Тайны Хеттов
Шрифт:
9 апреля 1914 года Грозный приезжает в Стамбул и в расчете на долгое пребывание привозит с собой жену. Он решает «жить не в Европе» и снимает маленькую квартиру в Моде — на азиатском берегу этого города, расположенного на двух континентах. Затем он изо дня в день переправляется на каюке — небольшой лодке — из Азии в Европу, на другую сторону, и в Оттоманском музее переписывает вместе с Фигуллой надписи. По вечерам он возвращается, заплывает на километр в море — «ничто так не помогает работнику умственного труда оставаться в форме, как плавание», — и уже дома переписывает тексты латинскими буквами. «Такое упражнение не повредит».
С чего начать?
Сколь загадочен, необычен, не похож ни на один из восточных этот хеттский язык! Разумеется, прочитать его можно без труда, ведь тексты выполнены образцовой аккадской клинописью, но среди
Блуждая с женой по живописным улочкам европейского и азиатского Стамбула, одинаково красивым и наяву и на открытках, но невыносимым для того, кто приехал из чистенького городка на Лабе и живет здесь продолжительное время; восхищаясь архитектурой храма св. Софии или сокрушаясь по поводу безвкусной мешанины венского барокко и коринфских колонн, поддерживающих арку ворот Дольма-Бакче; слушая ученых коллег из музея, превозносящих свободную жизнь в Турции после устранения Абдул-Хамида; стоя на галерее башни Леандра и вспоминая стихи Мюссе и Байрона; поглощая за ужином вареники с абрикосами, — Грозный не переставал размышлять о тайне хеттского языка.
Незнакомые слова незнакомого языка не дают ему покоя, они перекатываются в нем и громыхают, как сорвавшееся с места орудие в трюме «Клеймора» из романа Гюго «Девяносто третий год», который как раз читает госпожа Грозная.
— Этот язык можно объяснить, только исходя из него самого, — отвечает он на вопрос, слышал ли он, что произошло в Сараево. — Но как?…
Однако престарелый монарх подписал манифест «Моим народам», и Грозный уразумел — началась война, и жена должна вернуться домой.
— Неужели ты думаешь, что в моем положении я могу одна ехать в переполненных поездах?
Будущий отец взглянул на нее:
— Что ж, поедем вместе, только я перепишу еще несколько таблиц, штук двести, от силы триста.
В конце августа он получил предписание от консульства немедленно вернуться. Он тщательно упаковал свои тетради, «с таким количеством материала уже можно кое-что сделать. Нет неразгадываемых языков, есть лишь неразгаданные…»
Четыре дня и три ночи ему потом казалось, что колеса экспресса неумолчно твердят: с чего начать? с чего начать?
С чего начал Шампольон? С чего начал Гротефенд? С чего начал Роулинсон? Но ведь тут дело особого рода…
Глава пятая. КАК РАСШИФРОВЫВАЮТСЯ НЕИЗВЕСТНЫЕ ЯЗЫКИ И НЕИЗВЕСТНЫЕ ПИСЬМЕНА
Четыреста видов письма
В 1914 году перед Грозным стояла проблема не расшифровки неизвестного письма, а расшифровки неизвестного языка, запечатленного знакомыми письменами. На первый взгляд эта проблема казалась более легкой, чем дешифровка письма и языка древних египтян и вавилонян. Но, несмотря на это, решить ее долго не удавалось — и не каким-нибудь восторженным дилетантам, а ученым, вооруженным всеми средствами филологической науки и опытом расшифровки египетских иероглифических и вавилонских клинописных текстов. «Именно это и выводило из себя больше всего!».
Расшифровка этих неизвестных письмен неизвестного языка — египетский и вавилонский языки уже более двух тысячелетий были мертвы и забыты — явилась одним из величайших достижений человеческого духа и в то же время одним из наиболее захватывающих этапов научного поиска. Уже одно это вызывает желание отклониться от нашей темы, но мы устояли бы перед искушением, если бы для объяснения метода Грозного не требовалось хотя бы кратко упомянуть о методах предшествующих исследователей и о некоторых особенностях восточного письма.
К тому же этим мы облегчим главу о расшифровке хеттского языка и избежим пространного введения к ней, которое в противном случае было бы необходимо.
В начале этого экскурса в отличие от Библии стоит не слово, а буква. Определение буквы мы опустим, но напомним, что существует три принципиально различных типа письма: предметное, рисуночное и буквенно-звуковое. Мы различаем около четырехсот видов письма (если оставить в стороне всевозможные предшествующие и переходные). Подавляющее большинство их относится к прошлому, и сейчас из них используется лишь около двух десятков.
