Тайны КремляСталин, Молотов, Берия, Маленков

Сегодня все эти события все еще не поддаются разумному объяснению. Остаются как бы немотивированными, алогичными. Действительно, кому и зачем нужно было уже поверженных, не просто отрешенных от власти, но и лишенных возможности подняться в обозримом будущем Вознесенского и Кузнецова добивать — в прямом смысле слова, устранять физически. Зачем предъявлять политические обвинения, да еще не им одним, а и их «соучастникам», если процесс не использовать для формирования, внедрения в массовое сознание образ нового, внутреннего врага, для развязывания повсеместной охоты на ведьм. На древний вопрос «кому это выгодно», пока, на сегодня, есть лишь один, хотя и голословный, весьма гипотетический ответ — только М. А. Суслову. Ему, и только ему одному, уже разоблачившему в Будапеште «раскольническую клику Тито-Ранковича», связавшему ее с широко разветвленным, охватывавшим якобы все страны народной демократии, заговором. Если бы «ленинградскому делу», процессу над Вознесенским и Кузнецовым удалось бы благодаря помощи Абакумова и Шкирятова придать нужный размах и огласку, то он мог бы сомкнуться с «делом» Ласло Райка, «вывести» на Белград. А Суслов получил бы возможность использовать процесс как трамплин для резкого взлета. Получил бы в руки самое действенное оружие, и позволившее ему, как в свое время Ежову, шантажируя членов узкого руководства, манипулировать ими.

Но как бы то ни было в случае с «ленинградским делом», от мысли возобновить практику шумных политических процессов отказались уже в ноябре. Доказательством тому служит отстранение еще одного человека, занимавшего весьма высокий пост, но прошедшее достаточно спокойно. Даже вполне нормально, естественно.

1 ноября ПБ образовало комиссию в составе Маленкова, Берия, Кагановича и Суслова «для проверки деятельности т. Попова Г. М. с точки зрения фактов, отмеченных в письме трех инженеров» [706] . Имелась в виду некая анонимка, поступившая в ЦК и обвинявшая секретаря ЦК ВКП(б) и по совместительству — МК и МГК, да еще и председателя исполкома Моссовета Георгия Михайловича Попова во всех возможных грехах. Комиссия работала почти полтора месяца (весьма возможно, те самые, когда узкое руководство и решало — быть или не быть новым политическим процессам) и подготовила проект постановления ЦК, утвержденный ПБ 12 декабря. Документ, в котором явно превалировали идеи, наиболее присущие Маленкову, а не кому-либо другому из членов комиссии. В котором четко прослеживалась та направленность, которая резко контрастировала с сутью «ленинградского дела».

706

Там же, л. 98.

Постановление, дабы ни у кого не возникло и тени сомнения в сути его, особенно при сложившихся условиях, однозначно устанавливало: «Считать неподтвердившимися и клеветническими обвинения, выдвинутые анонимными авторами письма против т. Попова в политической его неустойчивости, в разгоне проверенных кадров МК и Моссовета и в насаждении т. Поповым на ответственные участки в партии своих людей».

Вместе с тем постановление вынуждено было признать и достаточно серьезные недостатки в деятельности Георгия Михайловича. Оказалось, что он, во-первых, «не обеспечивает развертывания критики и самокритики в московской партийной организации… Вместо того, чтобы прислушиваясь к этой критике, повышать требовательность к отдельным работникам и улучшать наше общее дело, а работников, неспособных исправиться, освобождать от работы, т. Попов зачастую упорно стремится защищать их, выгораживать и оберегать от критики.

В московской партийной организации имеют место совершенно нетерпимые факты, когда коммунисты, осмеливавшиеся критиковать руководящих партийных, советских и хозяйственных работников Москвы и Московской области, подвергаются гонению и преследованию. Сигналы отдельных коммунистов о неправильном, бездушном отношении к ним со стороны некоторых московских работников, нередко остаются в московском комитете партии без рассмотрения и виновных не наказывают. Подобное бюрократическое отношение к критике, имеющее распространение в практике московского партийного руководства, наносит ущерб делу партии, убивает самодеятельность партийной организации, подрывает авторитет руководства в партийных массах и утверждает в жизни партийной организации антипартийные нравы бюрократов, заклятых врагов партии (выделено мною. — Ю. Ж.)».

Вторым выводом постановления стало следующее: «Бюро МК и МГК ВКП(б) в практике своей работы проявляют антигосударственные тенденции, систематически дают в обход правительства прямые указания предприятиям и министерствам о дополнительных производственных заданиях (выделено мною. — Ю. Ж.), что разрушает партийную и государственную дисциплину. Министров, которые не согласны с такой подменой, тов. Попов „прорабатывает“ на собраниях партийного актива, на пленумах МК и МГК и партийных конференциях. Возомнив, что ему все позволено, т. Попов требует от министров, чтобы они беспрекословно подчинялись указаниям московского комитета по вопросам, связанным с союзными предприятиями, расположенными в Москве и Московской области, министерства без согласования с МК не обращались в правительство. Не согласным с этими антигосударственными требованиями министрам т. Попов угрожает тем, что Московский комитет будто бы имеет свою резиденцию, куда он и может пригласить министров, и дать им нагоняй. Все это неправильно воспитывает партийные и советские кадры и подрывает партийную и государственную дисциплину».

