Тайной владеет пеон

...Раньше, чем мальчик почувствовал толчок, дед предупредил:

— Тарпун на крючок просится, — готовься.

— Почему тарпун? — спросил Наранхо, медленно выбирая веревку. — Мало ли других рыб в бухте!

— Волна скачет, — объяснил дед. — Значит, и тар­пун скачет.

Лодку тряхнуло.

— Выбирай! — закричал старик и быстро заработал веслом, чтобы челнок не кренило.

Их еще раз основательно рвануло, и вдруг из воды вместе с веревкой вырвалось, словно снаряд, серебри­стое тело большущей рыбы, которая сделала длинный прыжок, потянула за собой челнок и снова помчалась в морскую глубь.

— Тарпун! — восхищенно крикнул мальчик. — В шесть локтей, а то и больше.

— Бери все семь! — поправил его старик. — Рывками не выбирай.

Морской хищник метался и выпрыгивал из воды; он изгибался своим длинным туловищем, пытаясь на лету ударить рыбака гибким, узким и крепким, как жгут, хво­стом; раскачивая челнок, бросался из стороны в сторону; наконец, прижатый шершавой мальчишеской рукой, не в силах выплюнуть крючок с приманкой, обессиленный, но готовый к новым прыжкам, улегся на дне челнока, жадно и быстро подергивая жабрами, отчего вся его ярко-серебристая чешуя шевелилась и сверкала подобно морской зыби.

— Красавец! — крикнул маленький рыбак, опутывая тарпуна сетью. — Ты угадал, дед Наранхо!

— Угадывает гадалка, — рассмеялся дед. — Охотник знает, за кем охотится. Привяжи-ка сеть к уключине, не то тарпун выскочит с нею вместе!

— Дадут за него десять долларов, дед Наранхо?

— В какой дом понесем, столько и дадут, — уклон­чиво сказал Наранхо.

— Дадут. Такой крупный редко попадается...

— Брось говорить об этом, — вдруг распалился ста­рый кариб. — Не все в жизни долларами измеришь. Возь­му и раздам мясо соседям...

Маленький помощник растерялся.

— Раздай, — сказал он после долгой паузы. — Разве я против? Только у нас маниок [20] весь вышел и соль кон­чается. Вот я и подумал...

Старик ничего не ответил.

На берегу уже прослышали, что семья Наранхо пой­мала огромного тарпуна — весть привезли рыбаки. Деда и внука ожидали любопытные. Прежде чем лодчонка причалила к берегу, мальчишки-карибы выволокли тар­пуна и в сетке потащили его к огромным плоским кам­ням, где женщины уже разделывали привезенный улов.

20

Южноамериканская культура с клубневидными корнями, из которых приготовляется крупа; основной продукт питания карибов.

— С удачей вас, дон Наранхо, — поздравила старика высокая негритянка. — Пусть ваша сеть всегда будет от­крыта для такого гостя.

— У тебя доброе сердце, донья Кларита, — ответил старик на это традиционное приветствие. — Пусть и сеть твоего мужа не оскудевает. Только поздравить надо другого Наранхо, — это первый тарпун в его улове.

Мальчишки втолкнули Наранхо в круг и стали пры­гать вокруг него, высоко задирая ноги. Они как бы повторяли охоту на тарпуна, и Наранхо с азартом включился в игру. У камней раздался крик. Мальчишки бросились туда. Женщины ухватились за огромное тело рыбы, которую тянул к себе плотный, веселый американец в поварском переднике.

— Я даю хорошую цену, — кричал он. — Больше не даст никто. Кто из вас владелец тарпуна?

Старик подошел поближе и остановил готовую на­чаться свалку.

— Я владелец, — сказал старик.

— Даю тебе двенадцать долларов, негр, — предло­жил американец. — Мистер Клайд любит мясо тарпуна, иначе я столько не дал бы. По рукам?

Старик Наранхо вдруг заупрямился:

— Зачем мне знать, что любит мистер Клайд. Если человек хочет купить рыбу, — он узнает цену, и всё. А если он говорит еще что-нибудь и это не относится к делу, зачем мне иметь дело с таким покупателем.

Американец вдруг присвистнул и окликнул матросов, идущих по причалу:

— Сюда, парни! Старый осел не желает продавать рыбу американцам.

Внук Наранхо зашептал деду в ухо:

— Он дает хорошую цену. Зачем споришь? Старик молчал. Матросы подошли поближе.

— Так как же? — усмехнулся повар. — По рукам? Или с американцами ты не торгуешь?

— Рыбу может купить всякий, — безразлично сказал старый кариб. — Владелец назначает цену, покупатель платит или не платит.

— Твоя цена? — спросил американец.

— Пятьдесят долларов.

В толпе ахнули. Старик по крайней мере вчетверо завысил цену рыбы. Такой цены за самую большую рыбу на этом берегу еще никто не назначал.

Американец позеленел от злости.

— Ты что же, играешь со мной? Ну-ка, парни — бросил он матросам, — пощекочите старика за пятки; выпивка за мною...

— Слушай, — сказал один из матросов. — ты нас за кого принял?

Он надвинулся на повара и натянул соломенную шляпу ему на нос:

— Мы не полиция, кастрюлька!

Матросы ушли, американец озлобился еще больше.

— Не снизишь цену, негр? — спросил он.

— Пятьдесят долларов, — твердо сказал старик.

— Ладно, — повар отпустил хвост серебристой рыбы, и он со стуком ударился о берег. — Вот тебе задаток, негр.

Он подобрал с камней длинную, как плетка, селедку, размахнулся и ударил ею старого Наранхо по лицу. Ром­бики мокрой чешуи пристали к морщинам старика, брыз­ги потекли по его лицу. Он стоял прямо, не сгибаясь и не отводя взгляда от обидчика.

— Сделка не состоится, — жестко и громко сказал старик. — Покупатель не дает пятьдесят долларов. Семья Наранхо дарит тарпуна поселку.

Американец снова замахнулся, но деда заслонил младший Наранхо.

— Не тронь, — бросил он. — Я тебя сброшу в море, если тронешь деда. Я сильный.

Он нагнулся, напрягся, поднял плоский двухпудовый камень над головой и, медленно раскачав его, бросил в воду.

Американец повернулся спиной и побежал к белым домам.

— Мы еще поговорим с тобой! — кричал он, взбира­ясь наверх. — Я тебе вспомню пятьдесят долларов, ста­рая калоша!

— Я стар, но справедлив, — крикнул дед. — Поселок получит тарпуна бесплатно.

Дед и внук пошли, касаясь плеча друг друга. Шли и молчали. Только подходя к своей хибарке с пальмовой крышей, старый Наранхо заговорил:

— Если они ввалятся, не ввязывайся. Я больше про­жил, знаю кто чего стоит... Понял?

Мальчик молчал.

— А соль нам одолжат соседи, — вспомнил старик. — Перебьемся. Суши сети.

Старик изредка выходил на тропинку, бегущую к бе­лым домам, и с тревогой всматривался: не идут ли к ним. Он знал, что американцы не прощают вызова — ни карибам, ни индейцам, никому на этом берегу, где они чувствуют себя хозяевами. Он прожил большую, полную лишений и борьбы жизнь и тревожился не за себя. Он не раз смотрел смело в глаза смерти. Но внука он хотел уберечь от неприятностей. Он упрекал себя в том, что не сдержался и не получил хорошую цену за улов. Наранхо прав, съестное на исходе; а скоро ли при­дет еще такая удача?