Тайны Древнего Лика
Шрифт:
Похоронный слышен звон,
Долгий звон!
Горькой скорби слышны звуки, горькой жизни кончен сон.
Звук железный возвещает о печали похорон!
И невольно мы дрожим,
От забав своих спешим
И рыдаем, вспоминаем, что и мы глаза смежим…
Разговор у них тогда, тем вечером, не получился, но стихи запомнились – и сейчас командир «Арго» словно услышал тихий голос Флоренс.
«Что и мы глаза смежим…»
И подавляющее большинство населяющих Землю людей не узнает, где смежили глаза эти четверо. Это не «Аполлон», это «Арго». И никто не готовит президенту
«Судьба распорядилась так, что людям, полетевшим на Луну ради мирного ее освоения, суждено упокоиться там в мире… Они отдают свою жизнь ради одной из самых благородных целей, поставленных перед собой человечеством: ради познания и поиска истины. Их оплакивают их семьи и друзья; их оплакивает их отечество; их оплакивают народы мира; их оплакивает сама родина Земля…»
Этот текст, слава Всевышнему, так и не пришлось произносить, и о его существовании узнали позже. Экипаж «Аполлона-11» благополучно вернулся на Землю…
«Ради познания и поиска истины…»
Эдвард Маклайн ссутулился в кресле.
«А ради чего полетели мы?..»
Да, не будет никаких речей – ни восторженных, ни печальных… Радиомаяк «Арго» исправно работал, а Хьюстон параллельно с Маклайном отслеживал телеметрию корабля-матки; правда, вмешаться в процесс швартовки операторы ЦУПа не могли – слишком велика была задержка сигнала.
На один из дисплеев Маклайна поступала картинка-отчет телекамер «Арго»; передача шла не в режиме реального времени, это была запись, фрагменты, отобранные компьютером по принципу отклонения от стандарта. Отклонением могли быть багровые всполохи над Сфинксом, посадка или старт модуля и прочее. Например, если бы каменная слеза вдруг сползла по щеке марсианского исполина и обрушилась на песок…
«Арго» еще не попал в зону видимости, и Маклайн мог позволить себе краем глаза просматривать эти фрагменты.
Вот он – последний старт модуля. Клубы пыли и струи пламени… А вот…
Командир, вмиг позабыв обо всем прочем, стремительно подался к дисплею. Вернул уже исчезнувший с экрана фрагмент и зафиксировал его. Он боялся поверить собственным глазам…
Фата-моргана? Галлюцинация?
Но телекамеры вроде бы не должны страдать галлюцинациями.
В подернутом легкой облачностью небе над Сидонией расплывались желтые и зеленые гроздья. Сигнальные ракеты! Когда?.. Когда это было?!
Эдвард Маклайн взглянул на цифры в левом нижнем углу застывшего фрагмента. Меньше часа назад, когда модуль находился по другую сторону Марса.
Он максимально увеличил изображение и разглядел расплывчатую из-за облачной дымки фигурку в оранжевом комбинезоне возле Марсианского Сфинкса.
Лео. Это стрелял из ракетницы Леопольд Каталински!
Командиру «Арго» было все понятно. Лео удалось вырваться из Сфинкса, он обнаружил, что модуля нет и воспользовался единственным в данной ситуации средством, чтобы заявить о себе.
– Лео… – глухо сказал Маклайн, глядя на расплывшуюся вдруг картинку; нет, изображение было нормальным, просто слезы всегда чуть искажают окружающее. – Потерпи, Лео… Сейчас разгружусь, заправлюсь – и заберу тебя… Только
ты, пожалуйста, больше не исчезай…Он откинулся на спинку кресла и длинно, с силой выдохнул. Тот, кто распоряжался судьбами, решил дать шанс Леопольду Каталински. И теперь жизнь инженера зависела от него, Эдварда Маклайна.
– Потерпи, Лео, – повторил командир «Арго». – Я постараюсь побыстрей…
Он вновь прошелся взглядом по увеличенному фрагменту.
А это что там серебрится на боку Сфинкса? Прямоугольник… Ступени… Еще один вход? Каким образом он появился? Ведь не было там никакого прямоугольника, когда он, Эдвард Маклайн, в последний раз перед стартом объезжал вокруг Сфинкса!
Но это было неважно. Главное – вход там был! В данном случае – выход. Позволивший Лео выбраться наружу. Вероятно, инженер отыскал там, внутри, какой-то механизм – и проявились потайные ворота, и открылись… Открылись! Значит, можно будет вместе с Лео отправиться на поиски остальных!
Главное сейчас – разгрузиться, и назад! Назад, на поиски, что бы там ни приказывал Хьюстон!
Не время было давать волю эмоциям, и Маклайн хотя и с трудом, но справился с собой. Вновь сосредоточившись на экране внешнего обзора и стараясь дышать ровно, он увидел впереди уже заметно отличавшееся от звезд светлое пятно: наступило время филигранного маневрирования. Нужно было привести себя в полную готовность, отбросив все постороннее, не связанное с управлением модулем, пусть даже это постороннее очень и очень важно.
Все остальное – потом!
Когда Маклайн уже почти перешел в режим автомата, готовясь тормозить, менять тангаж, оценивать относительную скорость и дистанцию, из-под пластов памяти всплыло – нет, даже не всплыло, а выпрыгнуло, взвилось сигнальной ракетой! – давнее, прочно забытое за полной своей ненадобностью, воспоминание детства. Словно приложили к голове электрод – и направленный поток электронов выбил из коры или подкорки крохотный кусочек мозаики, один-единственный эпизод, случившийся тридцать три или тридцать четыре года назад…
Заиндевевшая скользкая желтая трава у самого лица, он только что, споткнувшись, на всем бегу растянулся в этой траве и, перекатившись на спину, видит над собой черные корявые ветви деревьев на фоне серого-серого неба – ветви, похожие на обглоданные кости. И – хищная огромная собачья морда, оскаленная пасть, черная шерсть, горящие злобой желтые глаза. Пес заходится хриплым лаем, еще секунда – и острые клыки вонзятся в горло, прорвав застегнутую до подбородка куртку, истерзают, искромсают на мелкие куски…
Потом – какой-то провал… И мужской голос, перекрывающий надрывный лай:
«Больше не крутись здесь, паренек, Арес не любит чужих. Может загрызть до смерти».
И – псу:
«Замолчи, Арес!»
И вновь эхом отдалось в голове:
«Арес не любит чужих…»
Арес – другое имя Марса, бога войны…
Воспоминание скользнуло – и тут же пропало; точнее, автомат Эдвард Маклайн мгновенно отключил его, потому что оно никоим образом не относилось к процессу швартовки. А все системы устройства под названием Эдвард Маклайн сейчас были нацелены только на швартовку и занимались только швартовкой.