Тайны темной стороны

А, возможно, попросту закончилось время брать и настало время отдавать. Я никогда не навязывал никому ни своей картины мира, ни тем более – своего, пусть и скромного, опыта.

Так получилось, что в это же время, я дружил с одной женщиной. Да что там – «дружил»! Наши отношения были гораздо шире дружбы, я и любил ее и оберегал, и обучал тому, что знал сам. Я продолжал вместе с нею свои эксперименты. Я даже отыскал в шаманских путешествиях ее «мировое» 32 имя – Рута. В общем, это было настоящий магический союз: совместные медитации, путешествия силы, знакомство с местами силы и невероятные ночи жаркой и какой-то бесконечной любви.

32

Здесь – «мировое имя» – это то, которым Мир нарекает магов, шаманов и других, кто вступает с ним в коммуникацию. К слову, мастер Бореллиус пытался первоначально строить свои «пьесы» вокруг того, что мое «мировое» имя – Пегас. Позже, я понял, что это не так.

Познакомились мы, когда мне было около тридцати, ей – около двадцати пяти, и единственной ее мечтой было поступление в мединститут. Скорее всего, мечта эта, так бы, и осталось мечтой, поскольку этот институт в нашем городе в те времена был, говоря мягко – не без греха. Иными словами, без нужных связей и взяток, попасть туда было очень сложно, если вообще возможно.

Идея помочь ей туда поступить посредством магии, зародилась у меня как бы сама собой, и я предложил поработать вместе с полгода, а уж далее посмотреть, как пойдет. Терять, собственно, было нечего, и она согласилась. Вообще, она была по натуре скептик, и вдобавок Телец, если это кому-то о чем-то говорит. Нежная, теплая, удивительно обаятельная, но… – проще было бы убедить Аятоллу Хомейни принять иудаизм, нежели разубедить ее в каких-то предрассудках. Но, я все же набрался терпения, и шаг за шагом мы начали двигаться вперед. Снова прошлись по известным мне местам силы, медитировали, вступали в контакты с разными духами, вызывали осознанные сновидения… В общем – «обыкновенная магия», если так можно выразиться. И вот наступает «роковой» август, когда, наконец, должно стать понятно, на что мы с ней годимся.

Далее все шло как во сне: подача документов – все прошло «без сучка, без задоринки», а ведь многим не удавалось даже это: не тот средний балл, что-то не то с анкетой, автобиографией и тому подобное. Экзамены – биологию и химию она боялась как огня. К ним мы готовились всю ночь на одном из мест силы. Ей попались вопросы, которые она знала, а дополнительных вопросов ей почему-то не задали – словно бы тотчас забыли об ее существовании. Оставался последний экзамен – сочинение. Его она тоже боялась, поскольку программную литературу терпеть не могла и потому мало что читала из этого списка. В общем, отмучавшись в последний раз и написав какую-то чушь о любви Онегина к Татьяне, стало вполне очевидно, что в мединститут она проходит! «На бреющем полете», но – проходит!

Началась учеба. Повторяя материал, Рута, по сути, читала мне лекции по анатомии и физиологии. Вечерами мы просиживали в анатомке, и я «сдавал» ей уже практические занятия. Она закрепляла знания, а мне это было страшно интересно. Помню, как мы возвращались уже ночью, и казалось, что вагон метро, пассажиры, а после – дождь и листья – все пахнет формалином. Мы разливали чай, резали сыр, но и тут был сплошной формалин. Тогда мы залазили в ванную и отмокали. Формалин понемногу исчезал.

Пролетела осень, тихо осыпались листья и с бархатным стуком попадали на дорогу каштаны. Выпал первый снег, а за ним и второй. Вскоре, к ее ужасу, пришло время первой сессии. Все экзамены казались страшными, как судьба узника замка Иф. После первой сессии, к слову, происходил основной отсев. Убирали тех, кто действительно не мог осилить материал, и с кем хотели свести какие-то счеты. Главным испытанием был, конечно, экзамен по анатомии черепа, который вообще по ощущениям напоминал прогулку вокруг гильотины.

Впрочем, я сказал: «К ее ужасу», еще и потому что прямо перед началом экзаменов, примерно недели за две, выпал странный расклад Таро: «Колесо Фортуны», «Башня», и, кажется «Сила». Аркан «Башня» всегда наводил на нее почти леденящий ужас. Хотя, конечно, в ее случае, это было вполне понятно. Почти всегда это обозначало для нее что-то крайне дурное. Например, Башня ей выпала перед тем, как случилось землетрясение в Спитаке и Ленинакане, куда ее и других медсестер и врачей отправили на ликвидацию последствий. Приехала моя Рута через месяц, долго была сама не своя, долго мучилась ночными кошмарами, была очень нервная и издерганная. Помню, она вскакивала от малейшего сотрясения дома, даже когда где-то что-то забивали…

Однако на этот раз мне удалось немного поднять ее дух, соврав, что две «светлые карты», против одной «темной» – это сущий пустяк. В общем, все сложилось отлично. Башня же, как я лишь потом понял, видимо, в данном контексте, означала разрушение прежнего мировоззрения, и затем – обретение Силы. Но, она все еще с неохотой расставалась со своим ползучим эмпиризмом. Нет, умом Рута вполне была уже на моей стороне, но внутри сущности Тельца все-таки что-то мешало принять все произошедшее, как есть – всем сердцем, сделав магию – своей природой. Но, я и тут не торопился. Подталкивать в этом деле также бессмысленно, как пытаться пинками заставить обезьяну эволюционировать в нечто человекоподобное.