Наконец, отмечалось и самое, пожалуй, главное: «Порочные методы руководства т. Попова и проявление им зазнайства и самодовольства в своей работе привели к тому, что МК и МГК ВКП(б), занимаясь, в основном, хозяйственными делами, не уделяют должного внимания вопросам партийно-политической и внутрипартийной работы». Иными словами, после долгого перерыва директивный документ напомнил всем — парткомы любого уровня, даже такого, как МК — МГК, приравненного по положению к ЦК компартий союзных республик, не имеют права, не должны вмешиваться в решение вопросов народного хозяйства, иных, выходящих за рамки пропаганды и агитации, внутрипартийных дел. Усиливало именно такое значение документа его постановляющая часть, Г. М. Попова освободили от всех возложенных на него обязанностей и 30 декабря демонстративно назначили главой созданного специально «под него» министерства городского строительства СССР [707] .

707

Там же, д. 2210, л. 4–5, 26.

А незадолго перед тем, 13 декабря, из Киева срочно отозвали Н. С. Хрущева, «избрали» его на хорошо знакомую ему по довоенной работе должность секретаря ЦК ВКП(б) — первого секретаря объединенного МК— МГК. Председателем же исполкома Моссовета, в отличие от практики прошлых лет, утвердили не Никиту Сергеевича, а М. А. Яснова. Руководителем украинской республиканской парторганизации сделали Л. Г. Мельникова [708] .

Однако весьма скоро выяснилось, что демарш Маленкова — его резкое выступление против партийной бюрократии, очередная попытка существенно ограничить ее права и обязанности, не только не увенчались успехом, но и привели к обратному. К консолидации противников подобных мер, к новому и весьма серьезному переделу власти, укрепившему как никогда за послевоенные годы позицию Сталина.

708

Там же, л. 37; д. 2211, л. 10.

Как всегда, такие перемены подготовлялись исподволь, выражались поначалу лишь в перераспределении обязанностей членов узкого руководства. Сначала доверие и прежнее положение возвратили Микояну. 19 января 1950 года утвердили его председателем комиссии ПБ по внешней торговле, а 26 января — еще и бюро СМ СССР по торговле и пищевой промышленности. Вслед за тем определили и новую роль для Молотова. 13 февраля поставили во главе бюро СМ СССР по транспорту и связи, что, с одной стороны, позволило ему участвовать в работе правительства, но с другой — серьезно ограничило возможности заниматься вопросами внешней политики.

Перемены не ограничились тем, но затронули и следующий уровень власти. 17 января М. Г. Первухина назначили заместителем председателя СМ СССР, а 25 января и председателем бюро СМ СССР по химии и электростанциям. В. А. Малышева «перебросили» с министерства машиностроительной промышленности на сугубо оборонное, судостроительной. Месяц спустя, 25 февраля, восстановили Министерство Военно-Морского Флота во главе с адмиралом И. С. Юмашевым [709] .

Только вслед за тем и произошло самое главное. 7 апреля ПБ, а точнее «семерка», обсудив «вопрос» Совета Министров СССР, постановила «принять следующее предложение тов. Сталина:

709

Там же, д. 2210, л. 55, 62, 66, 78; д. 2211, л. 3, 24–25.

1. Назначить первым заместителем председателя Совета Министров СССР тов. Булганина Н. А.

2. Образовать бюро президиума Совета Министров СССР, поручив ему рассмотрение срочных вопросов текущего характера, а также вопросов секретных.

3. Утвердить бюро президиума Совета Министров СССР в следующем составе: председатель Совета Министров СССР И. В. Сталин, первый заместитель председателя Совета Министров СССР Н. А. Булганин, заместители председателя Совета Министров СССР Л. П. Берия, Л. М. Каганович, А. И. Микоян, В. М. Молотов.

4. Заседания бюро президиума Совета Министров СССР проводить два раза в неделю, заседания президиума Совета Министров СССР — один раз в десять дней.

5. Председательствование на заседаниях бюро и президиума Совета Министров СССР в случае отсутствия тов. Сталина осуществлять первому заместителю председателя Совета Министров СССР тов. Булганину Н. А.» [710] .

Данная реорганизация стала не только выражением открытого вмешательства Сталина в борьбу внутри узкого руководства. Продемонстрировала она и более значимое — формирование ядра правительства из явных приверженцев жесткого курса и из тех, кто напрямую отвечал за армию, военно-промышленный комплекс. Именно поэтому новым фактическим главою кабинета и стал Булганин, ко всему прочему всего лишь безропотный, вроде Вознесенского, проводник взглядов Иосифа Виссарионовича. А среди четырех заместителей Булганина оказались, как то было в годы войны, Берия, продолжавший курировать ядерный и ракетный проекты, Молотов и Микоян, получившие в ведение вопросы внешней политики и снабжения. Каганович же, как в ГКО Ворошилов, должен был служить только одному — своим присутствием, своим голосом всемерно подкреплять лидерскую роль Сталина, подстраховывать его в случае резкого расхождения во мнениях.

710

Там же, д. 2211, л. 81.