Тайны КремляСталин, Молотов, Берия, Маленков

Ко всему прочему, в январе 1945 года, обозначилась и еще одна спорная проблема — положение, складывавшееся в Иране. Там СССР пытался добиться от шахского правительства всего лишь того, что давным-давно имела Великобритания. Права на разведку и концессию на разработку, в случае открытия, месторождений нефти в северных провинциях, в Иранском Азербайджане. Но такое, вполне естественное в международной практике, стремление неожиданно натолкнулось на категорическое возражение союзников. Черчилль предложил Рузвельту занять непримиримую позицию, ни в коем случае не подавая Москве даже надежды на возможность экономически закрепиться в Иранском Азербайджане. «Мы не хотим, — объяснял он президенту свою позицию, — чтобы русские могли потом заявить, что их своевременно не предупреждали о том, насколько серьезно мы относимся к этому вопросу». Столь же решительно выступал и госдепартамент. В своем меморандуме, адресованном Рузвельту и основанном на высказываниях посла Ирана в США, так формулировал оценку ситуации: «русские… действуют таким образом, что в скором времени окажутся невозможными любые административные акции иранских властей» [459] . Однако тогда совместный демарш Великобритании и США все же не последовал. Его, во имя достижения иных, более важных целей, отсрочили до конца года.

459

Там же, с. 732.

Повестка дня, которую приняли главы трех великих держав для Ялтинской встречи 4 февраля, несмотря ни на что оказалась приемлемой им всем. Ограничилась самым неотложным: судьбой Германии, польским вопросом, уставом ООН. Предопределило же возможность достижения либо согласия, либо компромисса не только желание продемонстрировать всему миру сохраняющееся единство, но и иное. Весьма сильное желание Рузвельта вовлечь Советский Союз в войну с Японией. Небезосновательные опасения президента 4-миллионной японской армии, находившейся на островах, что, безусловно, могло привести к огромным потерям американцев при высадке.

Договоренность об участии СССР в войне на Тихом океане Рузвельту удалось достичь 8 февраля, на сепаратной встрече со Сталиным, пообещав тому получить от Чан Кайши признание независимости Внешней Монголии (Монгольской народной республики), передачу Советскому Союзу в аренду Порт-Артура для военно-морской базы, восстановления прав на КВЖД и ЮМЖД. Кроме того, президент гарантировал возвращение СССР Курильских островов и южной части Сахалина. В свою очередь, советская сторона помимо участия в вооруженных действиях против Японии, обязалась заключить с Китаем договор о дружбе и союзе, признав его суверенитет над Маньчжурией [460] .

460

Крымская конференция. М., 1979, с. 139–143.

После этого Рузвельт и поддержал большинство предложений Сталина, высказанных тем в ходе дискуссий. Потому-то и удалось быстро, без особых разногласий, договориться по многим пунктам. О децентрализации административного управления Германии, выделении, за счет американской и британской, зоны оккупации Франции и включение ее представителя в союзный контрольный совет, на чем особенно настаивал Черчилль. Приняли и предложение Сталина о праве на вхождение в число членов ООН Белоруссии и Украины, хотя отказали в том Литве. В остальных же случаях, при возникновении серьезных расхождений во мнениях, вопросы лишь обозначили, откладывая на будущее и их решение, и окончательные формулировки. Так поступили при обсуждении проблемы расчленения Германии, устава ООН и процедуры голосования в ней, судьбы правительства Югославии, возможности пересмотра конвенции Монтрё, регулировавшей судоходство в черноморских проливах, окончательную величину репараций с Германией.

Предельно осторожно, стремясь к компромиссу, поступили и при обсуждении польского вопроса, которым фактически занимались каждый день конференции, с 4 по 11 февраля. Пошли навстречу требованиям Сталина, признав новые границы Польши: на востоке — по линии Керзона, на севере и западе — включая Померанию и Данциг, по рекам Одеру и Нейсе. От создания же во время встречи временного национального правительства и регентского совета в составе Берута, Грабского и Сапеги, чего поначалу настойчиво добивался Рузвельт, отказались. Передали решение по данному вопросу специальной комиссии, включившей Молотова и послов в Москве, США — Авералла Гарримана, Великобритании — Арчибальда Керра, но при обязательном соблюдении двух условий. Новое, единое — взамен лондонского и люблинского, ставшего тем временем варшавским, временное национальное правительство следовало сформировать не расширением, как того хотел Сталин, а реорганизацией варшавского. После этого, примерно через месяц, в Польше обязательно провести выборы, свободные и демократические [461] .

461

Там же, с. 150, 153, 156, 174, 181.

Полагаясь на верность Сталина своему слову, Черчилль упорно отстаивал именно такое решение польского вопроса в палате общин. «Судьба поляков, — заявил он там 27 февраля, — будет в их собственных руках с единственным ограничением, которое они должны будут честно соблюдать совместно с их союзниками — проводить политику, дружественную России» [462] . Защищая ялтинские соглашения, принятые при его непосредственном участии, от критики, британский премьер не учел лишь одного — возникновения трений между союзниками, и отнюдь не по вине Сталина. Из-за нарушения американской и британской сторонами соглашения с СССР, запрещавшего сепаратное ведение переговоров с германскими властями.

462

Секретная переписка… с. 741.

