Тайны пропавших экспедиций

На следующий год Санников расширил исследуемый район и обнаружил еще несколько могил и судовое днище, которые прямо указали, что здесь были похоронены архангельские поморы, попытавшиеся пробраться на Шпицберген, но бурей и льдами унесенные в море Лаптевых. Есть версия, что он обнаружил зимовку пропавшей без вести экспедиции Реброва, которая в 1652 году пыталась исследовать земли севернее реки Яны.

Хотя плавания к Новой Земле проводились несколько столетий, но ее морских карт не существовало, если не считать карты Маточкина Шара, сделанной Федором Розмысловым. С целью восполнения этого пробела в 1819 году русское правительство поручило лейтенанту Андрею Лазареву возглавить экспедицию и произвести опись всего южного побережья Новой Земли, а также попытаться обойти ее северную оконечность.

Андрей Лазарев родился в 1787 году и был родным братом первооткрывателя Антарктиды Михаила Лазарева. После окончания Морского корпуса в 1804 году он был произведен в мичманы, и 6 лет участвовал в боевых действиях русской эскадры в Средиземном море. В 1812—1814 годах на корабле «Борей» находился в плавании у берегов Англии и Голландии.

Для полярного похода в 1819 году Лазареву был передан конфискованный английский бриг «Кэтти». Русские моряки переименовали его в «Новую Землю» и направились на восток.

Но экспедиция закончилась полной неудачей. Лазарев не сделал ни одной высадки на архипелаг и, даже не начав съемки берега, отправился обратно. К этому времени практически вся его команда заболела цингой, и прежде, чем «Новая Земля» вернулась в Архангельск, три матроса скончались и были похоронены по морскому обычаю.

Летом 1833 года Пахтусову удалось на карбасе «Новая Земля» произвести опись юго–восточного берега Новой Земли. Из-за сильных штормов и цинготной болезни среди моряков экспедиции не удалось вернуться в Архангельск, а пришлось зимовать в губе Логинова (пролив Карские ворота). По другим данным, — на восточном берегу полуострова Стодольского. Здесь они нашли 4 могилы членов семьи самоедского промышленника Мавея.

По данным П. Башмакова — советского исследователя истории жизни русского мореплавателя П. Пахтусова, на востоке полуострова Стодольского команда баркаса «Новая Земля» нашла поморский карбас и развалины избы, возле которой лежали два человеческих черепа и несколько человеческих костей. В избе были найдены небольшой медный и два железных котла, ложа от ружья, немного пороха и несколько оленьих шкур. По этим вещам было предположено, что найдено зимовье самоеда Мавея.

В 1823 году этот ненец вместе со своей семьей и родственником Воептой, обеднев из-за падежа оленей, перебрался на Новую Землю, чтобы здесь промышлять морского зверя и диких оленей. Но осенью Воепта уехал на материк, а Мавей остался на острове с сыном и тремя женщинами. Так как следующим летом Мавей не появился на материке, то Воепта сам отправился к Карским воротам. «Придя к зимовью, — позже расскажет Пахтусов, — он был поражен ужасным зрелищем: два женских трупа лежали в избе, подле них выделанная медвежья шкура, половина которой была съедена; на дворе неподалеку от избы, лежали истлевшие трупы сына и внучки Мавея; самого же Мавея нигде не нашли». Позже выяснилось, что сам ненец Мавей погиб на охоте, а его семья — от угара или холода в избе.

Однако истинные причины их гибели неизвестны и сегодня.

В этом же путешествии, 18 августа 1833 года, на берегу губы Староверской (вблизи реки Маточки) Пахтусов нашел ветхую промысловую избу, 4 разбитых поморских карбаса и несколько могильных крестов.

Через три дня экспедиция потеряла служителя Николая Рудакова, которого по флотскому обычаю похоронили в море.

В марте 1835 году на шхуне «Кротов» и карбасе «Казаков» подпоручик корпуса флотских штурманов Петр Пахтусов и кондуктор корпуса флотских штурманов Август Циволька занялись описными работами пролива Маточкин Шар и восточного новоземельского побережья к северу от Матшара.

В апреле—мае 1835 года от простудной лихорадки и цинготной болезни умерли матрос Андрей Самсонов и вольнонаемный мастеровой Максим Постников. В июне, с наступлением теплого времени и появлением в окрестностях зимовья дичи, здоровье заболевших зимовщиков значительно улучшилось и Пахтусов приступил к исследованиям района Маточкина Шара.

Но 21 июля карбас был раздавлен льдом у западного берега острова Верха, причем погибла часть провизии и снаряжения. Мыс, близ которого это произошло, Пахтусов назвал мысом Крушения. Осматривая остров, Пахтусов нашел здесь обломки двух карбасов, несколько могильных крестов и большую могилу. По остаткам истлевших бумаг удалось установить, что здесь лежит до 15 безымянных поморов, неизвестно когда сюда несчастно попавших. По всему было видно, что эти негостеприимные берега стоили жизни многим поморам. Возможно, именно эта бухта в старину называлась бухтой Охальной (Горбовы острова). В начале августа 1835 года на одном из Южных Крестовых островов (иногда их называли Братаны) Пахтусов обнаружил два опрокинутых карбаса и могилу моряков.

