Тайны Второй мировой

О действительном соотношении советских и немецких потерь дает хорошее представление всего один пример. Во время контрнаступления под Москвой одна только 323-я дивизия Западного фронта за 17–19 декабря 1941 года потеряла погибшими и пропавшими без вести 1696 человек, что дает средний ежедневный уровень безвозвратных потерь в 565 человек. Для сравнения: вся германская Восточная армия, насчитывавшая более 150 дивизий, в период с 11 по 31 декабря имела почти такой же средний ежедневный уровень потерь погибшими и пропавшими без вести — 686 человек. Выходит, что иной раз наша дивизия теряла в 100 с лишним раз больше, чем немецкая. Хотя, конечно, не все немецкие дивизии в декабре 41-го сражались с той же интенсивностью, как советская 323-я дивизия.

Самым лучшим для Красной армии было бы использовать стратегию измора, как когда-то предлагал Троцкий, а не сокрушения. Это значит: придерживаться в основном оборонительного образа действий, а танки применять не в больших массах, а для непосредственной поддержки пехоты. Тогда бы мы победили в те же сроки, но с гораздо меньшими потерями. Однако советское военное и политическое руководство было убеждено, что его вооруженные силы ничуть не хуже вермахта, и придерживалось наступательной стратегии.

Недаром наша пропаганда проповедовала жертвенность; Красноармейцев призывали ценой своей жизни уничтожать врага. Отсюда подвиги-мифы 28 героев-панфиловцев во главе с политруком Василием Клочковым, пяти моряков-севастопольцев во главе с политруком Николаем Фильченковым и рядового Александра Матросова. Все три на поверку ничего общего с действительностью не имеют. Панфиловцев у разъезда Дубосеково было не 28, а 140. Вот в живых их осталось после боя примерно 28, а погибло и попало в плен около 110 человек. Танков они подбили штук 5–7, а не 20, как писали в газетах, и нисколько не задержали движения врага. Истина выяснилась на суде в 48-м году, когда одного из 28 героев судили за последующую службу в немецкой полиции. Сначала ведь командира и комиссара хотели отдать под суд за то, что допустили прорыв на участке роты Клочкова, но потом, когда поднялась шумиха в прессе вокруг боя у Дубосеково, судить их раздумали.

Не могло быть и подвига пятерки моряков политрука Фильченкова, будто бы 7 ноября 1941 года со связками гранат бросившихся под немецкие танки и уничтоживших в ходе боя не то 10, не то 15 бронированных чудовищ. Эта легенда опровергается одним только фактом. В наступавшей на Севастополь немецко-румынской 11-й армии в ноябре 41-го не было ни одного танка. Так что приди даже нашим морякам безумная фантазия бросаться под гусеницы танков (чтобы своим телом ослабить силу взрыва, что ли? Если уж подобрался к танку так близко, проще швырнуть в него гранату!), осуществить ее не было никакой возможности — за неимением у неприятеля танков.

Также и Александр Матросов при всем желании не мог закрыть грудью амбразуру вражеского дзота. Пулеметной очередью тотчас бы отбросило в сторону. На самом деле рядовой Матросов закрыл своим телом не амбразуру, а вентиляционное отверстие дзота. Пока немцы втаскивали его внутрь, они вынуждены были прекратить огонь. Этим воспользовались наши бойцы, подошли вплотную к дзоту, и пулеметчикам пришлось спасаться бегством. Подвиг Александр Матросов совершил, но иначе, чем об этом написано в учебниках.

В России в годы Первой мировой войны пропаганда прославляла героев, которые смогли уничтожить много врагов, а сами остались в живых. Вспомним знаменитого казака Кузьму Крючкова, который на плакатах чуть не десяток супостатов на свою пику нанизывал. Еще героями считали тех русских воинов, кто бежал из плена. А в Великую Отечественную войну тех, кто попал в плен, считали предателями. При Сталине цена человеческой жизни упала так низко, как никогда прежде в нашей стране. В других государствах, участвовавших во Второй мировой войне, мифологизировались герои, уничтожившие множество неприятельских солдат, танков, самолетов, кораблей, но отнюдь не ценой собственной жизни. Исключением были только японские «камикадзе». В этом отношении Сталин и руководители Красной армии вполне разделяли самурайскую традицию, согласно которой главное для воина — героически погибнуть в бою, а не сохранить свою жизнь, чтобы продолжать уничтожать врагов.

В советской системе люди были винтиками, и казалось, что их так много, что можно без труда пожертвовать миллионом-другим. Слова Еременко о Жукове: «Следует сказать, что жуковское оперативное искусство — это превосходство в силах в 5–6 раз, иначе он не будет браться за дело, он не умеет воевать не количеством и на крови строит свою карьеру» применимы почти ко всякому советскому полководцу, начиная с Верховного.

