Тайны Старого и Нового света. Заговоры. Интриги. Мистификации
Шрифт:
И все же кое-что остается необъяснимым. Долгое время репутация Стентона как политического деятеля и как «неподкупного» военного министра стояла очень высоко. За последние десятилетия многие американские историки сделали немало, чтобы определить, насколько заслуженной была его слава. Раздававшаяся при этом критика нередко оказывалась «критикой справа», с позиций благожелательства в отношении плантаторов. В ходе нее было вскрыто немало фактов, характеризовавших Стентона как честолюбца, не брезговавшего никакими средствами, когда дело шло о собственном возвышении. Но это было характерно чуть ли не для всех американских буржуазных политиков, в том числе и для весьма неоднородного радикального крыла республиканской партии. В то же время раздаются и другие голоса, отвергающие критику и высоко оценивающие деятельность Стентона, в том числе и как провозвестника «современных концепций тотальной войны».
По мнению Эйзеншимла и его последователей, Стентон полагал, что Линкольн даст побежденным южным штатам право посылать своих представителей в
Существовали ли какие-либо дополнительные мотивы для того, чтобы власти и после отставки Стентона упорно прятали концы в воду? Безусловно, да, отвечают сторонники Эйзеншимла. Ведь на президентском кресле долгие годы сменяли друг друга северные генералы, отличившиеся в гражданской войне (Грант, Хейс, Гарфилд), и поддержание престижа военного министерства имело особо большое значение для их политической карьеры. Выявление того факта, что военное ведомство спасло от возмездия главных виновников смерти президента, было бы для этих генералов непоправимым ударом.
Такова в целом гипотеза Эйзеншимла и его сторонников, она предстает в последние годы во все новых вариантах.
Поскольку во многих исторических трудах суд над соучастниками Бута давно уже превращен в суд над Эдвином Стентоном, попытаемся еще раз в суммарной форме рассмотреть и взвесить собранные против него улики. Во-первых, было ли что-либо в прошлом Стентона, подкреплявшее эти подозрения? Новейшие исследования развеяли, как уже сказано, многое из того, что было написано его панегиристами. Из этих исследований (впрочем, далеко не из всех) предстает вероломный, беспощадный, не брезговавший любыми средствами честолюбец, умевший ловко подставлять подножку сопернику, и вряд ли испытывавший привязанность к Линкольну, которую он внешне старался демонстрировать. Это была натура властная, не терпевшая возражений. Стентон не раз отказывался исполнять распоряжения Линкольна, говорили, будто он делает все, что хочет. Это неверно. В важных случаях Линкольн умел настаивать на своем и заставлять строптивого Стентона уступать.
Однако очень часто президент шел на компромисс и даже с присущим ему грубоватым юмором обращал весь спор в шутку. Линкольн чрезвычайно высоко ценил организаторский талант бывшего адвоката, развернувшийся на ответственном посту военного министра. Когда после переизбрания на второй срок президентом Линкольн узнал, что поговаривают о его намерении сместить Стентона, он решительно опроверг эти слухи. 9 апреля 1865 года — за пять дней до выстрела в театре Форда — Стентон подал письменное заявление об отставке, отлично зная, что она не будет принята. Действительно, Линкольн разорвал бумагу со словами: «Вам нельзя уходить в отставку… Вы — наша главная опора». Таким образом, ничто не угрожало политическому будущему Стентона, если не считать, что он стремился путем преступления добиться первого места в государстве и развязать руки для продолжения той политики в отношении южных штатов, которую он считал более целесообразной. Точно так же можно двояким образом истолковать каждую из собранных против него косвенных улик. Кроме того, ведь если отвергнуть предположение о его участии в заговоре, то можно думать, что он действовал в первые часы после убийства Линкольна в горячке, взволнованный ответственностью, ежеминутно ожидая пули, которая уже сразила президента и — как тогда думали — государственного секретаря. Не этим ли объясняются промахи Стентона, которым его противники придают столь зловещий смысл? Но, с другой стороны, далеко не все поступки Стентона укладываются в такую простую схему, которая выдвигается его защитниками.
Стентон заранее знал о подготовке заговора и о том, что конспираторы встречаются в доме вдовы Саррет. Такое убеждение основывается на том, что Л. Вейхман, жилец дома, донес об этом властям и, как явствует из документов, соответствующие сведения были пересланы в военное министерство. Мы, правда, не имеем доказательства того, что Стентон лично видел показания Вейхмана, но, с другой стороны, трудно предположить, что чиновники осмелились бы скрыть столь важную информацию от своего капризного, властного и во все самолично вникающего начальника. В условиях военного времени Стентон имел право арестовывать любых лиц на основании самых слабых подозрений и широко пользовался этим правом. Детективы, правда, впоследствии утверждали, что за домом Мэри Саррет было установлено наблюдение, — вряд ли это соответствует действительности. Сыщики не смогли представить никаких доказательств, что им было известно день за днем, час за часом передвижение обитателей дома. Все это серьезные аргументы, но и они допускают иное толкование. В конце концов различных сообщений о заговорах поступало властям более чем с избытком, и одно из них — свидетельство Вейхмана — могло не привлечь внимание военного министра, даже
если попалось ему на глаза.Правда, есть косвенное свидетельство, что Стентону было известно о показаниях Вейхмана. В 4 часа 44 минуты утра 15 апреля он послал телеграмму генерал-майору Диксу в Нью-Йорк. В ней указывалось: из письма, найденного в вещах Бута, явствует, что заговор был подготовлен еще до 4 марта. Однако в чемодане Бута нашли лишь письмо Арнолда от 27 марта, из которого никак нельзя сделать такого вывода. Об этом около 5 часов утра 15 апреля Стентон мог узнать только из показаний Вейхмана. Но все же остается сомнительным, узнал ли он о них до убийства или после совершившейся трагедии из уст своих подчиненных, поспешивших доложить о полученной ранее информации. Наконец Стентон мог вставить эту фразу и потому, что до него, несомненно, должны были дойти слухи о каких-то заговорах, осуществление которых приурочивалось к 4 марта.
