Тайны смерти русских писателей

Предполагают, что Екатерина Ивановна состояла на службе в III Отделении.

Мартьянов выдвинул версию, будто генеральша отчего-то возненавидела Лермонтова, и при ее салоне сложился целый кружок мерлинистов, составивших заговор с целью убить Михаила Юрьевича. Один из вариантов этой версии: Мерлини получила приказ на ликвидацию поэта от самого Бенкендорфа или даже Николая I. Зачем первым людям государства сдался Лермонтов, объяснить никто не может.

Как бы там ни было, но один из наиболее авторитетных в широкой публике лермонтоведов второй половины XX столетия Ираклий Луарсабович Андроников (1908–1990) утверждал, что последняя дуэль Лермонтова — результат политического заговора, инспирированного царем при участии Бенкендорфа, жандармского полковника Кушинникова и пятигорской генеральши Мерлини — тайного агента III Отделения. Эта точка зрения неоднократно опровергалась уже в наше время.

Диссонансом версии Андроникова звучат слова профессора Дерптского университета П. А. Висковатого о том, что Лермонтов в свой последний приезд в Пятигорск быстро довел ситуацию до состояния, когда «некоторые из влиятельных личностей из приезжающего в Пятигорск общества, желая наказать несносного выскочку и задиру, ожидали случая, когда кто-нибудь, выведенный им из терпения, проучит ядовитую гадину. (Выражение, которым клеймили поэта многие.)» [225] .

Доподлинно известно, что в 1841 г. кто-то действительно очень хотел втянуть Михаила Юрьевича в дуэль. Кто эти люди? История о том умалчивает. Но сохранились точные свидетельства нескольких современников, что первоначально на дуэль с поэтом подстрекали прапорщика Семена Дмитриевича Лисаневича (1822–1877), которого Лермонтов не раз высмеивал в обществе. Как записал со слов очевидцев П. А. Висковатый, «к Лисаневичу приставали, уговаривали вызвать Лермонтова на дуэль — проучить. «Что вы, — возражал Лисаневич, — чтобы у меня поднялась рука на такого человека!»». Некоторые историки предполагают, будто подстрекательством занималась шестнадцатилетняя Н. П. Верзилина, за которой ухаживал Лисаневич и предположительно ухаживал Н. С. Мартынов.

225

Висковатый П. Л. Михаил Юрьевич Лермонтов. М.: Захаров, 2004. Далее цитируется по этому изданию.

6. В советское время, начиная с 1920-х гг., лермонтоведы начали разрабатывать версию, будто устранить поэта решил сам император. Якобы именно с этой целью по его поручению в апреле 1841 г. Бенкендорф командировал на Кавказ жандармского подполковника Александра Николаевича Кушинникова (1799–1860).

Другой вариант этой версии: царь повелел организовать убийство поэта военному министру А. И. Чернышеву, который поручил эту операцию начальнику штаба войск на Кавказской линии и в Черномории полковнику Александру Семеновичу Траскину (1803–1855). Предполагают, что именно с целью убийства Лермонтова Траскин разрешил Михаилу Юрьевичу подлечиться в Пятигорске, а не проследовать прямиком к месту назначения.

Сплетни о косвенном участии императора и его ближнего окружения в убийстве Лермонтова начали распространяться еще в XIX в., сразу же после гибели поэта. Сохранилась запись из беседы П. А. Вяземского с А. Н. Голицыным 4 августа 1841 г. в Царском Селе: «По случаю дуэли Лермонтова князь Алек. Ник. Голицын рассказывал мне, что при Екатерине была дуэль между Голицыным и Шепелевым. Голицын был убит, и не совсем правильно, по крайней мере, так в городе говорили и обвиняли Шепелева. Говорили также, что Потемкин не любил Голицына и принимал какое-то участие в этом поединке» [226] .

226

Герштейн Э. Т. Отклики современников на смерть Лермонтова. По неопубликованным материалам архивов Елагиных, Булгаковых, Каткова и Самариных // М. Ю. Лермонтов: Статьи и материалы. М.: Гос. соц. — эконом. изд-во «Соцэкгиз», 1939.

(Смысл этой цитаты можно понять из записи A.C. Пушкина в «Замечаниях о бунте» (Пугачева) 1834 г.: «Князь Голицын, нанесший первый удар Пугачеву, был молодой человек и красавец. Императрица заметила его в Москве на бале (в 1775) и сказала: «Как он хорош! настоящая куколка». Это слово его погубило. Шепелев (впоследствии женатый на одной из племянниц Потемкина) вызвал Голицына на поединок и заколол его, сказывают, изменнически. Молва обвиняла Потемкина». — В. Е).

