Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

В раздел Дополнения настоящего издания включены рассказы из книги ДП: «Крысы», «Зверье», «На покой», – а также опубликованные в периодике 19261927 гг. рассказы и повести: «Счастье епископа Валентина», «Бог Матвей», «Комендант», «Блаженный Ананий», «Гибель Железной». Все они вошли в подготовленные самим писателем 3-й и 5-й тома СС-7 и печатаются по этому изданию. Рассказы «Особняк» и «Подвиг Алексея Чемоданова», опубликованные единственный раз в журналах 1928 г. (см. примечания) и не вошедшие в СС-7, в настоящем издании печатаются по первым публикациям.

Крысы*

Впервые: Известия. 1927. 1 янв. С. 5, с подзаголовком: «Рассказ (Из недавнего прошлого)».

При включении в состав ДП Вс. Иванов изменил финал рассказа. В первой публикации было: «Убежденно помаргивая лоснящимся глазом, он сказал: „Ни кляпа: мы и на кошках проживем“. Демин со страхом взглянул на его бессмысленно-счастливое лицо и (так же бессмысленно-счастливо думая: „конец!“) громко и внятно ответил: „Есть!“».

В ДП стало: «Убежденно помаргивая лоснящимся глазом, он сказал: „Факт: ни на небе, ни на земле – мы и на кочках проживем“. Уверенность, которой недавно владел Демин, – видимо, – до безумнейшего предела наполняла матроса. Демин понял: не найти теперь ему ни работы ни хлеба. А матрос все найдет, даже ангорскую кошку… Демин со страхом взглянул на его бессмысленно-счастливое лицо и (так же бессмысленно-счастливо думая: „Конец!“) громко и поспешно ответил: „Есть!“». Фраза матроса, которая в газетном варианте была связана с описанной в рассказе ситуацией, в результате авторской правки приобрела обобщенный, почти философский характер.

В Избранном редакторская правка коснулась одной фразы. Вместо: «Думая освободиться от почтенья, Демин часто ходил со старухой – и многое в ней не смог унизить» – напечатано: «Думая освободиться от почтенья к этой старухе, Демин часто ходил с ней».

В критике 1920-х годов рассказ как самостоятельное произведение анализировался В. Полонским в статье «Очерки современной литературы. О творчестве Всеволода Иванова». Герой рассказа, Демин, по мнению критика, отражает «духовную трансформацию писателя», переход от героев-«строителей» к героям-«жертвам». Комментируя финал рассказа, Полонский писал: «Ваську Запуса, человека, который что-то „делал“, сменил смутный, бестолковый Демин, с которым что-то „делается“. В рассказе „Крысы“ произошла встреча этих двух несходных людей» (Полонский, 232).

(1) …напугало не его предложение, а слово «эра». – Имеется в виду начавшееся после революции и постепенно ставшее одной из черт языковой картины Советской России частое использование в речи слов с эмоционально-экспрессивным значением, в частности, со значением величественности, колоссальности, для характеристики революционной эпохи. Словосочетания: «в мировом масштабе», «великая эпоха», «эра светлых годов» и др. – были призваны подчеркнуть глобальность задач революции (См.: Селищев A. M. Указ. соч. 1928. С. 121–133).

(2) …склады «Ара». – АРА («American Relies Administration») – «Американская администрация помощи» – американская благотворительная организация. В 19211922 гг. занималась оказанием помощи голодающим в России. Осенью 1921 г. Советская Россия заключила соглашение с АРА, по которому ей разрешался «беспошлинный ввоз продуктов питания, в виде почтовых посылок для всех нуждающихся» (Известия. 1921. 30 окт. С. 1). В 1922 г. в распоряжение АРА, возглавляемой будущим президентом США Г. Гувером, было передано правительством от частных лиц 45 миллионов долларов. Директором АРА в Советской России был полковнике Хаскель, его секретарем – бывший американский консул в Петрограде, разведчик Д. Лерс, а его помощником – разведчик М. Филипп. Наблюдением за деятельностью АРА и других организаций помощи голодающим, а также борьбой со шпионами со стороны стран Центральной и Западной Европы и Америки занималось 4-е отделение во главе с B.C. Кияновским, входившее в Контрразведывательный отдел (КРО) Секретно-оперативного управления ГПУ (см.: Совершенно секретно. М., 2001. Т. 1. Ч. 2. С. 992–993).