Омрачили отношения с союзниками, возродили прежнее недоверие к ним Сталина, его опасения, что рано или поздно США и Великобритания станут преследовать сугубо собственные интересы, не совпадающие с интересами СССР, тайные встречи представителя Управления стратегических служб в Берне, Швейцария, Аллена Даллеса с эмиссарами командующего силами вермахта в Северной Италии генерал-фельдмаршала Кессельринга. Встречи, в первых числах марта принявшие уже форму переговоров офицеров союзнической ставки, возглавляемой британским фельдмаршалом Александером, с генералом ваффен-СС Вольфом. Обсуждения ими условий капитуляции 25 германских дивизий. Об этом сразу стало известно в Москве. И хотя, спохватившись, американцы через своего посла Гарримана 12 марта попытались оправдать свои действия перед советским руководством, исправить ошибку оказались не в состоянии. Не сумел сделать того ни Рузвельт в своем слишком запоздавшем послании — от 25 марта — Сталину, ни Черчилль [463] . Они так и не развеяли подозрений Иосифа Виссарионовича.

463

Советско-американские отношения во время Великой Отечественной войны. 1941–1945. М., 1984, т. 2, с. 340–341; Советско-английские отношения, т. 2, с. 321–323.

Ко всему прочему, осложнило сложившуюся ситуацию и ухудшившиеся отношения между Сталиным и Молотовым. В Крыму, на конференции, могло сложиться впечатление, что Вячеслав Михайлович является сторонником более жесткого курса, нежели его шеф. Но к тому наркома иностранных дел вынуждала его профессия со всем свойственным ей «крючкотворством». Как никто иной из узкого руководства, Молотов слишком хорошо понимал всю роль формулировок, тончайших смысловых оттенков в них, которые могли при недоработке привести к любому истолкованию документов, даже в прямо противоположном смысле. После же одобрения «большой тройкой» проектов, он столь же педантично начинал осуществлять решения практически. Именно так поступил на первых заседаниях московской комиссии по делам Польши. Заявил о возможности поездки наблюдателей от США и Великобритании в Варшаву для изучения положения дел на месте. Однако такое предложение, не шедшее вразрез с мнением Сталина во время ялтинской встречи, но позже наложившееся на разведывательную информацию о сепаратных переговорах в Берне, и породило, как можно предположить с большой долей уверенности, недоверие вождя к своему старому соратнику. Подозрение, что неспроста тот слишком охотно идет на уступки неверным союзникам.

Чтобы не выпускать инициативу из своих рук, Сталин полностью взял на себя дальнейшее ведение внешней политики. Отстранил от традиционного, коллегиального обсуждения ее ключевых проблем остальных членов узкого руководства. И сделал это весьма своеобразно, проведя через ПБ 9 марта постановление, по которому все шифротелеграммы НКИД отныне поступали для ознакомления только ему, да, чего избежать никак было нельзя, Молотову. Не ограничившись тем, Иосиф Виссарионович вынудил Вячеслава Михайловича публично отказаться от сделанного им ранее приглашения в Польшу американских и британских представителей. Наконец, внезапно исключил Молотова из состава советской делегации для участия в конференции, созываемой в Сан-Франциско, где предполагалось провозгласить создание ООН. Заменил его послом в США А. А. Громыко, отлично осознавая оскорбительность подобного решения для союзников. Только в последнюю минуту, под давлением Черчилля и Рузвельта, не желая раскрывать перед ними тайны закулисной кремлевской политики, отказался от прежнего мнения. Все же разрешил Молотову возглавить делегацию СССР. Одновременно сменил Сталин мягкую линию на жесткую в трех восточноевропейских странах.

27 февраля заместитель наркома иностранных дел А. А. Вышинский прибыл в Бухарест с важной и ответственной, схожей с той, что выполнял в 1940 году в Латвии, миссией. От имени советского правительства объявил о возвращении Трансильвании под юрисдикцию Румынии. Сделал то, на что не имел никакого права до подписания мирного договора, только который и мог установить границы недавнего сателлита нацистской Германии. Зато в обмен сумел получить подписи короля Михая под выгодными для Советского Союза указами. 28 февраля — об отставке премьера генерала Радеску, а 6 марта — о назначении на этот пост коммуниста Петру Грозу. Правда, формальная демократичность — коалиционность нового кабинета сохранялась. Включал он представителей всех разрешенных политических партий Румынии: национал — либеральной, национал-царанистской, социал-демократической, коммунистической, национал-народной, фронта земледельцев, союза патриотов.

Не стал больше Сталин противиться и властолюбивым устремлениям маршала Тито. Поддержал его официальным признанием, когда тот, нарушив прежние соглашения, занял 7 марта пост главы правительства Югославии, назначив прежнего премьера, Шубашича, министром иностранных дел.

Однако самыми серьезными, угрожавшими разрывом дружественных отношений с Черчиллем и Рузвельтом, стали действия Советского Союза в Польше. Туда советниками министерства общественной безопасности направили сохранявших основные свои должности И. А. Серова — замнаркома внутренних дел СССР, и П. Я. Мешика — зам. начальника главного управления контрразведки («СМЕРШ») НКО СССР [464] . И далеко не случайно практически сразу же после их прибытия была арестована большая группа польских военных и политических деятелей, ориентировавшихся исключительно на Лондон. Представлявших несомненную опасность для КРН как вполне реальные конкуренты и при формировании временного национального правительства, и при проведении всеобщих выборов.

464

РЦХИДНИ, ф. 17, оп. 3, д. 2177, л. 6.