, — заметил француз. — Но позвольте вам напомнить, что кофе стынет.

— О да, конечно.

По привычке Грэйния уселась рядом с кофейником, напротив Бофора, и спросила:

— Налить вам кофе или вы предпочитаете сделать это сами?

— Счел бы за честь для себя, если бы вы повели себя как хозяйка.

Она попыталась улыбнуться, но что-то в этом человеке привело ее в смущение.

Наполнив чашку, она передала ее французу.

— Круассаны вы, вероятно, привезли с собой, — сказала она.

— Их принес мой слуга, — ответил француз, — он каждый день печет мне свежие.

Грэйния рассмеялась:

— Выходит, что даже пират, если он француз, весьма заботится о еде.

— Разумеется, — согласился пират. — Еда — истинное искусство, и самое трудное для меня во время пребывания в море — это необходимость есть, что придется вместо того, к чему я привык.

Грэйния снова рассмеялась, потом спросила:

— Почему вы стали пиратом? Мне кажется… простите, если это прозвучит бесцеремонно, но мне кажется, что пиратство — неподходящее занятие для вас.