Тайной владеет пеон
Шрифт:
Ласаро кивнул головой. Меньше всего можно было ожидать, что приезжий из Антигуа кофейный рабочий не согласится с опытными руководителями из столицы. Но Грегорио Кинтана сдернул с себя маленькую шляпу и, ударив ее о бочку, на которой мигала свеча, с хитрой улыбкой заговорил:
— Кофейное дерево, сеньоры, в двадцать пять — тридцать лет вырубают. Не тот урожай. А нашему молодому другу, — он повернулся к Андресу, — еще идти и идти до тридцати. Зачем же мы станем на дороге у молодых побегов, сеньоры?
Карлос перевел взгляд на Роба.
— Я живу с Андресом
— Есть много замечательных ребят, — неожиданно сказал Андрес. — Если меня отстранят, я назову вам подходящих. А вообще меня отстранить стоит — люблю свою работу, привык, но четырех арестованных вижу днем и ночью. И все, что говорили здесь, принимаю. Мы играли в подполье, а надо сражаться.
— Если понимаешь, тогда и я за то, чтобы тебя оставить, — медленно оказал Карлос. — Будем голосовать?
— Не нужно, — вмешался Ривера. — Я ведь люблю Андреса. Пусть поработает с выговором.
И только педантичный Ласаро остался при своем мнении.
— Единичные выступления подрывают партию изнутри, — объяснил он свою позицию.
— Ты останешься в комитете, Андрес, — подвел итог Карлос. — Но это не избавляет тебя от студенческого суда. Ривера, ты побываешь у ребят.
— Спасибо, товарищи, — сказал Андрес.
Комитет заседал долго. Хосе, который прогуливался у входной двери, решил, что ему ходить тут до бесконечности.
Члены комитета ожесточенно спорили. Карлос настаивал на том, чтобы слить комитет и руководителей разрозненных подпольных групп в единый центр Сопротивления центральной зоны.
— Мы нарушим конспирацию, — вдруг разволновался Ласаро. — К тому же у партии свои задачи, у остальных групп — свои.
— Сейчас у нас одна задача: свалить правительство Армаса, — возразил Карлос. — И тот, кто в поисках своих особых задач призывает замкнуться среди нескольких сот членов партии, играет на руку армасовской клике.
— Товарищ, — ответил Ласаро, — я не принимаю такого упрека. Я за связь с другими группами, но против единого руководства.
— Это все равно, что сказать, — пояснил Карлос: — «Я за борьбу, но борьбу случайную, ведущую к поражению». Кто еще за такую борьбу?
Грегорио укоризненно сказал:
— Только что Ласаро ругал Андреса за драку в одиночку. Теперь Ласаро стоит за то, чтоб в одиночку дрались другие. Зачем петляешь?
— Я требую избавить себя от оскорблений случайных лиц, — заявил Ласаро; худощавый, нервный, он протер очки и всмотрелся в Грегорио. — Я не первый день в партии.
— Да, ты не первый день в партии, — спокойно оказал Карлос. — Ты третий месяц. А Грегорио — третий год. Он бастовал еще при Убико. Пять раз сидел в тюрьме. Когда парламент принял закон о земле, кое-кто решил припугнуть пеонов и устроил пальбу на плантации. Грегорио провалялся в больнице с пулей. А землю все же поделил.
— Я не сидел в тюрьме, — с вызовом сказал Ласаро, — но вступил в
партию с чистым сердцем.— Мы не сомневаемся в этом, — ответил Ривера. — Но сейчас нам нужно не только сердце, но и рассудок. Я за единый штаб Сопротивления.
Так и решили. Ласаро поручили связаться с работниками суда и деловыми кругами города, которых обслуживала адвокатская контора, Карлосу — с армией, Андресу — с медицинскими кругами, Робу — с мастеровыми, ремесленниками, лавочниками, Ривере — с учеными, писателями, художниками.
Первый удар поручили нанести Робу со своей будущей, но пока не существующей армией.
— Молочная реклама,— коротко пояснил Роб свой замысел, — но для этого нужно несколько шоферов и погонщиков.
— С одним таким погонщиком я тебя познакомлю сегодня, — задумчиво сказал Карлос.
— Где тебя искать, товарищ? — спросил Ласаро.
— Искать меня не нужно, — ответил Карлос. — Я найду каждого, когда сочту нужным. Передать же что-либо, посоветоваться — через связных.
— Это в кафе «Гватемала» и здесь? — Ласаро был недоволен. — За кафе могут следить. Я полагаю, члены комитета должны знать друг о друге все, на первый случай — адрес.
— Я бы сказал не так, — возразил Карлос. — Все, кроме адреса. Где же твоя конспиративная жилка, товарищ Ласаро?
— Как вас называть при встрече? — хмуро спросил Ласаро.
— При встрече лучше меня не узнавать и проходить мимо.
Карлос засмеялся, но настойчивость Ласаро ему пришлась не по душе. Он поднялся с ящика. Пора было расходиться.
Хосе недовольно сказал:
— Очень долго, сеньор Малина. Можно было два раза постричься и два раза побриться.
— А кто-то мне говорил, — ответил Карлос, — что в погоне за врагом ица весьма терпеливы?
Молча они прошли несколько шагов, и Хосе сказал: — Я потерплю. Я буду носить за сеньором Молина картинки и вазы. Только несправедливо, что один носит картинки, а другой валяется с распоротой ногой.
Карлос не ответил. «Ничего, Хосе, — сказал он про себя. — Скоро и ты будешь пущен в довольно опасное дело».
Впервые за время пребывания в доме Молииы Карлос Вельесер в этот вечер навестил своих жильцов. Он застал всех троих. Тореро играл рапирой, Андрес писал, Роб читал.
— Сеньоры извинят своего домовладельца, — сурово сказал Карлос — Но время сейчас тревожное, полиция меня беспокоит чаще, чем раньше, и я хотел бы знать, могу ли я без ущерба для себя держать вас и дальше.
— Тогда лучше каждому поговорить наедине — пожал плечами Андрес. — Кто первый остается?
Тореро подбросил рапиру:
— Упадет острием к двери — я!
— К окну! — отозвался Андрес, включаясь в игру.
— Мне остается стена, — засмеялся Роб.
Рапира упала. Роб и Андрес вышли, оставив тореро и антиквара наедине.
— Чем могу служить? — любезно спросил тореро, пододвигая хозяину стул.
Сам он сел на кровать, продолжая играть рапирой. Карлос молчал.
— Однако вы изменились, сеньор Молина, — бегло заметил Габриэль. — Болезнь и горе сделали свое дело.