На самой низшей ступени стоит письмо предметное, к нему относится так называемое узелковое письмо древних персов, китайцев и перуанцев, где слова и фразы выражаются различными по величине узлами на шнуре и расстоянием
между ними, или, скажем, руны древних германцев (а возможно, и славян), то есть различные сочетания палочек с отметками, позднее обозначавшиеся и графически.Предметное письмо до сегодняшнего дня существует в Африке, например у западноафриканского племени иебу. Примечательно, что ихароко — жгуты из прутьев и ремешков с подвешенными на них предметами — выражают и абстрактные понятия. Так, в письме, воспроизведенном на рисунке, говорится (по X. Иенсену и К. Вейле, а главным образом по объяснениям самих иебу, поскольку методику чтения своего письма они европейцам не открыли): «Течение болезни неблагоприятно. Единственная наша надежда на бога». В то же время отлично известен метод, при помощи которого читается письмо северносибирской юкагирки (представительницы национальности, на языке которой в конце прошлого века говорило всего лишь около 400 человек). Из комбинации шнуров, палочек, перьев и орнамента (см. рисунок) адресат читал: «Уходишь! Ты любишь русскую, которая преграждает путь ко мне. Пойдут дети, и ты будешь радоваться им. Я же буду вечно грустить и думать лишь о тебе, даже когда придет другой мужчина, который меня полюбит». Североамериканские индейцы еще в прошлом веке употребляли «ленточное письмо» — пояса вампум. На ленты из кожи и других материалов нанизывались разноцветные раковины вампум. В 1682 году таким вампумом индейцы племени лени-ленапе закрепили договор с Вильямом Пенном, основателем Пенсильвании, и даже позднее объединенные племена из района Великих озер домогались признания своих прав на свободное рыболовство в «ленточном» послании, направленном Конгрессу США.
Более высокая ступень письма — письмо рисуночное. По его древнейшим видам трудно установить, просто ли это рисунки (хотя и сильно стилизованные) или же настоящее письмо. Принцип его весьма прост: кружок с лучами означает солнце, волнистые линии — воду и т. д. Дальнейшей ступенью такого чисто пиктографического письма является письмо идеографическое. Оно выражает уже некоторые понятия, но главным образом слова. Например, две ноги означают «ходить», человек с длинной бородой или палкой означает «старость» и т. п. Общим признаком и одновременно отличием этого типа письма от звукового является отсутствие связи между письменным изображением и произношением. Скажем, мы можем совершенно спокойно читать их по-словацки, хотя тексты начертали древние охотники за бизонами из Альтамиры в Северной Испании или шумерские жрецы еще до «всемирного потопа».
Образцы предметного письма. Слева — «ароко» нигерийских иебу, справа — юкагирское любовное письмо
Чтобы быть настоящим письмом в нынешнем понимании этого слова, рисуночное письмо должно располагать постоянными знаками. В процессе подобной фиксации знаков существенную роль играл материал, на который и которым они наносились. Материал оказывал также решающее влияние на вид письма. В Месопотамии с незапамятных времен писали на дощечках из мягкой глины, на которых знаки либо прорезались, либо вдавливались. Так возник вид письма, называемый нами клинописным на основе того впечатления, какое оно производило на его открывателей в новое время. Первоначально закругленные части знаков постепенно упрощались и выравнивались, превращаясь в прямые линии, в различные комбинации борозд, которые с одной стороны были глубже и шире, с другой — мельче и уже. Там, где для письма употреблялись папирус и тростник, как, например, в Египте, изображения, вначале выбитые на камне, принимали более простые и округлые «рукописные» формы.
Дальнейшей ступенью развития — прошли тысячелетия, прежде чем человечество достигло ее, — явилось разделение изображения и звука, «обособление знака», с тем чтобы он выражал не предмет, а слово, которым данный предмет называется. Фонетизация знаков была процессом чрезвычайно сложным, она вела к созданию характерных знаков для целых слов, для части слова, для слогов и, наконец, для отдельных звуков. При этом дело часто доходило до так называемой акрофонизации знаков, то есть при письме исходили из первоначальных изображений, например волнистая линия означала не только слово «вода», но и первую букву этого слова — «в». К немалому огорчению дешифровщиков письма, особенно письма Ближнего Востока, в письме оказались просто-напросто элементы ребуса (как если бы мы, например, слово «стоять» передали при помощи цифры 100 и знака ъ, называвшегося в старой русской азбуке «ять»).