Тайная тетрадь

— Что я могу тебе дать?.. Я могу тебе один совет дать…

— Вот совет дать можно! — обрадованно сказал я, надеясь, получив совет, поскорее направиться домой.

— Ты, Исмаил, никогда… никогда в жизни не пропускай намаз — это мой совет, намаз не пропускай, если даже ты директор школы.

Я молился, когда оказывался в кругу людей, которые молятся. Он знал это. Когда возвращался домой и оставался один, тоже молился, но пропускал тоже очень много. То было время вопиющего невежества и безбожников. Из-за этого очерствели души. Но я находил оправдание, теша себя мыслью: хорошо хоть, когда есть возможность, молюсь и не уподобляюсь этим безбожникам. Вот такие ухищрения шайтана вводили в заблуждение нас.

— Хорошо, дядя МухIама, не пропущу, не всегда получается из-за работы, постараюсь не пропускать, — сказал я, попрощался со стариком и продолжил путь.

Когда я оглянулся, фигура согбенного старика медленно удалялась, с большим трудом преодолевая путь к своему дому. Я был молод и полон сил. В кармане деньги, подо мной красивый конь-иноходец, хорошая для того времени одежда, и казалось, что я таким родился, а ХIавалав будто всегда был старым. Над его советом «не пропускай намаз» я, одурманенный молодостью и парой сотен граммов кахетинского, смеюсь и думаю: «Кто не знает, что молиться лучше, чем не молиться? Ну и совет у тебя, ХIавалав».

Через пару лет я перевёлся обратно в Джурмут директором школы.

Пятьдесят лет я проработал в системе образования, но время это пролетело как мгновение. Свою работу я обожал. Вышел на пенсию, начал размышлять о прошлом и осмысливать пройденный путь. За годы работы мне доводилось встречаться со многими считающимися умными, образованными людьми: с докторами наук, высокопоставленными чиновниками. Восстанавливая в памяти вереницу минувших событий и явлений, лица, образы, людей и прокручивая их в голове, я пытался понять, что же было самое ценное, самое важное и самое стоящее в моей жизни. Оказывается, всё было ничтожным и самообманом. Когда мысленно пропустил всё через сито времени, обнаружил, что остались только, как желанные крупицы золота, те до безобразия простые слова ХIавалава из Тохота, над которыми я смеялся в возрасте 35 лет: «Вореха, ИсмагIил, дулъа как толу гуй!» (Исмаил, никогда ты намаз не пропускай!).

Сегодня мне приходится с больными ногами по нескольку часов мучиться после каждой молитвы, чтобы наверстать упущенное, и каждый раз я вспоминаю этого мудрого старца и делаю дуа за упокой его души. Совет-то он дал ценнейший, беда в том, что я это понял слишком поздно. ХIавалав оказался самым мудрым человеком в моей жизни, — сказал отец и замолчал.

И мы за столом молчали, ибо любое слово было бессмысленно.

Как шайтаны и люди встречали моего отца

В прошлый раз отец рассказывал о некоем ХIавалаве из Тохота, который превратился из абрека в проповедника. Но последующая история отца не менее интересна, она тоже связана именно с тем периодом.

«Расстался я с ХIавалавым у тохотинской речки и направился в Салда. Когда спустился по крутому серпантину к месту, где сливаются воды Тлянадинской и Джурмутской рек, стемнело, — начал отец свою новую историю. — Конь подо мною был надёжный: не пугаясь, перешёл реку вброд и крутой подъём в сторону Джурмута преодолел, как будто дорога пролегала по равнине. Неподалёку от Тлубурда я услышал голоса и незнакомую заунывную песню на старинную мелодию. Меня очень заинтересовала эта компания, и я пустил коня вскачь. Бег коня был подобен аэроплану, ровно и красиво рассекающему облака в небе.

Лунная осенняя ночь, перестук копыт, шум реки и песня, которая звала и манила, сложились в картину, где время будто застыло. Прошлое и будущее слились, как Тлянадинская и Джурмутская реки. Я гнал сквозь ночь своего коня, звучала песня, и казалось, так было с начала времён и будет длиться вечно — вплоть до Судного дня.