У нас очень не любят признавать значение англо-американской помощи. В доказательство ее ничтожности обычно указывают, что доля поставок по ленд-лизу танков, самолетов и артиллерийских орудий не превышала соответственно 7, 13 и 2 процентов от общего объема советского производства. При этом советские историки сознательно не обращали внимания на то, что англо-американские поставки играли критически важную роль для ряда отраслей советской военной экономики и для снабжения Красной армии. Так, от западных союзников поступило половина потребленного авиабензина, они же обеспечили треть автопарка Красной армии. Из Великобритании и США было поставлено более трети использованных в СССР порохов и других взрывчатых веществ, а также более половины всего потребленного алюминия и почти половина — меди. Без западных поставок легирующих добавок невозможно было бы резкое увеличение советского производства бронестали. Американскими были и почти все радиостанции и другие средства связи, использовавшиеся в Красной армии.

Интересно, мог бы Советский Союз один на один воевать с Германией, без английского и американского бензина и алюминия, взрывчатки и меди, радиостанций и «студебеккеров»? А ведь западные союзники еще отвлекали на себя основные силы люфтваффе и германского флота. Именно в борьбе с англо-американской авиацией немцы потеряли две трети своих боевых самолетов, а также почти все подводные лодки и все крупные надводные боевые корабли.

Наши же авиация и флот не могли похвастать особыми успехами. Хотя советские моряки имели значительное превосходство над противником на Балтике и Черном море, реализовать его они так и не смогли. Удалось провести только две относительно успешные морские десантные операции на Керченском полуострове. Однако первая в итоге закончилась катастрофой в мае 42-го, причем эвакуировать удалось лишь очень немногих, также как и из осажденного Севастополя. Вторая же десантная операция на Керченском полуострове осенью 43-го так и не сыграла своей роли в освобождении Крыма, который был взят благодаря прорыву через Перекопский перешеек. Советская авиация и флот не смогли нанести значительного ущерба неприятельскому торговому судоходству, довольно интенсивному и на Черном, и на Балтийском море.

Не смогли они воспрепятствовать эвакуации Крыма в мае 44-го, равно как и снабжению и эвакуации германских гарнизонов на балтийском побережье в 44–45-м. Советский флот вообще действовал очень пассивно, а при проведении немногочисленных морских операций нес большие потери. В частности, при обстреле Констанцы в самом начале войны погиб лидер «Москва», а при обстреле крымских портов в октябре 43-го немецкая авиация уничтожила весь отряд из двух эсминцев и лидера «Харьков».

Единственная же крупная воздушно-десантная операция Красной армии закончилась большим конфузом. В сентябре 43-го для захвата плацдармов за Днепром были выброшены две бригады парашютистов. Однако большинство из них приземлились либо в реке, либо прямо на немецкие позиции и были уничтожены или взяты в плен. Сказалась неопытность пилотов транспортной авиации, да и транспортных самолетов — главным образом, американских «дугласов» — у нас было слишком мало.

Не любят у нас писать и о том, что на заключительном этапе войны германская боевая техника превосходила советскую. Так, «королевский тигр» выигрывал дуэль не только с «тридцатьчетверкой», но и новейшим советским тяжелым танком ИС-2. 88-миллиметровое орудие «тигра» поражало броню ИСа на такой дистанции, на которой его 122-миллиметровая пушка не могла уничтожить немецкий танк. А новейшая модификация германского истребителя «Фокке-Вульф-190», нередко использовавшегося и как штурмовик, по своим боевым и летным качествам превосходила все тогдашние советские истребители. Немцам удалось в конце войны наладить массовое производство реактивного истребителя Ме-262 и ракет «Фау-1» и «Фау-2». У нас же реактивная авиация появилась только после войны, и то во многом благодаря трофейной немецкой документации и вывезенных в Союз немецких конструкторов и последующей краже советской разведкой англо-американских научно-технических секретов. Также обстояло дело и с атомной бомбой, ракетным оружием и новейшими подводными лодками, копировавшими последние германские проекты военного времени.

Стратегической авиации у нас тоже не было. Не случайно по всей Европе после войны специальные команды собирали поврежденные «летающие крепости». Их ремонтировали и включали в состав советской дальнебомбардировочной авиации, чтобы хоть что-то противопоставить вчерашним союзникам. Таких самолетов набралось 60 штук — против многих тысяч у американцев!

Приходится признать, что в период Второй мировой войны наша страна сильно отставала по уровню экономического развития от США и ведущих европейских держав. Только в послевоенные десятилетия Советскому Союзу удалось ценой колоссального напряжения всех сил и заимствования, благодаря успехам разведки, многих западных технологий, сравняться по количеству и качеству современных вооружений с американцами. Но ресурсов для такой гонки СССР, чей экономический потенциал был в 6 раз меньше, чем у США, хватило лишь на четыре десятилетия.