Тайны Темплтона

— А вот от своего дедушки Джорджа вы ничего не взяли. С волосенками у него туго было, уж я-то знаю, он ведь моим женихом был в свое время.

Я изумленно притихла, даже пылинки в солнечных лучах перестали роиться, словно тоже были поражены услышанным. Выходит, что эта Хэйзел Помрой тоже могла дать начало линии моего отца, подумала я. Что, если я ошибалась и он только показался мне паинькой? Что, если сейчас я вижу перед собой свою настоящую бабулю?

Но Хэйзел, видимо, угадав мои мысли, поспешила заметить:

— Ну конечно, деточка, не по-настоящему. Мне только шестнадцать было, когда он женился на твоей бабушке. А я была просто глупая девчонка. Он тогда вернулся из Йельского университета, и все барышни по нему сохли. Да и как же не сохнуть — докторская степень, такая фамилия, сын самого Сая Аптона да к тому же не урод. Один только разочек пригласил он меня в кафе, угостил мороженым, и я, конечно, вообразила, что он теперь на мне женится. Разболтала всем и каждому. А потом представьте, что со мной творилось, когда через неделю он сделал предложение вашей бабушке. Тут она всех барышень обставила, да как! Была она уже девица не первой молодости — двадцать восемь лет, как ни крути, и ни одного ухажера. Вы уж не обижайтесь, но страшна она была как смертный грех да еще и на десять лет его старше. Я до сих пор ума не приложу, как она умудрилась охмурить его. Правда, позже я догадалась, что он женился на ней не ради нее самой, а потому, что сам вел свое происхождение от этой распутной рабыни Хетти Эверелл и просто хотел, чтобы фамилии Эвереллов и Темплов объединились. А я, бедняжка, тогда целый месяц страдала. Мы же, когда молодые, так переживаем из-за вещей, над которыми потом в старости смеемся!

Я бы могла подумать, что Хэйзел выложила мне все это безо всякого умысла, просто по свойственной старикам привычке делиться с кем попало воспоминаниями, если бы не этот ее хитроватый взгляд. Интересно, догадалась ли она, почему я здесь? Я отвернулась.

— А вообще-то я тогда не больно расстроилась, — продолжала Хэйзел. — При всем моем уважении к усопшим должна вам сказать, что ваш дедушка был холоден как лягушка. Я знаю, что там обычно говорят про его и Фиби гибель, только считаю, что все это ерунда, не было это ни убийством, ни самоубийством — обыкновенный несчастный случай. С таким зрением, какое было у него, людям за руль вообще лучше не садиться. Я же помню, сколько раз он съезжал в придорожную канаву, когда ездил из Эверелл-Коттеджа сюда. Тут всего одна миля, и все равно каждый раз умудрялся, а мы с Рэмом только и знали, что вытаскивали его. Нет, я никогда не жалела, что он не достался мне. Прекрасно, знаете ли, жила холостячкой. — И она игриво подмигнула мне.

— Рада за вас, — сказала я и спросила: — Неужели Джордж был таким занудой, каким я его себе представляю?

Старушка заморгала.

— Нет, ну что вы, он был очень даже мил.

— Вот как?

Старушка заулыбалась и вдруг призналась:

— Да приврала я, конечно. На самом деле он был моим начальником здесь, в библиотеке. Вот уж туго мне тогда приходилось — всю работу выполняла одна.

— Могу себе вообразить. — Чашка у меня в руках остыла, и, отставив ее в сторону, я спросила: — Ну так что, мисс Помрой? Что вы можете рассказать мне о Джейкобе Франклине Темпле?

Хэйзел Помрой откинулась на спинку стула и смерила меня лукавым взглядом.

— Вильгельмина, у вас есть несколько часов?

— Зовите меня просто Вилли. У меня есть не то что несколько часов, а несколько дней.

— Очень хорошо, — сказала она. — Тогда я расскажу вам одну историю.

И вот что рассказала мне в тот день за бесконечным чаепитием Хэйзел Помрой.

Джейкоб Франклин Темпл был младшим из семерых детей, которые все умерли, кроме самого Джейкоба и его старшего брата Ричарда. К тому времени, когда Джейкоб родился, Мармадьюк уже прославился и нажил внушительное состояние. Ричард вырос и стал взрослым мужчиной, таким волосатым, что лица было не разглядеть. Их мать Элизабет была женщиной хрупкой и немощной.

Расхожий миф гласит, что Джейкоб родился в тот самый день, когда его мать приехала наконец в Темплтон из Берлингтона, чтобы остаться навсегда в знаменитом поселении, основанном ее мужем. Он появился на свет, вопя во все горло, едва она успела ступить на порог Мэнор-Хауса. Правдивость этого мифа ничем не подтверждена, если не считать того факта, что Джейкоб так и остался на всю жизнь мямлей и нытиком.