В центральных советских газетах в 1921 г. в рубрике «Борьба с голодом» регулярно печатались отчеты о деятельности АРА, сопровождаемые высокими оценками работы организации: «Знаменитый проф. США тов. Вертон Келлок, только что вернувшийся из поездки по Самарской и Казанской губернии, вынес впечатление, что русским властям, и в частности АРА, благодаря срочно принятым энергичным мерам, удается ослабить роковые последствия голода и поставить дело помощи и питания городского населения, и в особенности детей, на должную высоту» (Известия. 1921. 6 окт. С. 2). Выводы Вс. Иванова, судя по содержанию рассказа «Крысы», были не столь оптимистичны. Аналогичное ивановскому ироническое изображение сотрудников АРА можно встретить в рассказе Л. Гумилевского «Фанатики» (1923), герой которого, мистер Хауер, заведовавший 136 столовой АРА, своей «холодной брезгливостью» и «усовершенствованиями галантерейной техники» (Гумилев-скнй Л. Собр. соч.: В 6 т. М., 1928. Т. 1. С. 303) близок «важному иностранцу» из рассказа Иванова.

(3) …комиссар из губпробкома… – Губпродком – губернский продовольственный комитет. Продкомы занимались учетом, заготовкой и распределением продовольствия.

(4) Мы ведь, как плетень, три жены одним пояском связаны!.. – Перифраза некоторых русских загадок: «Тысяча братьев одним пояском перевязаны», «Сто братьев одной опояской перепоясаны», «Два брата одним пояском подпоясаны». Как и в ТТ, Иванов использует для характеристики персонажей фольклорную образность. См. далее в рассказе: «…ему и этой тоненькой женщине, суждено, словно полу и потолку, глядеться, но не сблизиться» (ср. народные загадки: «Всегда видятся, а вместе не сходятся», «Кум с кумой видятся, а вместе не сходятся»); «Чего ты, как осина, без ветру шумишь?» (ср.: «Одно проклятое дерево без ветру шумит»).

(5) …к притонам, куда направлялись сутенеры и проститутки. Затем гнойные и сиплые женщины… – Рост проституции в Советской России связывался тогда с нэпом: «Экономическая необеспеченность и нужда трудящихся женщин, их недостаточная сопротивляемость создают ту рыхлую почву, из

которой насос новых экономических отношений легко может извлечь более или менее значительные кадры профессиональной проституции» (Гельман И. Проституция и новая экономическая политика // Известия. 1921. 10 нояб. С. 1). Картины нэпманского разгула и продолжающегося в стране голода широко представлены в литературе 1922–1923 гг. См., напр., опубликованное в «Правде» в феврале 1922 г. стихотворение В. Александровского «В Москве», в первой части которого показаны голодные беженцы на платформах вокзала («Каждый стон нестерпимая пытка, / Каждый голос – мольба о конце…»), а во второй – Тверская улица: «А Тверская? Здесь бесится ужас / В пьяном хрипе ночных голосов, / Это – сифилис вышел наружу / Из подвалов, кафе, кабаков» (Правда. 1922. 5 февр. С. 2). В конце 1926 г., когда писался рассказ «Крысы», проблема венерических заболеваний, распространившихся повсеместно, несмотря на проводившуюся на государственном уровне кампанию борьбы за «новый быт», еще не была решена. Так, в январе 1927 г. Президиумом ВЦИК был принят законопроект о принудительном «освидетельствовании лиц, относительно которых есть основания предполагать, что они страдают какой-либо венерической болезнью в заразном ее периоде» (Известия. 1927. 26 янв. С. 2).

Зверье*

Впервые: Красная газета. 1926. 31 окт. Веч. вып. С. 3. Под заглавием: «Верблюды».

