Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 6

На все это представление с ужасом смотрели Кочкин и Щербинкин, понимая, что из дома, где типография, тоже все это видят.

– Вот напасть, видать местные архаровцы разнюхали, сейчас брать наших подопечных будут. И Червонец некстати оказался. Надо выручать» [18] .

Уверенный психотип действий показывают и товарищи задержанного филера, которые уверенно подошли к арестантской карете и группе полицейских, задав им обескураживающий в сложившейся ситуации вопрос: «Братцы, а чего вы нашего товарища заарестовали?» [19] . Естественно, что они были тут же схвачены.

18

Попов А. Ю. Окаянное племя. Террористы против Российской империи. М.: Родина, 2019. С. 74–75.

19

Там же. С. 77.

О готовности четко выполнять поставленные цели и ориентированности полицейских на борьбу с «политическими» свидетельствует другой интересный провинциальный эпизод.

В ночь на 29 августа 1902 г. в с. Кривополянье Раненбургского уезда Рязанской губернии была ограблена местная церковь. Добычей преступников стала сумма около 230 руб., которая в ходе расследования сначала повысилась до 300 руб., а затем и до 500 руб. При совершении ограбления был убит церковный сторож Н. К. Языков – в него вошло 8 пуль, через несколько часов он скончался. Около трех часов ночи на выдвинувшийся из близкого Раненбурга патруль из трех вооруженных городовых выскочил высокий человек в шляпе и пиджаке. После окрика полицейских неизвестный открыл стрельбу из револьвера, легко ранив городового Лыкова. «Испугавшись, городовые бросились в сторону» [20] . К поискам присоединилось еще семь полицейских, но убийца скрылся.

20

ГАЛО. Ф. 229. Оп. 1. Д. 6. Л. 13–29, 33–34, 125 об.

Через несколько дней на железной дороге на ст. Хоботово кондуктор из крестьян с. Кривополянье М. Панитков пытался задержать подозрительного человека в «немецком платье». По описаниям тот подходил под приметы стрелявшего в раненбургских полицейских. В результате ориентировки через день в с. Комаровка решительно действовавшими урядником Грачевым и полицейским соцким с. Лапоток Е. Коноваловым был задержан в доме родной тетки 31-летний беглый ссыльнокаторжный Н. С. Ульянкин, уроженец д. Яхонтовой Ново-Тишевской волости. При задержании он был одет в черный триковый пиджак, такие же брюки навыпуск, жилет, крахмальную белую сорочку, обут в штиблеты. Все это подходило под описание. При нем были серебряные часы на золотой цепочке, черная шляпа, зонт, небольшой саквояж с бельем, 66 руб. денег. Ему и было предъявлено обвинение в убийстве и выдвинута версия об ограблении с революционными целями [21] . Но убийцей оказался не Ульянкин. В октябре раненбургскими полицейскими были найдены настоящие убийцы – местные жители из г. Раненбурга и с. Братовки, имевшие до этого две и три судимости.

21

Там же. Л. 50–50об.

Во всей этой истории бросается в глаза оперативность и решительность действий полицейских и розыска, показавших себя хозяевами положения. Особенно следует отметить действия урядника Грачева – зная, что у задерживаемого есть оружие, тот смело пошел на его задержание. «Под колпаком» розыска оказался и весь уезд – лишь по слабой ниточке-оговорке полиции удалось раскрыть жестокое и тщательно подготовленное преступление, в котором было задействовано 6 человек.

Многие примеры успешных и уверенных действий сотрудников полиции в канун Революции 1905–1907 гг. широко известны. Поэтому мы остановимся на периоде принципиальной трансформации жандармского поведения в условиях резкого роста революционной активности в российском обществе начала ХХ в.

Профессионально-умеренный психотип (1904–1917 гг.)

Действия Департамента полиции все более наращивались. Но изменения в сознании стали происходить в рядах многих защитников романовского трона.