В общем, ситуация вот-вот грозила разразиться настоящей истерикой, а этого допустить было никак нельзя. Главная проблема состояла в том, что экзамен, как я уже и сказал, в основном был связан с костями черепа, а кости в анатомке являлись страшным дефицитом. О том, чтобы взять некую кость домой – речи вообще не было. Народ становился в какие-то унылые безнадежные очереди, с тем, чтобы впятером огладить, скажем, височную кость, часам эдак к двум ночи! В общем, «Башню» мне стали припоминать все чаще и чаще, мол, вот оно! Все пропало!

Ценой титанических усилий, мне удалось все-таки заткнуть этот фонтан из слез и соплей, и более того, я убедил ее сесть, успокоиться, и затем мы ушли в путешествие Силы. У нас до этого уже были «парные видения», и это было очень важно, ибо сама вселенная нам говорила, что мы созданы для такого партнерства.

Видение было не то, чтобы необычным, но каким-то умиротворяющим и как бы слишком уж красивым. Мы увидели друг друга у маяка, к которому прилепился небольшой каменный домик с черепичной крышей. Взявшись за руки, мы подошли поближе. Хозяина нигде видно не было, и я толкнул дверь. Та со скрипом отворилась и мы вошли. Дом был пуст, и было тихо. Затем откуда-то, как нам показалось, из-за шкафа вышел большой кот и, безразлично взглянув на нас, пошел к противоположной стене и затем пропал также внезапно, как и появился. Вскоре дверь отворила какая-то старушка, веселая и румяная. Она была одета в бордовую вышитую крестиком юбку и белую льняную сорочку, тоже вышитую затейливым алым узором. Она много говорила, улыбалась, а затем вдруг выдала Руте и мне по бумажке, на которой был изображен довольно простой, символ. Разница была лишь в небольших деталях. Это была перекошенная пятиконечная звезда, вписанная в круг, из которого правый луч звезды все-таки выпирал за пределы. Разница была лишь в том, что у меня в верхнем конце звезды была вписана буква алеф, так, во всяком случае, я это воспринял, а у Руты луч звезды был взят в небольшую окружность. Затем старушка заулыбалась и стала махать на нас ладошками, дескать, чтобы мы поскорее уходили. Мы, понятно, повиновались и, уходя за дверь, слышали ее веселый смех… Затем мы очнулись.

Обсудив увиденное в путешествии, а проговорили мы, пожалуй, с полчаса, Рута совсем успокоилась. Решение было проще некуда – надо делать, что говорят. Мы взяли что-то вроде несмываемого фломастера, и я нарисовал ей на левом предплечье с внутренней стороны эту самую звезду с алефом, а она мне – звезду с кружком. До экзамена еще оставалось довольно много времени, и она пока что училась по очень дефицитному атласу, который я прежде добыл у одного приятеля. Она уже не раз убеждалась, что торопиться в магии нельзя, и мы стали ждать, что будет дальше, время от времени все же уходя в путешествия Силы или в осознанные сновидения.

И вот, спустя несколько дней, раздается телефонный звонок из Харькова. Я в этом городе прочел на тот момент несколько курсов, в основном, по астрологии. Администратор Гоша меня любил, поскольку аудитории всегда были полные, да и я Гошу тоже, поскольку он не скупердяйничал и в «клоповниках» меня не селил никогда. И вот, этот самый администратор Гоша, не шибко трезвым голосом изрек: «А не хочешь ли ты, дорогой мой, у нас курс прочесть по магии растений? Других лекторов не хотят! Ты у нас звезда, теперь!»

Слово «звезда», в моем сознании, произвело довольно чувствительный щелчок, и это все решило. Билет до Харькова тоже обнаружился, как ни странно, без всяких проблем.

Далее все шло как обычно, без каких либо знаков или сигналов, за появлением которых я следил очень внимательно.

И вот, на второй лекции, точнее – в перерыве, ко мне подошла дама довольно серой наружности, и говорит, мол, не хочу ли я сегодня поужинать в «тесном кругу»?

Надо сказать, что ужинать меня звали часто, и в этом не было никакого «подспудного греха». Просто «человек со сцены», как и печатное слово, вызывает у людей на постсоветском пространстве, почти «магический» трепет. И я, как правило, вежливо отказывался, поскольку не люблю незнакомых компаний, не умею показывать фокусы, которых от меня, безусловно, ждут, и вообще предпочитаю провести вечер с книгой. Но тут было названо ключевое слово – «круг», и я согласился. Дама сказала, что после лекции мы сразу и поедем, и она будет меня сопровождать. Мы проехали из одного конца города в другой на трамвае, почти не разговаривая, после куда-то шли по темным улицам, и тут дама стала болтать о каких-то пустяках, о своей работе, о сыне, который, как и все тинэйджеры – полный оболтус… И тут вдруг она вспомнила, что не сказала мне, куда, собственно, мы идем? Выяснилось, что хозяйка дома, куда мы направляемся – не то доцент, не то профессор в Харьковском мединституте.