Перейдем к следующей улике. Стентон посоветовал Гранту не ходить в театр Форда. Однако, во-первых, Грант действительно хотел уехать из Вашингтона пораньше, чтобы иметь больше времени для и так короткого свидания со своими детьми. Во-вторых, отношения между миссис Грант и миссис Линкольн по вине супруги президента оказались очень обостренными. Жена Гранта явно не хотела идти в театр, в ложу, где находилась взбалмошная первая леди, недавно устроившая ей бессмысленную сцену ревности. Наконец сам Грант явно не был любителем театров и светских приемов. Однажды, в марте 1864 года, он после назначения его главнокомандующим уже уклонился от такого же посещения театра совместно с президентом. Правда, дважды Стентон советовал Гранту не ходить в театр. Но и президенту он давал такие же советы много раз. Да и вообще этот по крайней мере внешне истовый пуританин, постоянно читавший свою Библию, очень не одобрял подобные очаги соблазна и греха.
Стентон по существу запретил майору Экерту сопровождать Линкольна. Но этот приказ мог быть вызван припадком раздражения (военный министр обладал весьма нелегким характером), очередной размолвкой, мог быть жестом, призванным продемонстрировать, что Стентон не одобряет намерение президента идти на спектакль и не желает иметь ничего общего с этим необдуманным посещением театра. Кроме того, Стентон часто требовал от Линкольна соблюдать осторожность, а тот почти всегда оставлял без внимания эти предупреждения. Стентону могло просто надоесть проявлять заботу о безопасности Линкольна, тем более что до сих пор все эти неосторожные поступки президента сходили ему с рук. А теперь ведь война по существу уже окончилась. Лаже самое подозрительное обстоятельство — что у Экерта вечером 14 апреля вопреки утверждениям Стентона не было никакой срочной работы — допускает двоякое толкование. Если бы осторожный Стентон действительно был организатором заговора, он, вероятно, на всякий случай нашел бы для Экерта какое-то занятие, оправдывающее отказ военного министра отпустить майора в театр. Между прочим, Экерт был приглашен в президентскую ложу как гость, а не как охранник, стоящий на страже у дверей, так что в любом случае Экерт не мог бы помешать Буту сзади выстрелить в упор в Линкольна. Максимум, что он мог, — это способствовать задержанию преступника.
Что касается Паркера, то вполне вероятно, что ему разрешил отлучиться с поста сам президент. Да и входило ли в обязанности Паркера нести постоянное дежурство? Незадолго до Бута в президентскую ложу заходил вызванный Линкольном издатель вашингтонской газеты «Нейшнл рипабликен» Саймон Хэнском. В своей газете он сообщил потом, что у входа в ложу он встретил Ч. Форбса, исполнявшего обязанности слуги и посыльного при президенте. По показаниям современника, Бут у входа предъявил свою визитную карточку стоявшему у двери посыльному… Вероятно, это был Форбс, который не имел основания остановить посетителя, так как знал, что Линкольн любил встречаться и беседовать с актерами. Форбс был в числе свидетелей при рассмотрении дела Паркера в начале мая 1865 года в управлении столичной полиции. Протокола заседания не сохранилось, известно лишь, что Паркер был оправдан. Возможно, сочли, что он не должен был дежурить у двери или не имел причин препятствовать Буту, предъявившему свою визитную карточку, войти в ложу президента.
Довод, что по приказу Стентона были перекрыты все пути, кроме дороги на Порт-Табако, которую использовали южные агенты и которую действительно избрал Бут, скрываясь от преследования, тоже требует объяснений. Ведь в этом районе не было телеграфных станций, через которые можно было передать приказы, и не было войск, чтобы их исполнить. Еще до полуночи Стентон передал распоряжение через телеграфную станцию, ближайшую к Порт-Табако, о принятии мер к задержанию преступников, если они будут замечены в этих местах. Что же еще мог сделать Стентон в тот момент? Но почему не был отдан приказ войскам, расквартированным в Вашингтоне? Возможно, потому, что актер, если бы он не сломал ногу, когда выпрыгнул из ложи, все равно настолько опередил бы любых преследователей, что к раннему утру 15 апреля был бы уже в штате Виргиния, где убийцу сочли бы героем и где он мог рассчитывать на надежное укрытие. Разве Стентон и его помощники не должны были догадаться, что Бут постарается бежать в Виргинию? Почему же тогда не были подняты по тревоге и не высланы навстречу преступнику федеральные воинские части, расположенные в столице этого штата — Ричмонде? Да потому, что путей, по которым Бут мог пересечь границы штата, было много и в любом случае только к некоторым из них могли поспеть воинские отряды, посланные из Ричмонда.