Дальше Тлубурда, ты должен это место помнить, дорога петляет через каждые 50–100 метров. Голоса людей и песня звучали совсем близко. Я думал, ещё один поворот — и я увижу пламя костра и тёмные фигуры людей перед ним. Но стоило мне повернуть, как голоса и песня исчезли, будто и не было их. Кругом гробовая тишина ночи, шум Джурмута, и конь подо мной кружит на одном месте и не может отдышаться. Тут запели опять, но уже сзади, оттуда, где я проехал минуты две назад. Но как такое может быть? Там узкая тропинка и кругом отвесные скалы.

Я застыл на месте, почувствовал себя совсем маленьким и беззащитным перед лицом чего-то необъяснимого и пугающего. А песня и голоса звучали всё громче, будто догоняли. Тут меня охватил настоящий страх. Думаю, вот он, мир шайтанов и джиннов, над которым я насмехался, когда люди говорили о них. Я вскочил на коня и пустил его во весь опор. Ещё метров пятьдесят меня сопровождала эта загадочная, непонятная песня и голоса людей…

Мало кому я об этом случае рассказывал — могли принять за сумасшедшего. Те немногие, кто услышал это от меня, вполне спокойно отнеслись к истории и объяснили, что есть там места, которые, по преданиям, считаются территорией шайтанов.

Пару дней я думал о случившемся, а после решил забыть. Забыл. Вернулся к обычному рабочему графику директора Тохотинской школы. Наступила зима. Начались холода. Я жил у своего кунака Абдулы. Он был очень добропорядочным, совестливым мужиком, относился ко мне как к родному сыну. Со всеми тохотинцами я подружился. Однажды решил на выходные к себе, в Салду, пойти. После работы зашёл к кунаку, попрощался с ним и отправился в путь.

В предвечернее время я вышел из Тохоты. К вечеру прошёл Тлянадинскую речку и приблизился к Тлубурда — к тем серпантинам, где мне осенью шайтаны концерт дали. Я о них забыл и не вспоминал, пока не дошёл до того места, где услышал тогда песню. А когда вспомнил, мне как-то нехорошо стало на душе.

Смотрю на дорогу и вдруг вижу: на том месте, где шайтаны устраивали мне концерт, горят какие-то непонятные огоньки. И мало того, что горят, так ещё и не стоят на месте, перемещаются. Дрожь по телу прошла. Стою на одном месте посреди тропинки и думаю, откуда же тут огни и свет, если ни одного села нет поблизости?

И как мне быть? Стоять, пока исчезнут огни, нет смысла. Вернуться обратно в Тохота невозможно: лучше тут умереть, чем с этим позором явиться в чужое село. Что я там скажу, что на дороге огни горели?

Решил — будь что будет, пойду прямо. Сердце с каждым шагом всё сильнее и сильнее билось. Вот я на расстоянии пятидесяти метров, двадцати, десяти метров… Огни всё там же, никуда не пропали. Сверху и снизу отвесные скалы, узкая тропинка, и мне никак не разминуться. Ноги тяжёлые стали, но я шагал. Подошёл совсем близко, на расстояние вытянутой руки; один огонёк пропал, другой горит. В полумраке перед моими глазами возникли две человеческие фигуры, сидящие у тропинки. Я, сам не понимая, что делаю, крикнул:

— Л-е-е-е!!!

— Я ле валлагь!!! — ответил один, и оба встали. Дрожь прошла по телу, я как вкопанный стоял на месте и не мог ничего сказать. Тут один из них бросает огонёк на тропинку и наступает на него. Всё сразу встало на свои места. Я почувствовал запах табака, пугающий меня огонёк стал тем, чем был в действительности — горящей сигаретой, а «шайтаны» — обычными путниками.

— Ты же Исмаил из Салда? Наш директор… Что с тобой? — спрашивает человек в темноте.

Я узнал его по голосу, это был мой знакомый из Саниорта. Они с другом работали в Джурмуте и сейчас возвращались домой. Остановились передохнуть и курили у дороги. Мы пообщались недолго. Я не рискнул рассказать этим людям о своей осенней истории. С одной стороны, неудобно мужчине признаваться, что так испугался. А с другой… А с другой, как узнать наверняка, люди это или всё же шайтаны? А вдруг они только и ждут, что я сейчас успокоюсь, расслаблюсь, и они смогут снова затянуть свою опасную, но прекрасную песню…