Русский геолог и географ Иван Черский вместе с женой Маврой исколесил северо–восток Азии вдоль и поперек. Он собрал уникальные коллекции минералов, зоологические и ботанические. В 1891 году он был командирован Академией наук на три года для исследований в районах рек Колымы, Индигирки и Яны. В июне того же года он выехал туда вместе с женой (зоолог экспедиции) и 12–летним сыном из Якутска. В караване было 44 лошади. Верхоянский хребет был пересечен по летней дороге, огибающей реку Хандыгу с юга, по ее протокам. Черский перешел Индигирку у Оймеконского правления. И далее пошел на северо–восток. Этим маршрутом он вышел в верховья реки Момы. В Верхне–Колымск он пришел 28 августа и зимовал здесь. Весной 1892 года Черский поплыл вниз по Колыме, но в дороге заболел, и все же, пренебрегая болезнью, продолжал вести наблюдения. Во время этой экспедиции он умер у реки Прорвы, не доехав до Нижне–Колымска, и был похоронен против устья реки Омолон. В память о путешественнике город Нижне–Колымск был переименован в город Черский.

К незаслуженно забытым ныне экспедициям относится первая проводка речных судов с Британских островов до устья реки Енисей. В ее состав входили три построенных на английских верфях речных парохода («Лейтенант Овцын», «Лейтенант Малыгин» и «Лейтенант Скуратов») с экипажами, набранными на Балтийском флоте. В свое время об этом походе писали многие российские газеты, а сегодня рассказ об этом плавании можно лишь случайно найти в старых изданиях.

Так, о судьбе командира судна «Лейтенант Малыгин» лейтенанта Евгения Шведе стало известно из случайно найденного в запасниках Североморского дома офицеров сборника «Полярный круг» за 1989 год. После прочтения здесь статьи В. Масленникова стало ясно, что историю об этом героическом переходе можно смело рассказать на страницах данной книги.

Евгений Шведе родился в 1859 году в семье видного русского кораблестроителя, будущего члена Кораблестроительного отделения Морского технического комитета, инспектора кораблестроительных работ в Санкт–Петербурге и генерал–майора Леопольда Шведе.

После окончания Морского корпуса Евгений Шведе совершил плавание на Тихий океан в составе экипажа крейсера «Азия» и имел достаточно редкую для того времени специальность электрика.

Судовые экипажи будущей Енисейской экспедиции, в составе 6 офицеров и 43 матросов, погрузились на английский грузо–пассажирский пароход «Ринальдо», который вышел из Санкт–Петербурга 27 июня 1893 года и направился к Британским островам. Они должны были принять на английских верфях свои суда, перегнать их через Норвежское, Баренцево и Карское моря на реку Енисей, и с их помощью ускорить доставку строительных материалов и рельсов на речных баржах до Красноярска, и тем самым ускорить постройку Транссибирской железнодорожной магистрали. Столь «хитро закрученный сюжет» пришлось разрабатывать с началом практической реализации замысла этого государственного проекта, так как выяснилось, что дорог в Сибири не существует, а на Енисее нет ни одного подходящего судна для буксировки барж.

Только русские моряки прибыли в Англию, как у них появилось много различных трудностей в достройке судов. Во–первых, выяснилось, что англичане, погнавшись за выгодой, построили суда из тонкой и мягкой стали. Таким образом, их использование в арктических условиях несло экипажам смертельную угрозу. При этом судовые водоотливные средства просто никуда не годились. Во–вторых, за каждый лишний обух, крючок или полку на судне русским командирам приходилось «воевать» с представителями судостроительных заводов фирмы «Денни». При этом вызвал откровенное недоумение заказ судов: «Лейтенант Скуратов» и «Лейтенант Малыгин» были заказаны и построены как колесные пароходы, а «Лейтенант Овцын» — как винтовое судно. Для двух первых океанский переход стал серьезнейшим испытанием. Еще до выхода в море командиров этих судов предупредили английские строители: «Дно вполне надежно. Вы не можете переломиться носом и кормой вниз. А вот носом и кормой вверх — это другое дело!» С таким напутствием русские моряки и пошли в арктические моря.

Это плавание речных судов Енисейской экспедиции, полное драматизма и настоящей жертвенности русских экипажей, ждет отдельного рассмотрения. А может — и отдельной книги. Для его краткой характеристики достаточно сказать лишь то, что из месяца с небольшим перехода спокойной, без штормов, была разве лишь неделя. Да и та — с учетом короткой стоянки в Бергене.

Поздней ночью 25 августа 1893 года русские суда все же успешно добрались до устья Енисея, где в Гольчихе началась перегрузка на баржи рельсов. Но и здесь русских моряков достала непогода.