Тайная невеста принца Хаоса

Это было самый безмятежный и счастливый август в моей жизни. Словно нездешний и странный, зеленоглазый, иллюзорный и загадочный Кхаран на машине, которую не выпускал ни один автомобильный концерн в мире был и правда подарком судьбы за все мои неудачные отношения, за всех предавших друзей, изменивших возлюбленных и те летние вечера, когда ревела, спрятавшись в дальнем углу Ботанического сада.

Солнце вставало умытым и свежим, целый день было тепло, даже жарко, так неистово и прекрасно, как я всегда мечтала. Вечером прохладный ветер приносил запахи трав.

А еще я каждый день говорила:

— Удиви меня.

И Кхаран удивлял. Букетом цветов с зеркальными лепестками, бутылкой лилового вина, от которого я не хмелела, а только начинала чувствовать мир острее, маленькой шкатулкой, выложенной нежно-розовыми камушками, в которой прятался керамический кулон в виде диковинного зверя.

Кулон меня, если честно, испугал. Он выглядел точь в точь как тот, что подарил мне в двенадцать лет соседский мальчик с редким тогда именем Родион. Он сказал, что сделал его сам, в мастерской, где учился лепить из глины. Я была в него немножко влюблена… безумно влюблена. Но смущалась и не могла даже смотреть в глаза. Помнила только его пальцы с этим кулоном на кожаном шнурке.

Он уехал через месяц, я узнала об этом случайно. И носила этот кулон потом долго, очень долго, лет до девятнадцати, когда снова влюбилась — и на этот раз точно узнала, что безответно.

В каком-то диком отчаянии я разозлилась на кулон. Мне показалось, что именно он, эта память о детской влюбленности мешает мне сейчас стать счастливой.

Я расколотила его о мраморный пол на той станции метро, где мне только что сказали, что я выгляжу глупо, бегая за парнями. Осколки были такими мелкими, что когда через секунду я испугалась до полусмерти и от всего сердца пожалела, что сделала это, я не смогла даже собрать их все. Они рассыпались в глиняную пыль прямо у меня в пальцах.

Увидев этот кулон в шкатулке, я чуть не разбила его второй раз. Руки ослабели, и я выронила и его, и шкатулку, но Кхаран молниеносно подхватил их, в который раз впечатлив меня своей реакцией. И когда я объяснила, в чем дело, рассмеялся и заверил меня, что кулон, конечно, красивый и наверняка редкий, но совершенно не явился из прошлого, а был куплен на ярмарке мастеров.

— Твой мальчик просто скопировал чей-то дизайн из журнала или каталога. А ты склонна к мистике! — рассмеялся он. — Чем, кстати, кончилась та история? Помогла разбитая память о прошлой любви?

— Помогла… — тихо ответила я. — Он позвонил мне вечером, и мы целый год были вместе.

Зеленые глаза сощурились:

— Так, значит, не зря разбивала?

— Зря… — я отодвинула рукав легкой белой рубашки. Под ним прятались уже совсем бледные шрамы.

Мне показалось, что нотка гари, всегда неуловимо присутствовавшая в запахе духов Кхарана чуть-чуть усилилась.

Но больше мы об этом не говорили.

Он тоже говорил: «Удиви меня!»

Мои чудеса были попроще.

— Смотри, тут продаются пончики с сахарной пудрой и молочные коктейли прямо как в моем детстве! Ну… и в твоем тоже?

Я покосилась на него. Возраст Кхаран все еще не сказал, документы вынимать повода не было, а на вид он по-прежнему был слишком хорош для этого мира.

Знала бы я тогда, насколько права…

— Да, и в моем тоже. Но ведь сейчас они везде продаются?

— Нет, это не то! — я даже топнула ногой. Ничего они не понимают. Сейчас покажу. — Тут, смотри, даже миксер старый советский из восьмидесятых, карточки не принимают, и даже штуку для фритюра с тех пор не меняли. Заходи.

Маленький павильон действительно выглядел так, будто мы только что перенеслись на четверть века назад: фанерные столы, за которыми надо есть стоя, порезанные на треугольнички салфетки в пластиковых держателях, продавщица в кружевном фартуке и всего два пункта в меню — коктейль молочный и пончики жареные.

Уверена, здесь можно снимать кино и никакой самый придирчивый зритель не найдет анахронизмов.

— Ладно, удивила, — нехотя согласился Кхаран. — Сколько тебе пончиков?

— Четыре.

— Ты уверена? — он сощурился и окинул меня взглядом, от которого покалывало кожу.

— Абсолютно. Я с ними давно знакома.

— А если захочешь пятый?

— Не захочу.

— Как ты можешь быть уверена?

— А вдруг я захочу вообще три? — парировала я.

— Четвертый можно не есть, но где взять пятый, если захочется? — он был упрямец почище меня. Не покидала мысль, что мы выясняем что-то поважнее количества пончиков, но что? Как это связано?

— Короче, девушке пять пончиков, мне коктейль, — определился он с заказом.

Мы все-таки дошли до парка, до которого я так и не добралась в тот жаркий день нашей встречи. Сегодня было чуть прохладнее, но ветер теплее кожи все равно нежно гладил мою кожу, и я не уставала от ощущения безмятежного счастья, накрывавшего меня рядом с зеленоглазым красавцем.

Чуть-чуть нереальное, чуть-чуть странное.

Оно лопалось мыльными пузырями вокруг нас, обдавая разноцветными брызгами.

Все было так легко.

— Вот. Я же говорила. Четыре! — И четвертый пончик я доедала через силу. — Что делать с пятым?

— Как что? — удивился Кхаран, как раз прикончивший свой коктейль. — Неужели я совсем их не попробую?

Вы когда-нибудь кормили самого красивого мужчину в мире из рук кусочками пончика из восьмидесятых, нелегально контрабандой на машине времени доставленными в Москву?

А я да.

— Твоя очередь удивлять, — сообщала я ему утром, когда он заезжал за мной на своей нереальной сверкающей машине. Даже когда шел дождь, Кхаран не выдвигал крышу. Мы просто мчались так быстро, что капли за нами не успевали. Это было против всех законов физики, но — было.

Он показал мне нору с лисятами в десяти минутах пешком от шумного шоссе в облагороженном парке.

Я ему — волшебный круг в том же парке, где на внешнем кольце растут поганки, на внутреннем горечавки, а в центре — огромный папоротник.

— Уверена, он цветет в ночь на Ивана Купалу, но сейчас август…

Он показал мне пять радуг, которые видно с одного из холмов в Коломенском.

Я ему — овраг, в котором ночь наступает на час быстрее, чем снаружи.

Он — настоящие болотные огни.

Я — дерево в лесу, увешанное маленькими фонариками и фигурками кукол.

Он — камень, к которому можно прислонить ладонь и услышать, что говорят на другом конце мира у такого же камня. Шутки шутками, вокруг никого не было, а я слышала разговоры на английском. Тоже про камень.

Я…

Я все ночи проводила в «Гугле», чтобы удивить его еще какой-нибудь дикой и странной штукой.

Его фантазия казалась неисчерпаемой.

Мои чудеса начинали походить на выписки из Википедии.