Тайны расстрельного приговора

«Что он орёт-то? – подумал Боронин. – Раньше за ним не замечалось… Нет, с трибуны он всегда орал, его жесты, жёсткие реплики, резкие хлопки ладонями в нужных местах на совещаниях когда-то нравились. Стакан с водой вздрагивал, начальники райотделов под столы лезли, так никли их головы, менялись лица высоких приглашённых. Боялись генерала… Но это тогда и там, на разносных докладах, а здесь?.. У него в кабинете?.. Чего он долбит монотонным голосом?.. Почему все милицейские и армейские чиновники все орут, словно с глухими общаются? Вот прокурор области Игорушкин никогда в этом не замечался. Ведёт себя ровно в любой ситуации, даже когда о неприятных вещах говорит. Наоборот, понижает тон… О чём бубнит генерал?..»

– Насколько точны ваши догадки? – перебил его Боронин. – На чём базируются вообще ваши версии? Не улавливаю мысли.

– Были показания художника, подружившегося с ним на теплоходе. Тоже старика. Меняет он их то в одну, то в другую сторону. Боится или ещё чего… прока никакого.

– Плохо!

– Сообщение к нам значительно запоздало, – начал оправдываться генерал.

– Вполне возможно, что люди Андропова, эти, как вы их назвали, «группки» уже у нас в области. – Боронин костяшками пальцев постучал по подоконнику. – У вас под носом, генерал. На вашем месте я бы поторопился воспользоваться другими каналами.

– Не понял?..

– Слетай к Юрию Михайловичу, – металл прорезался в голосе секретаря обкома, – пусть замолвит за тебя министру, а то и тестю поклонится.

– Вы о Чурбанове?! – округлил глаза генерал.

– Думаю, пора, – невозмутимо продолжал Боронин. – Ничего зазорного нет. Зря, что ли, ты их поил, кормил? Свеж в моей памяти приезд самого министра к нам, надеюсь, не забыл и ты его выступление на партактиве области?.. – он ухмыльнулся. – А Чурбанов, слышал я, регулярно тебя посещает… Сдружился с ним?

– Что вы, Леонид Александрович! – замахал руками генерал. – Злые языки! О каждом его визите я вас регулярно информирую. Да вы, Леонид Александрович, сами его встречали.

– В последний визит он ко мне не заехал, – резко возразил Боронин.

– Так сразу по колониям махнул. Я не стал вас беспокоить. А в другой раз вас в области не было. Вы в Москве занимались, я звонил…

– Не помню…

– Точно, Леонид Александрович. Карагулькин подтвердить может. Я через него ваш телефон в Москве отыскал.

– Возможно. Забыл.

– Так как же, Леонид Александрович? – осмелел генерал.

– Ты о чём?

– О людях… из Москвы… О проверяющих… Лететь мне в столицу?

– А чего испугался? Самому давно надо было тайную проверку среди своих работничков провести. Повыгонял бы дураков, жульё и крохоборов. Мы бы орден тебе дали. На повышение пошёл бы. О Москве-то мысли не появлялись? Небось приглашал Чурбанов в столицу? Или Щёлоков к себе звал?.. Не скучно у нас в провинции-то?.. Не засиделся?..

Не сказав больше ни слова, Боронин не повернулся от окна, молчал сердито, пока за генералом не закрылась дверь. Все прощальные слова, обещания и заверения генерала принял в спину. Это был удар ниже пояса с его стороны. Он его сделал сознательно и вполне решительно, и генерал покрылся липким потом…

Провинциальные забавы

Игривый солнечный лучик, умело управляемый ловкой рукой кучерявого шалуна из окна второго этажа, выхватывал смазливые личики среди бегающего внизу во дворике персонала женского пола и жалил глазки избранным. Одни смущённо прыскали в кулачки и, отворачиваясь, спешили убежать. Другие откровенно жеманничали и грозили в ответ пальчиками. Поумней не торопились увёртываться и обнадёживающе кокетничали. Было с кем! Секретарь обкома Михаил Карагулькин, явно засидевшийся в холостяках красавец, с утра развлекался зеркальцем помощницы Оленьки, усевшись в расстёгнутой до чёрных волос на груди белоснежной рубашке на подоконнике собственного кабинета.

– Ну что вы, Михаил Александрович, – капризничала за спиной игривым голоском бледнолицая длинноногая Оленька. – Отдайте зеркальце. Как вам не стыдно.

– Стыдно, если завидно, – дразнил её неугомонный баловник, смеясь. – Какая красота за окном, Оленька, жить-то как хочется! Бери пример с девчат!

– Закатит тебе Борона штаны за твои проделки, Михаил, да всыплет по первое число! – На пороге кабинета стоял вечно хмурый Лев Вольдушев. – Не исправить тебя, старый ловелас.

Зав административным отделом бесцеремонно плюхнулся на кожаный диван и полез в карман за сигаретами.

– Бороны сегодня весь день не будет, – беспечно болтал ногами Карагулькин. – Я вчера перед вылетом из столицы звонил, он меня предупредил. По колхозам отправился. С молоком, говорит, проблемы начались в хозяйствах. Думает бюро обкома собрать, как вернётся.

– Вчера прилетел?

– Ага.

– Как в столице?

– Обычная свистопляска.

– Ты сколько там был?

– Неделю почти торчал.

– Везёт…

– Не скажи. Что задумал сделать – всё впустую. Не выгорело.

– Что новенького разнюхал?

– Гудит мегаполис… Но вы и без меня всё знаете не хуже.

– Не скромничай.

– После смерти Суслова и Цвигуна Ильич с койки так и не подымается. Кириленко с Черненко тоже в больницы упаковались. На носу пленум по продовольственной программе, ребята в ЦК с ума сходят, доклад готовят вслепую…

– Ну, доклад сварганить – беда небольшая, они ж этим всегда занимались, – не унимался Вольдушев. – Ты мне откройся, действительно Цвигун застрелился сам или брешут, как обычно. У нас тут такое трепят!

– Застрелился, Лёвушка, застрелился сам, – беспечно откликнулся с подоконника приятель. – А куда ему деваться было? Он же с главным поручением Лёни не справился; следил, следил за похождениями его дочки да так и проглядел, старый пердун, а ещё партизан, книжечки про тайную слежку пописывал! Его страх пробрал, бросился он к «серому кардиналу» за советом, только и дедушка Суслов в штаны навалил, не хватило смелости за Галину перед Андроповым заступиться. Вот и кончились оба – Цвигун шлёпнулся из пистолета, а Суслов за неделю на койке отошёл.

– А за ними Брежнев в лёжку?

– Ильич слёг по другой причине. Накануне в Узбекистане вручал республике орден за хлопок, узбеки его второпях сколоченный авиационный завод смотреть уволокли. Тот, как чуял, отнекивался до последнего, но от Рашидова разве отвертишься, вот и рухнули на Ильича стропила, не выдержав забравшихся на них любопытных. Если бы охранник не прикрыл собой, каюк бы нашему Генсеку.

– Да, дела… – поёжился Вольдушев. – Ты языком треплешь, а у меня всё нутро захолонуло.