Тайны корейской войны
Шрифт:
Сходные мысли 10 лет назад высказывал С.Н. Гончаров в "Journal of Northeast Asian Studies". Он писал, что в 1949 году в беседе в Москве с делегацией Китая, возглавляемой Лю Шаоци, Сталин сказал: "Советским людям и народам Европы следует учиться на Вашем опыте... Из-за самонадеянности вождей революционного движения в Западной Европе социал-демократическое течение на Западе стало отставать в своем развитии после смерти Маркса и Энгельса. Центр революции переместился с Запада на Восток, а сейчас он смещается в Китай и Восточную Азию... Может быть, мы, советские люди, несколько сильнее в нашем понимании марксистской теории. Но в том, что касается применения марксистских положений на практике, мы можем учиться на основе того громадного опыта, который вами накоплен"48. Более того, в беседе с Лю Шаоци
Как считает К. Везерсби, отношения Сталина с Мао повлияли на сталинское решение по вопросу о войне в Корее. Отказ поддержать стремление Ким Ир Сена к объединению страны на фоне только что победившей китайской революции мог быть истолкован как сдерживание Москвой дела революции на Востоке. Это могло пошатнуть авторитет советского руководителя как лидера коммунистического мира и еще выше поднять престиж Мао51. В подобной обстановке, несмотря на риск втянуть СССР в войну с США, Сталин не мог не поддержать Ким Ир Сена, чтобы не осложнять и без того непростые отношения с Мао Цзэдуном.
В тогдашней обстановке частые заявления южнокорейских государственных деятелей о "походе на Север" делали замысел Ким Ир Сена своего рода "упреждающим ударом", наносимым в благоприятный момент. Действительно боеспособность КНА поднялась за счет поставок советского вооружения и возвращения в Северную Корею 14 тыс. корейских военнослужащих, участвовавших в гражданской войне в Китае. Одновременно США (по заявлению Дина Ачесона от 12 января 1950 г.) исключили Южную Корею из своего "периметра обороны" на Дальнем Востоке, а население Южной Кореи было настроено против режима Ли Сын Мана. Все это позволяло надеяться на быстрый успех "наступления на юг"52.
О том, что в планы Москвы не входило развязывание войны в Корее, пишут и отечественные историки. "Нет и вряд ли могут быть какие-либо достоверные доказательства того, что И.В. Сталин подталкивал северокорейское руководство применить силу для объединения Кореи", - пишет Б. Занегин53. После начала войны, как подчеркивает известный историк М. Пак, "позиция СССР представляется наиболее объективной. В заявлении Советского правительства от 4 июля 1950 года говорилось, что понятие агрессии неприменимо в том случае, когда речь идет о гражданской войне между различными силами одной страны. Агрессию может совершить только иностранное государство, и в данном случае США, вмешавшиеся во внутренний конфликт в Корее"54.
После того, как американские и южнокорейские войска пересекли 38-ю параллель, отмечает Б. Занегин, "решение о вооружении двадцати китайских добровольческих дивизий и направлении в район боевых действий соединений истребительной авиации для прикрытия Кореи от варварских бомбардировок и обеспечения боевых действий было принято Сталиным после мучительных раздумий и длительных переговоров с Чжоу Эньлаем, командированным в Советский Союз для этой цели"55.
Сходные позиции относительно роли СССР в происхождении и ходе корейского конфликта занимает и ряд отечественных и зарубежных исследователей56.
В последние годы на международных научных конференциях, в зарубежной историографии появилась еще одна версия происхождения Корейской войны, а именно: война была заблаговременно подготовлена и спровоцирована американцами с целью спасти режим Ли Сын Мана и укрепить позиции США в Южной Корее, являющейся плацдармом на азиатском континенте в непосредственной близости к КНР.
