Тайное братство

Уилл постучал три раза в дверь покоев Эврара, подождал позволения войти. Капеллан сразу приучил его к этому. Наверное, чтобы сержант знал свое место.

— Входи, — раздался за дверью скрипучий голос.

Эврар был одним из немногих в прицептории, кто имел собственный солар. Уилл до сих пор не знал, почему капеллану была дарована такая роскошь. На задней стене, над узкой кроватью, висела рисованная карта Святой земли с Иерусалимом в центре, над ним Акра и Антиохия. Глядя на эту карту, Уилл всегда вспоминал рыцаря в Нью-Темпле, рассказавшего об Антиохии, одной из пяти святынь, где первые христиане тайно совершали обряды под водительством самого святого Петра. Рыцарь говорил о большом богатом городе, обнесенном стеной длиной восемнадцать миль. Крепость там стоит на горе так высоко, что касается облаков. Уилл не верил, что может быть такое, пока не увидел эту карту, на которой действительно изображался замок на высокой горе, и подумал, что, наверное, это правда.

Эврар сидел за столом, согнувшись над книгой, — тоже занимался переводом. Седые пряди, похожие на порванную паутину, сползли на лоб. Слабый ветерок колыхал пламя свечи. Он поднял голову, сердито глянул на Уилла и снова вперился в книгу.

— Что тебе, сержант?

Уилл протянул пергаменты.

— Я принес перевод трактата Ибн-Исмаила.

Эврар продолжал читать еще некоторое время, затем нехотя отложил книгу и кивком подозвал Уилла.

— Давай.

Сегодня, кажется, у капеллана настроение отвратительнее, чем обычно. Уилл начал сомневаться, стоит ли заводить разговор.

Эврар быстро просмотрел несколько страниц перевода, глянул в оригинал.

— Я хотел бы поговорить с вами, сэр, — начал Уилл.

— Скажи мне, сержант, как переводится арабское слово «асал»?

— Мед, — ответил Уилл через секунду.

— Тогда почему у тебя здесь с оливковым и гвоздичным маслом смешан не мед, а что-то совсем другое? И этим предлагается лечить лихорадку? — Эврар вскинул брови. — Я не лекарь, но сомневаюсь, что лихорадка ослабнет, если кого-то попотчевать таким питьем.

— В этом месте текст неразборчивый.

— А надо работать не ночью, когда ничего не видно, а днем. Тогда все станет разборчивым. Не сомневаюсь, что в переводе полно ошибок, потому что ты торопился. — Эврар бросил пергаменты к ногам Уилла. — Переделай.

В этот момент Уиллу очень захотелось ударить капеллана, но он заставил себя говорить спокойно.

— За этим переводом я провел много часов.

— Ты посещал вчера трактир, сержант?

— Какой трактир?

— Странно. Я находился у инспектора, когда вошел юноша, конюх, доложить о прибытии из Лондона. Услышал, как он говорит с маршалом. Парень казался очень возбужденным после встречи в городе со старым другом Уиллом Кемпбеллом. Должен сказать, что конюх этот был изрядно пьян. А твое пристрастие к спиртному, сержант, общеизвестно. — Эврар махнул рукой на дверь. — Иди. Оставь меня.

— Почему вы никогда не желаете со мной поговорить?

Эврар даже вздрогнул, испуганный криком, а затем стукнул рукой так, что стол зашатался.

— Ты, кажется, забыл, с кем разговариваешь, сержант! — Он поднялся на ноги и проковылял к Уиллу. — Я тебя однажды выпорол, мальчик. Могу повторить.

Однако Уилла это не смутило. Он закусил удила.

— Это пустяк по сравнению с шестью годами службы у вас!

Глаза Эврара расширились, затем он рассмеялся хриплым лающим смехом, сменившимся долгим кашлем.

— Конечно, — проговорил он в промежутке между приступами, — порка… для тебя слишком мягкое… наказание… тебя, пожалуй, следует… — капеллан прерывисто вздохнул, — послать в какой-нибудь забытый Богом гарнизон в пустыне, на переднем крае войны!

— Вы имеете в виду передний край, где сражается мой отец? Если так, то, пожалуйста, пошлите меня туда. Это будет не наказание, а благо.

Эврар ухватился за край стола. На лбу заблестели капли пота.

— Глупый мальчик, — прошептал он. — Ты не видел войны. Не был на поле битвы, когда каждая секунда может оказаться последней.

— Мне уже приходилось убивать, — пробормотал Уилл. — В Онфлере, в тринадцать лет.

Эврар взмахнул рукой и упал на стул.

— Ничего ты не видел и не сделал в своей короткой жизни, что могло бы тебя подготовить.

— Тогда научите. — Уилл подошел к капеллану. — Расскажите, как подготовиться. Я хочу знать.

— Нет, — пробормотал Эврар, переворачивая дрожащей рукой страницу книги. — Ты еще не готов.

— Чем же я заслужил ваше презрение? Подвел вас в чем-то? Если так, то, пожалуйста, скажите, как я могу это исправить. Моим единственным желанием всегда было стать рыцарем-тамплиером и находиться рядом с отцом. Почему вы отказываете мне в этом? Что я еще должен сделать, чтобы добиться вашего благоволения?

Эврар молчал.

— Я выполнял все, что вы мне предписывали, — продолжил Уилл хриплым голосом. Он в ужасе почувствовал, что щеки жгут слезы, но продолжил: — Мыл полы в ваших покоях, убирал, хотя вы могли для этого взять слуг. Исправно работал писцом. Перевел бог знает сколько неразборчивых скучнейших трактатов по… — Уилл схватил со стола Эврара книгу. — «Постижение странной природы дождя». Боже! — Он бросил книгу на стол.

— И как ты исполнял эти обязанности? — буркнул Эврар. — Охотно? Без недовольства?

— Если я бывал недоволен, так только потому, что в Нью-Темпле готовился стать рыцарем. А вы сделали меня писцом под угрозой изгнания. Почему это должно мне нравиться?

— А раньше? — Эврар ткнул в него пальцем. — Раньше, до меня, ты исполнял все предписания своего наставника сэра Овейна?

Уилл отвернул голову.

— Тогда я еще был мальчишка. Но теперь изменился. — Он посмотрел на Эврара. — Вы это знаете.

— Твоя беда, — прохрипел Эврар, — состоит в том, что ты ставишь себя выше других. Для тебя недостойно мыть полы, да? Я понял это сразу, при первом знакомстве. Надменный маленький лорд, привыкший, чтобы все было ему по нраву!

— Это неправда! Моя мать — дочь купца. Отец — рыцарь, но не по праву рождения. И я горжусь этим. Дома я делал любую работу, охотно.

— И вот опять гордишься! — крикнул Эврар. — Теперь понятно, почему ты негодуешь, что я откладываю твое посвящение. Уязвленная гордость!

— Нет! Это не…

— Для тебя рыцарство — путь наверх. Тебе очень не нравится казаться ниже своих приятелей.

— Да, сознавать такое тяжело, но не в этом причина, почему я хочу дать рыцарский обет. Я же сказал вам, мой отец…