С самого начала Мармадьюк возлагал на своего любимца Джейкоба большие надежды — сам он был безродным самоучкой, жена его Элизабет умела только читать, но не писать, да и Ричард был выучен кое-как. Поэтому Мармадьюк решил сделать из Джейкоба благородного джентльмена и дать ему соответствующее образование. Когда мальчику исполнилось два года, он уже умел читать и писать свое имя. К четырем годам он болтал по-французски как настоящий француз, декламировал наизусть стихи, знал простейший счет, красиво писал и приступил к изучению латыни. Когда ему исполнилось четырнадцать, отец его к тому времени уже пять лет как лежал в могиле, и Элизабет отправила мальчика учиться в Йельский университет, как того хотел Мармадьюк.

Ясное дело, что юный возраст и большие деньги сыграли с парнем недобрую шутку. Он пьянствовал, играл в азартные игры и вел дружбу с дурной компанией. В шестнадцать лет его отправили домой, после того как он взорвал под дверью у однокашников бочонок с порохом. Друзья его успели разбежаться, а сам он спьяну бухнулся на пол прямо под ноги декану. Это был его первый позор.

Он вернулся в Темплтон, и брат помог ему устроиться на торговый флот, так как он всегда мечтал посмотреть чужие страны, собственными глазами увидеть гейш, жирафов и разные чудеса, о которых только читал в книжках. Правда, до чужих краев ему добраться так и не удалось, и, избороздив под парусом вдоль и поперек озеро Эри, он в двадцать один год уволился из флота, во второй раз снискав вместо славы позор. Тогда он подался в Манхэттен и там безо всякой ученой степени, но с помощью влиятельных связей отца попробовал себя на адвокатском поприще. В адвокатуре он тоже не преуспел — не обнаружил по этой части таланта. И это был его третий по счету позор.

В Манхэттене он влюбился в очаровательное воздушное создание по имени Софи де Ланей. Происходила она из очень влиятельной семьи и вряд ли удостоила бы его особого внимания: за ней увивались ухажеры не менее состоятельные, чем Джейкоб, но из более знатных родов, чем Темплы, которые всего лишь поколение назад выбрались из низов. Только по какой-то причине Софи вдруг согласилась выйти за него. Никто в точности не знал, что вызвало такую стремительную перемену в сердце юной дамы, но всего через восемь месяцев после свадьбы в молодой семье случилось пополнение — родилась их первая дочь, — ну а людям оставалось лишь делать выводы.

Родители Софи подарили молодой чете земли на Гудзоне, и Джейкоб попробовал заняться фермерством, но и здесь оказался бездарью и неумехой. Денег молодоженам катастрофически не хватало — земли почти не приносили прибыли, а Софи оказалась женой дорогостоящей.

И вот однажды, в разгар этого уже четвертого по счету невезения, после утомительного печального дня, когда пришлось забить коров, заболевших сибирской язвой, Джейкоб пытался забыться за книгой — подвернувшимся под руку романом Сюзанны Роусон. Внезапно вскочив, он швырнул книгу через всю комнату, вскричав: «Какая чушь! Да я могу написать лучше и всего за две недели!» Отложив в сторону рукоделие, Софи сказала ему: «Прекрасно, так сделай это!» — «И сделаю!» — ответил он в запальчивости. Слово он сдержал. Через две недели собрал семью — на тот момент у них было пока еще только четыре дочери — и принялся читать им рукопись. С затаенным дыханием они слушали его вечерами целую неделю, а когда он закончил, Софи, отбросив свое рукоделие, кинулась к мужу, восклицая: «О, я знала, что ты не окажешься неудачником! Я знала это!» Он издал книгу на собственные деньги под псевдонимом. Книга имела огромный успех, хотя в наши дни и воспринимается жалким подобием салонных романов, весьма популярных в те времена в Англии. Бледные героини с розовыми щечками, суровые великодушные лорды. Балы, менуэты, интриги, скомпрометированные младшие сестры, прощение и любовь.

Вдохновленный первым удачным опытом, Джейкоб продолжил писать и через несколько месяцев имел новую рукопись, которую издал уже под собственным именем. Новая книга раскупалась в улет, это считалось патриотичным, так как до сего времени в молодой стране издавалась только английская литература, а теперь вот появилась и своя, отечественная. Джейкоб вошел во вкус и строчил романы один за другим без остановки со скоростью, поразительной для времен, не знавших компьютерной клавиатуры или печатной машинки и предоставлявших сочинителю лишь бумагу, чернила и оточенные гусиные перья.

Семья перебралась в Европу и десять лет жила там, тратя все, что Джейкоб зарабатывал пером, плюс остатки состояния супругов. Склонность Софи, окружавшей себя многочисленными поклонниками, к роскоши — всевозможным женским штучкам: веерам, кружевам, лентам — лишь усугубляла денежные трудности. Так что к тому моменту, когда уже престарелый волосатый Ричард сообщил брату в письме, что отрывает его от семейного лона и требует его возвращения в Темплтон для подведения плачевных финансовых итогов, семейство Франклин Темпл уже было разорено. На тот момент у них было восемь дочерей, названных именами цветов за исключением одной, самой младшей дочери Шарлотты, или Шарли, как обычно называл отец свою любимицу.