Как полагают
ученые, выдвинувшие эту версию, по мере того как режим Ли Сын Мана становился все более шатким и против него выступало большинство населения Южной Кореи, в узком кругу высшего американского руководства созрел план, нацеленный на то, чтобы заставить Сталина и Ким Ир Сена ударить первыми, после чего мобилизовать мировое общественное мнение на осуждение агрессора и обрушиться всей военной мощью (в первую очередь авиацией) на Северную Корею. В результате такой комбинации режим Ли Сын Мана должен был автоматически укрепиться за счет действия законов военного времени и получить международную поддержку и признание. Одновременно укрепились бы позиции Вашингтона на Дальнем Востоке. Фактически так и произошло.При этой версии совсем по-другому видится выступление госсекретаря США Дина Ачесона 12 января 1950 года в Национальном пресс-клубе, в котором он исключил Южную Корею из пределов "оборонительного периметра" США. При этом исследователи указывают на связь между 12 и 30 января, когда Сталин дал знать Ким Ир Сену, что готов рассмотреть его план военного объединения Кореи.
Выступление Ачесона создавало впечатление полной неопределенности политики США в отношении Кореи. "Моя речь, - вспоминал он впоследствии, открыла зеленый свет для атаки на Южную Корею". С другой стороны, разработанная позже директива СНБ-68 предусматривала жесткий ответ на любое поползновение Советов расширить ареал своего влияния.
Авторы настоящей книги выше уже приводили эту цитату. Повторяем ее, чтобы подчеркнуть ее расхождение с директивой СНБ-68. Причем если о выступлении Ачесона знали все, то о директиве СНБ-68 - только узкий круг американского руководства. Всем своим поведением американское руководство как бы приглашало Ким Ир Сена и стоявшего за его спиной Сталина к более решительным действиям, готовясь одновременно нанести "зубодробительный" ответный удар57.
В связи с названными фактами сторонники данной версии ставят ряд вопросов.
Почему, например, Южная Корея не была обеспечена всем необходимым для войны, в то время как в Северную Корею шли массированные советские военные поставки и об этом было известно в США?
Историки в Южной Корее (Онг Чан Ир из Военной академии) полагают, что с самого начала было ясно, что южнокорейская армия не была способна сопротивляться удару с Севера. В августе 1949 года Ли Сын Ман писал Трумэну относительно военной помощи, сообщая ему: "...Мы имеем боеприпасов только на два дня, ...мы не можем нападать на территорию к северу от 38-й параллели"58. Трумэн посоветовал ему уделять больше внимания экономике, чем военным проблемам. Некоторые южнокорейские исследователи полагают, что относительная военная слабость Южной Кореи была фактически провоцирующим фактором и главной причиной Корейской войны59.
Но если Директива СНБ-68 требовала оказывать сопротивление советской экспансии, почему тогда никакие энергичные меры не были приняты, чтобы оказать помощь южнокорейской армии для подготовки к отражению нападения? Причем имелись ясные доказательства массивных военных приготовлений на Севере.
Очень похоже, что это было составной частью плана провоцирования Ким Ир Сена на выступление.
Возникают у исследователей и другие вопросы.
Почему было отменено состояние повышенной боеготовности в южнокорейской армии накануне северокорейского вторжения, если командование южнокорейской армии заранее обнаружило северокорейские приготовления к нападению и даже приняло меры, чтобы усилить свои войска на наиболее важном направлении - Онджинском полуострове?
Известно, что уже в сентябре 1949 года разведка штаба Макартура отметила перемещение корейских дивизий, возвращавшихся домой из Китая после гражданской войны, а в мае 1950 г. южнокорейский министр обороны сделал заявление для печати, что готовится вторжение, поскольку части КНА выдвигались к 38-й параллели60. За несколько недель перед войной южнокорейская армия была приведена в состояние повышенной боевой готовности в ожидании возможной агрессии с Севера.
Штаб Макартура, пишет южнокорейский ученый Ким Чум Кон, за две недели до войны знал, что все северокорейские железные дороги 8 июня 1950 г. были переведены на чрезвычайное положение61.