Показательно, что деятельность провинциальных унтер-офицеров в уездах в 1880-е – 1890-е гг. носит спокойный характер. Так, данковский жандарм М. Алешин практически в каждом рапорте использует формулировку «поднадзорные тихи». Подобным образом ему вторит и скопинский унтер-офицер Рязанского губернского жандармского управления (ГЖУ) А. Арганов [22] .

22

Там же. Ф. 187. Оп. 2. Д. 4. Л. 1–10.

Но уже с конца 1890-х гг. служба провинциальных унтер-офицеров становится более напряженной. Показательно, что даже в 1902–1903 гг. полицейский, не говоря о жандармском унтер-офицере, мог задержать любого, невзирая на сословную принадлежность и чин. Сопутствующие документы оформлялись задним числом и часто проходили как подозрения в перевозке нелегальной литературы. Подобная вольность завершается уже в 1904 г., а в годы Первой русской революции местные жандармы остерегались действовать в одиночку и уже не могли просто так даже задержать подозреваемого.

Сила общественного протеста была такова, что 11 января 1905 г., всего лишь через два дня после Кровавого воскресенья, тамбовский губернатор и начальник полиции получили секретный имперский циркуляр МВД, которым предписывалось «обратить особое внимание на настроения рабочих в заведуемой вами местности и принять, в случае недовольства, решительные меры по предупреждению беспорядков». Также предписывалось организовать негласный надзор «всеми возможными средствами» за подозрительными личностями [23] .

23

Там же. Ф. 5. Оп. 1. Д. 19. Л. 61.

Но никакие жесткие полицейские меры не могли остановить вал революционного движения. Начало XX в. в России характеризуется беспрецедентной в истории чередой террористических актов. Так, в течение года, начиная с октября 1905 г., в Российской империи было убито и ранено 3611 государственных чиновников. К концу 1907 г. это число увеличилось почти до 4500 человек. По официальной статистике, с января 1908 г. по середину мая 1910 г. произошло еще 19957 террористических актов и экспроприаций, в результате которых было убито 732 госчиновника и 3051 частное лица, при этом 1022 госчиновника и 2829 частных лиц были ранены [24] .

24

Гейфман А. Революционный террор в России, 1894–1917. М.: Крон-Пресс, 1997. С. 32.

Частных примеров фактической борьбы чинов ДП – десятки тысяч. Но если в канун Революции 1905 г. они могли быть трагическими для субъекта, посягающего на государственное устройство, привести его в ссылку, в тюрьму или на каторгу, то по мере роста общественного протеста многочисленные факты проявления оппозиционности и реакции на них со стороны полиции очевидно говорили о кризисе всей политической системы. Менялась и поведенческая модель правоохранителей.

Приведем всего лишь несколько примеров из полицейского архива провинциальной Тамбовской губернии.

25 марта 1905 г. на Студенецкой улице Тамбова близ Екатериновского института «за буйство, пение песен и вообще нарушение общественной тишины» в ночное время было задержано 17 человек, которые все были взрослые. Спустя несколько дней, 31 марта, ночной караульный П. А. Сокольский увидел на Козловской улице толпу около 100 человек, двигавшихся в сторону Никольской церкви и громко певших песни «о свободе». Караульный не рискнул препятствовать их движению [25] .

25

ГАТО. Ф. 5. Оп. 1. Д. 19. Л. 249–255.

Публичные оскорбления и нападения даже на вооруженных городовых стали обычным явлением. Например, 1 ноября 1906 г. в провинциальном городе Кирсанове Тамбовской губернии пьяный мещанин И. Е. Гаврилов шумел и матерился. Когда городовой Мячин сделал ему замечание и захотел удалить его с улицы, находившийся рядом крестьянин М. Н. Саморуков ударил Мячина, называя его продажной шкурой и говоря: «все ваше начальство – дрянь». Во время попытки задержать Саморукова, последнего принялись отбивать двое случайных прохожих; только угроза применения оружия на поражение позволила городовому задержать Мячина. За нападение на полицейского крестьянин получил три месяца тюрьмы [26] .

26

Там же. Д. 34. Л. 56.