Исследователи обычно подчеркивают, что версия об организации убийства поэта ближним окружением императора исходит из самого окружения Николая I, поскольку трудно назвать более близкого к нему человека, чем Александр Николаевич Голицын. Доверенное лицо императора, он имел исключительное право входить к Николаю Павловичу без доклада; именно Голицын осуществлял надзор за царскими детьми во время отсутствия в столице родителей. Александр Николаевич занимал должность начальника почтового департамента, где осуществлялась перлюстрация писем, в том числе и корреспонденции III Отделения — как всего ведомства, так и лично Бенкендорфа, в частности.

Так что советские историки имели весьма серьезные основания для подозрений. Правда, они, как и всегда, искали прежде всего политическую подоплеку трагедии.

7. Сегодня все более распространенной становится версия о психическом заболевании Н. С. Мартынова, вызванном его вынужденной отставкой «по семейным обстоятельствам» в феврале 1841 г. Считается, что с этого времени он сильно озлобился на весь мир, тосковал, начал страдать подозрительностью и истеричностью. Лермонтов оказался удобной и своевременной мишенью для умиротворения его расстроенных нервов.

8. Совершенно невероятная, но при этом вполне возможная, а потому имеющая право быть версия. Появилась она относительно недавно. Якобы убедившись в том, что Николай I Лермонтова из армии не отпустит и будет его гнобить-«перевоспитывать» на войне до последнего вздоха, друзья сговорились устроить поэту ложную дуэль, ранить его — опасно, но не смертельно — и предоставить ему таким образом возможность выйти в отставку по ранению. По этой причине противником Михаила Юрьевича стал один из наиболее близких ему людей, к тому же плохо стрелявший. Оттого и целился Мартынов так долго, что должен был непременно ранить поэта серьезно, но «не опасно», дабы его сочли неспособным служить далее. Потому и поднял Лермонтов правую руку вверх, чтобы ранили его именно в нее.

Однако далее сам собой случился «несчастный случай». Потому все участники дуэли и были столь потрясены гибелью Михаила Юрьевича и поначалу впали в панику.

Против этой версии выдвигаются очень серьезные аргументы, и главный из них — дуэлянты не пригласили с собой доктора и не взяли транспорт для перевозки раненого.

9. К этой версии примыкает еще одна: Лермонтов сам искал дуэли с Мартыновым и делал все возможное, чтобы не дать последнему возможности пойти на примирение. И происходило это по сугубо психологической причине: в Лермонтова вселился Печорин.

Я, конечно, пишу напрямую. Автор данной концепции современный литературовед и литературный критик Владимир Исаакович Левин в нашумевшей статье в еженедельнике «Литературная Россия» высказался со множеством оговорок и расшаркиваний: «Но вот Лермонтов выпускает свой роман. И тут происходит чрезвычайно интересное явление. В широко известной восточной сказке джинн, заточенный в бутылку, вселяется в освободившего его человека и подчиняет себе его. Нечто подобное произошло и с Лермонтовым: сойдя со страниц романа, Печорин словно начинает воздействовать на поступки и мировосприятие автора.

Предпосылки для такого влияния были. Не следует забывать, что Лермонтов был очень молод, что характер его, как мы видим из воспоминаний современников, был еще недостаточно устойчив и полон противоречий, так как находился, видимо, еще в процессе формирования. В то же время Печорин, человек, умудренный значительно большим жизненным опытом, закаливший свой характер в различных бурях, уже прошедший в своих отношениях с обществом тот этап, на котором пока еще находился Лермонтов, натура в данный момент, пожалуй, более сильная, чем Лермонтов.

Очень существенно также, что герой и автор находятся по своему интеллекту на одном уровне. Лермонтов создал образ человека, в этом плане ничем не уступающего ему самому. Интеллектуальная близость Печорина и Лермонтова такова, что, встреться они в жизни, между ними вполне могли бы возникнуть близкие отношения — в тех пределах, разумеется, в каких допустил бы их Печорин, который, безусловно, был бы в этой дружбе старшим.

Важно и другое. В представлении Лермонтова Печорин вовсе не был «отрицательным героем», типичным сыном века, зараженным всеми его болезнями и пороками.