Напечатанный в «Красной газете» текст существенно отличается от других публикаций рассказа 1926–1927 гг. (Красная нива. 1926. № 45. С. 2–5, под заглавием: «Станция Ояш»; Крестьянский журнал. 1927. № 6. С. 6–10, под заглавием: «Зверье»). Можно предположить, что он и являлся первым вариантом рассказа. Дальнейшая работа Вс. Иванова над текстом шла в трех разных направлениях. Добавлены фрагменты, устанавливающие связь с реальной историей гражданской войны в Сибири: упоминание об Ижевском и Боткинском полках, состоявших из заводских рабочих, сражавшихся в Белой армии; сцены грабежа красными имущества белых и бегства красноармейцев; слова солдата: «В своих придется палить?»; сцена смерти раненого кочегара, а также упоминание о мировой революции. В образе главного героя усилена рефлексия, введен новый фрагмент: «За войну он привык мыслить, как приказывают, и, хотя часто ошибался, но на душе от таких мыслей легче. Да и здесь, у отца правды все равно не узнать!»; «Если б верблюд на узде был один (ему и в мысли не мелькнуло, что можно развязать или перерезать повода), он вскарабкался б на него и ускакал бы…» Наибольшее количество авторских уточнений связано с развитием темы «родительского дома»: вводится описание родных мест, характера отца, встречи с родственниками, разговор с помощником о том, какие у Мургенёва «хорошие родители», предложение помощника предупредить их об опасности и последовавшее за этим возвращение его домой; разговор с отцом об отъезде и др. Наконец, Иванов дописывает финал рассказа. В варианте «Красной газеты» текст оканчивался словами: «Не опознал и Мургенёв».

В двух журнальных публикациях печатался текст, близкий к тому, который будет включен Ивановым в ДП и СС-7. Укажем лишь несколько расхождений журнальных публикаций с этим, судя по всему, окончательным вариантом: в публикации журнала «Красная нива» вместо «родительский дом» было «его дом»; иной художественный образ появляется при описании размышлений Мургенёва о смерти («смерть представлялась ему таким растущим куском грохота»), в последней реплике Мургенёва вместо «Эх, ты, зверь» – было напечатано: «Эх, ты, зверье». В варианте «Крестьянского журнала», видимо, редактором были сокращены некоторые фрагменты текста: «волостного правления, чем-то похожего на кувшин», «красноармейцы разбирали вагон брошенного белыми полкового имущества»; «„Замерзну, сука!“ – подумал он и вдруг почувствовал ненужный стыд»; помощник не был наделен фамилией, а разъезд – точным номером. Эпиграф: «Пространство между нами увеличивается, но преданность моя не уменьшается», – который предварял рассказ в ДП, в СС-1 не сохранен..

Редакторская правка в изданиях 1938, 1959 и 1963 гг. носила идеологический характер: сокращен разговор о том, что красные подсылают грабителей, выдавая их за белых, чтобы «опозорить», сняты упоминания об Ижевском и Боткинском полках, всемирной революции, размышления Мургенёва о бегстве и о том, что он «виновен в какой-то подлости».

Рассказ «Зверье» – единственный в ДП, где акцент в теме возвращения сделан автором не на мотиве отчуждения человека от родины, а на гибели самого понятия «родительский дом». Говоря о ближайшем литературном контексте рассказа в первую очередь следует назвать лирику С. Есенина и других новокрестьянских поэтов. Скорбные, апокалиптические мотивы есенинской лирики 1920–1922 гг. («Сорокоуст», 1920; «Я последний поэт деревни», 1920; «Мир таинственный, мир мой древний…», 1921) – прочитываются в рассказе Вс. Иванова. Так описание родного луга, мимо которого проезжает Мургенёв и видит окровавленный платок, полузанесенный снегом, воскрешает в памяти известные строки из «Сорокоуста»: «Скоро заморозь известью выбелит / Тот поселок и эти луга. / Никуда вам не скрыться от гибели, / Никуда не уйти от врага» (Есенин С. А. Полн. собр. соч. Т. 1. С. 81). Характерно, что того противопоставления «родного пепелища» и новой созидательной жизни, которое наметится в стихотворениях С. Есенина 1924–1925 гг. (см. «Русь Советская»: «И там, где был когда-то отчий дом, / Теперь лежит зола да слой дорожной пыли./ А жизнь кипит. / Вокруг меня снуют / И старые и молодые лица…» – Там же. Т. 2. С. 94), в рассказе Вс. Иванова «Зверье» нет: его общий тон абсолютно трагичен и безысходен.

Поделиться с друзьями: