Тайное учение даосских воинов

В начале моих отношений с любимой я со своим юношеским максимализмом воспринимал почти как издевательство то, что она не позволяла мне удовлетворить мои мужские желания, быстро овладев ею и достигнув пика наслаждения. Лишь добившись определенного прогресса в даосских сексуальных практиках, я понял, как мало получает тот, кто торопится. На самом деле он обкрадывает себя, подобно человеку, который, найдя сундук с золотом, забирает сундук себе, а золото выбрасывает на помойку.

Одним из условий наших отношений было многократное удовлетворение моей партнерши, и я с эгоцентризмом обычного европейца поначалу с завистью наблюдал, как она испытывает оргазм за оргазмом, заставляя меня вновь и вновь сдерживаться, хотя я уже не мог этого выносить, не теряя контроля над своей энергией. Со временем, тренируя контроль, осваивая приемы сохранения семени, я научился испытывать многократный оргазм без эякуляции и переживать то же, что и моя возлюбленная. Моя страсть питалась ее страстью. По даосским канонам, настоящий мужчина должен обладать способностью подряд удовлетворить несколько десятков женщин, но при этом изливать свое семя только раз в месяц. Извержение семени принимало разные формы и зависело от целей в данный момент, от типа практикуемых упражнений, от питания, от образа жизни, от возраста и многих других факторов.

Искусство любви бессильно, если партнерша не может быть раскованной и свободной. К сожалению, большинство европейских женщин, живущих в достаточно холодном климате, менее чувствительны, чем восточные женщины, менее возбудимы, чем женщины теплых краев. Их тела подавлены ношением теплой тяжелой одежды, они не привыкли общаться со своим телом, наслаждаться им. И, конечно, они не знакомы со специальными массажными приемами и культурой тела, характерной для клановых школ Востока.

На мою долю выпало встретиться с невероятной женщиной, которая, казалось, была воплощением женской силы, чувственности, олицетворением самого женского начала. Сливаясь со мной, она наполняла собою весь мир. Я до сих пор счастлив, восстанавливая в медитации воспоминания ее образ, ее телодвижения, которые даже в самых простых своих формах были такими грациозными, женственными и чувственными. Легкое движение пальцев, касание руки, не говоря уже о поцелуях, вызывали во мне такой взрыв чувств, такой отклик, который я не мог испытать в обществе ни одной европейской женщины.

Мы прощались, не отрываясь друг от друга более суток. Это было изнуряющее тело и душу общение на грани нервного срыва, на грани всех мыслимых и немыслимых удовольствий. Когда мы, наконец, расстались, мы оба были так измучены, что не имели сил горевать или сожалеть о чем-то. Нас наполняло абсолютное счастье, мы были переполнены им до краев. Я вернулся домой в полуобморочном состоянии, но, верный своей традиции, подробно описал в дневнике события последних суток и уснул, сидя за столом.

Глава 24 Братья по знанию

День, когда Ли начал говорить без акцента, стал переломным в моей жизни, и я запомнил его навсегда. Смена акцента означала, что первая фаза моего ученичества закончилась.

Утром я встретился со своим другом из КГБ, который время от времени сообщал мне, как обстоят дела в Комитете, и какие новые шаги предпринимаются для поиска Ли.

Друг сказал, что он и еще несколько моих учеников-комитетчиков, решивших помочь мне, сумели убедить начальство, что истории про Ли – обычные выдумки, чтобы завоевать авторитет, а кореец, с которым меня видели, – всего лишь случайный знакомый. Итогом стал приказ снять с меня наблюдение и прекратить поиски Ли Намсараева, несуществующего источника враждебной идеологии.

Я отправился на свидание с Учителем. Встреча была назначена на автобусной станции. Оттуда мы должны были поехать на Партизанское водохранилище. Мы прошли по залу ожидания, купили билеты на автобус и, о чем-то разговаривая, вышли на улицу.

Я упомянул о том, что у меня получилась медитация, которую он дал для самостоятельной отработки, описал ощущения и образы, возникшие в процессе тренировки. Ли похвалил меня и сказал, что я все сделал правильно.

Недалеко от автостанции находился аэродром. Было видно, как тренируются парашютисты. Мы остановились, залюбовавшись ими.

– Как красиво они летят, прямо как птицы, – сказал я.

– Ничего, скоро ты сам научишься летать, – пошутил Ли.

Затем я рассказал о встрече со своим другом-комитетчиком и о том, что нас, похоже, «сняли с крючка». Я очень тяжело переживал слежку за мной, боясь, что это может повредить Учителю и моему общению с ним.

И тут Ли заговорил на чистейшем русском языке.

– Все эти «игры» – ничто по сравнению с тем, что ты, мой маленький брат, стал наконец большим братом, и теперь я могу говорить с тобой как с равным.

Чистота и абсолютно новый тембр его речи, как громом, поразили меня. Я посмотрел на Учителя и увидел его совершенно другими глазами. У меня возникло неуловимое ощущение, что даже закрученные на полтора оборота носки его туфель распрямились.

– Ли, куда девался твой акцент? – с трудом выдавил я.

– Это неважно, – ответил он. – Важно то, что ты самостоятельно смог выполнить медитацию. Это означает, что ты достиг уровня, когда я могу разговаривать с тобой на твоем языке.

Ли говорил еще что-то, я слушал его и понимал, что важнейшая часть моей жизни закончилась безвозвратно, и что я никогда больше не увижу прежнего Учителя. На моих глазах произошло удивительное превращение Ли-паяца с его бесконечными идиотскими шутками и эксцентричным поведением в Ли-мыслителя. Конечно, он не перестал шутить и смеяться надо мной, но его насмешки больше не были злыми, резкими и целенаправленными. Они превратились в добрые шутки мудрого человека.

Учитель, казалось, понимал мое состояние. Он ласково положил ладонь мне на затылок.

– Как ты чувствуешь себя в качестве большого брата? – улыбаясь, спросил он. – Раньше ты мне напоминал огромную добродушную собаку, которая глядит на меня преданным взглядом и, хотя вроде и понимает, что я говорю, сама сказать ничего не может. Теперь ты уже не собака. Ты такой же, как я. Наконец мы стали братьями по знанию, хотя твой путь к постижению Истины еще очень и очень долог...