Тайная жизнь Лизы

– Все купила. Иду домой! – крикнула я на ту сторону улицы старому козлу, все еще следившему за мной. – Наверно, мой парень уже ждет меня не дождется. Он жуть какой сильный. И свирепый, если не поест вовремя.

Это сработало. Полковник быстро кивнул и засеменил в противоположном направлении.

У следующего садика я перебросила мешок с говном через забор.

Стараясь не вдыхать отвратительный запах жирного мяса, я выложила еду Геркулеса на блюдце, как только мы вошли в дом. Я свистнула ему, указывая, что обед подан в кухне, но оказалось, что кафельный кухонный пол вызывает у него те же чувства, что и асфальт, и он отказался пересекать порог гостиной. Я не могла винить его. После того как я однажды наступила босиком на пролитый мед, к ноге тут же прилипли три лобковых волоска и пара ценников, – с тех пор я никогда не входила на кухню без обуви. Я перенесла блюдечко к входу и поставила его в пределах досягаемости Геркулеса, но так, чтобы еда из блюдечка вываливалась на плитку, а лапы Геркулеса оставались на ковре.

Он презрительно понюхал собачий корм, словно был не спаниель, а дегустатор еды.

– Я так и знала, – сказала я Симе, которая возникла за Геркулесом на кухне, чтобы налить себе чашку чая.

– Что?

– Я знала, что он не станет есть этот проклятый собачий корм. Все собачьи корма одинаковые, – сказала я ему. – Какой бы ни был сорт. Они все сделаны на одной фабрике из останков одной и той же старой скаковой лошади. И не надо мне рассказывать, что, заплатив лишний фунт за банку, ты получишь кусочки победителя на скачках Дерби, в отличие от банки подешевле, в которой лежат останки лошади, пришедшей второй.

– А откуда у нас в доме собака? – неожиданно спросила Сима. Она была у себя наверху, делала курсовую по деловому испанскому языку, что являлось частью ее диплома, и только сейчас увидела собаку.

– Это собака Харриет. Она на неделю уехала на Майорку, а меня оставила присматривать за псом. Его зовут Геркулес.

– Ой-йо-ей! Геркулес? Какое замечательное имя. Какой он милый, – сказала Сима, опускаясь на колени, и погладила его. – А кто у нас такой маленький малыш?

В ответ он лизнул ей нос.

– Сима, перестань. Это обычная собака.

– А-а-а. – Она посадила Геркулеса к себе на колени и стала его обнимать. – Не будь к нему такой жестокой. Он без своей мамочки, а ты хочешь накормить его этой жуткой дрянью, которую даже Толстый Джо не станет есть. Это не его вина, что он не хочет есть коровьи губы, – собачий корм делается из них, а не из лошадей. У тебя неверная информация. У меня в холодильнике есть курица. Можно ему дать. – Она направилась к холодильнику вместе с Геркулесом и принесла сочный кусок жареной куриной грудки.

– Послушай, – сказала я, – если ты не хочешь, то я могла бы сделать себе бутерброд.

– У тебя есть своя еда, – ответила она, поставив Геркулеса на столешницу рядом с раковиной, нарезала курицу на маленькие кусочки и положила их в пластмассовую миску. На какой-то момент мне показалось, что она собирается добавить гарнир. Или приготовить соус «масала». (Правда, готовить она не умела.)

– Ну вот, мой хороший, – промурлыкала она, ставя перед ним миску. – Никто тебя не будет кормить этой ужасной дрянью. Ты же у нас породистый, это видно.

Но Геркулес по-прежнему оставался безучастным. Он только еще раз тщательно обнюхал обед, но быстро отпрянул, подняв одну лапу в патетическом жесте.

– Видишь, твоя курица ему тоже не нравится, – сказала я ей не без триумфа. – Это просто избалованная шавка. Оставлю эту миску на полу, а когда он проголодается, то все съест.

– Он уже голоден. Я вижу. Посмотри на его грустные глаза.

– Ты прямо Рольф Харрис [24] .

– У него урчит в животике. Наверное, у него кружится голова. Возможно, он ест только из своей миски. У соседа моих родителей был йоркширский терьер, чрезвычайно щепетильный в этой области. Он мог уморить себя голодом, но ничего не съест из миски, на которой не написано его имя.

24

Рольф Харрис – известный музыкант и актер, ведущий передачу о животных.

Я закатила глаза:

– Надеюсь, что ты шутишь.

– Боюсь, что нет. Он похудел почти вдвое, когда разбилась его миска, а чтобы найти точно такую же, потребовалось две недели. А Харриет не дала тебе все его причиндалы, чтобы он чувствовал себя как дома?

– Она так страшно торопилась в аэропорт, что не помнила даже, что ей нельзя брать его с собой, – объяснила я. – Она просто дала мне ключи от своей квартиры и сказала, что я должна укладывать его спать там каждый вечер и будить по пути на работу, но черта с два я поеду куда-то, чтобы сделать что-то для этого мешка с блохами. Это собака. Она может спать на кухне и есть все, когда голодна.

Губы Симы сложились в тонкую неодобрительную линию.

– Ну, если ты не хочешь везти его домой, то можешь хотя бы съездить туда и привезти миску и одеяло. Тебе бы понравилось, если бы твои родители спихнули тебя в незнакомую семью, не дав с собой даже любимого мишку?

– Они часто это делали. Послушай, я не потащусь к Харриет за каким-то там вонючим одеялом. Если ему нужно вонючее одеяло, то его можно взять у Толстого Джо. А я лично собираюсь проверить лотерейные номера и выиграть достаточно денег, чтобы выпутаться из этой ситуации с Брайаном.

– Понятно. Значит, Мэри по-прежнему не дает тебе квартиру на выходные? Ты не звонила, чтобы извиниться?

– Нет. Это она должна извиняться. Она вела себя недостойно. После всего, что я для нее сделала.

– Успех портит людей, – важно заявила Сима.

– Может, потому я до сих пор так же хороша, как прежде? – пробормотала я.

– Так, а кто присматривает за квартирой Харриет в ее отсутствие? – спросила Сима, пытаясь накормить Геркулеса курицей с руки.

Но он опять отказался есть.

Я пожала плечами. Выиграли три номера, но у меня билетов с такими номерами не было.

– Никто, – сказала я, выпрямляясь. – В квартире Харриет никого не будет целую неделю.

– Ты ведь думаешь о том же, о чем я? – Я прямо слышала, как закрутились шарики и ролики в голове у Симы.

– Действительно, ведь Геркулесу нужно его одеяло, так? – неожиданно произнесла я с большим энтузиазмом. – Давай съездим к Харриет и привезем его.

– Я несу собаку, – сказала Сима.

Я не стала возражать. Скоро она узнает, что это такое.

Хотя я так давно работала в агентстве «Корбетт и дочь», что почти перепилила ножку стула, отмечая на ней насечками прошедшие дни, как узники, осужденные пожизненно, я никогда не была у Харриет дома. Когда мы с Симой наконец нашли квартал, соответствующий адресу, который мне дала Харриет (писала она хуже некуда – ей нужно было стать врачом), я не поверила своим глазам. Казалось, что улица тянется бесконечно. Сбоку от огромной двери красивого викторианского здания красного кирпича размещались семь медных табличек с фамилиями и соответствующими им блестящими звонками.