Тайные близнецы Братвы

Вскоре дети заканчивают есть, Алиса подпрыгивает на своем месте, допивая остатки сока. — Мамочка, теперь мы можем пойти поиграть?

Кьяра улыбается ей, хотя в ее глазах все еще есть намек на усталость. — Да, но сначала тебе нужно одеться.

Алиса спрыгивает со стула, хватая Лео за руку. — Давай, Лео!

Кьяра начинает подниматься, но я поднимаю руку, останавливая ее. — Нет нужды, — говорю я. — О них позаботятся.

Она замолкает, слегка нахмурившись. — Что ты имеешь в виду?

— Я нанял няню, — отвечаю я спокойным тоном. — Она будет заниматься такими вещами с этого момента.

Она хмурится еще сильнее, скрещивает руки на груди и откидывается на спинку стула. — Няня, для чего? Я вполне способна сама заботиться о своих детях.

— Твои дети, — повторяю я, мой голос ровный, когда я встречаю ее взгляд. — Дело не в возможностях. Дело в удобстве.

— Им не нужны удобства, — резко говорит она. — Им нужна я.

— Им нужна стабильность, — возражаю я твердым тоном. — Когда происходит все остальное, ты не можешь сделать все это в одиночку.

Ее челюсть сжимается, глаза сверкают вызовом. — Я годами делала это одна, Серж. Не веди себя так, будто ты знаешь, что им нужно, лучше меня.

— Они сейчас в моем доме, — холодно отвечаю я. — Пока они здесь, у них будет все необходимое, включая помощь.

Кьяра смотрит на меня, ее руки сжимают край стола. — Помощь или контроль? Потому что это похоже на последнее.

Я слегка наклоняюсь вперед, мой голос падает. — Ты можешь называть это как хочешь, но няня останется.

Напряжение между нами сильное, и на мгновение я ожидаю, что она будет сильнее отпираться, продолжать спорить. Но затем она резко выдыхает, качая головой. — Ладно, — говорит она отрывистым тоном. — Не жди, что я буду сидеть сложа руки и позволять кому-то другому воспитывать моих детей.

— Я и мечтать об этом не могу, — отвечаю я, снова ухмыляясь.

Она закатывает глаза и встает из-за стола, бормоча что-то себе под нос и направляясь проверить детей.

Алиса и Лео, не замечая напряжения, устремляются к лестнице, их смех эхом разносится по залу. Я смотрю им вслед, и в груди у меня скручивается слабый укол чего-то незнакомого.

Алиса так полна жизни, так жаждет исследовать и пробовать все. Я хочу подарить ей мир, защитить эту искру невинности так долго, как смогу.

А Лео… он тише, сдержаннее, но в нем есть сила, решимость, которая напоминает мне меня самого в его возрасте. Он будет моей гордостью, тем, кто продолжит имя и наследие Шаров.

Кьяра возвращается, ее шаги замедляются, выражение ее лица становится настороженным, когда она снова садится.

— Знаешь, они тебя любят, — внезапно говорю я, удивляя даже себя самого этим признанием.

Она смотрит на меня, ее глаза слегка прищурены, как будто она пытается разгадать мои намерения. — Они дети, — тихо говорит она. — Они любят легко.

— Нет, — отвечаю я твердым голосом. — Они не просто любят. Они доверяют. Не стоит недооценивать, насколько это редко.

Она не отвечает, опуская взгляд на свои руки, свободно лежащие на коленях.

Прежде чем тишина затянется слишком долго, персонал начинает убирать со стола, принося свежий кофе и чай. Я бросаю взгляд на пустые тарелки, остатки французских тостов, висящие в воздухе, и мой взгляд снова переключается на нее.

— Ты хорошая мать, — наконец говорю я, уже тише.

Ее голова слегка приподнимается, и на мгновение я вижу слабую проблеск уязвимости в ее глазах. Но затем она выпрямляется, ее выражение снова становится жестким.

— Ты только сейчас это понял? — спрашивает она с нотками сарказма в голосе.

Я тихонько усмехаюсь, качая головой. — Нет. Я всегда знал.

Ее губы раскрываются, и на мгновение мне кажется, что она могла сказать что-то — что угодно — чтобы преодолеть пропасть между нами. Вместо этого она снова закрывается, и легкое колебание сменяется настороженным выражением, которое я так хорошо знаю. Это ее броня, стена, которую она возводит каждый раз, когда я подхожу слишком близко.

Между нами повисает тишина, тяжелая, но не неловкая. Это своего рода перемирие, никто из нас не желает обостряться, но и не отступает полностью. Я откидываюсь на спинку стула, изучая ее, пока она проводит пальцем по краю чашки.

— Ты снова молчишь, — тихо говорю я, нарушая тишину.

Ее взгляд метнулся вверх, чтобы встретиться с моим, и в ее глазах промелькнул вызов. — Как я уже сказала, я устала.

Я позволил уголку рта приподняться в слабой ухмылке. — Устала от чего, от того, что я трахал тебя прошлой ночью?

Ее щеки вспыхивают, но она быстро берет себя в руки и выпрямляется на сиденье. — Не обольщайся, Серж. Единственной изнурительной частью вчерашнего вечера было разбираться с твоими глупостями.

Ее слова резкие, но в них нет настоящей язвительности. Она, как всегда, уклоняется, и я решаю отпустить ее. Пока.

— Ну, тогда, — говорю я легкомысленным тоном.

Ее губы дергаются, почти формируя улыбку, но она останавливает себя, возвращая внимание к чаю. Она снова избегает меня, уходя в свои мысли.

Я наклоняюсь вперед, кладу локти на стол и говорю чуть тише. — Ты ужасная лгунья, Кьяра.

Это привлекает ее внимание. Она резко поднимает голову и сужает глаза, глядя на меня. — Что это должно значить?

— Это значит, что ты можешь притворяться, сколько хочешь, — говорю я, уверенно встречая ее взгляд. — Я знаю, что ты думаешь о вчерашнем вечере так же, как и я.

Ее челюсть напрягается, и я вижу, как ее пальцы сжимают край стола. — Не дави на меня, Серж, — предупреждает она, понизив голос.

— Я не давлю, — плавно отвечаю я, снова откидываясь назад. — Просто констатирую очевидное.

Ее взгляд становится острее, но прежде чем она успевает возразить, сверху доносится детский смех. Он снимает напряжение, словно нож, разрезающий веревку, и она выдыхает, ее плечи слегка расслабляются.

— Они здесь счастливы, — говорю я уже тише.

Ее взгляд смягчается, когда она смотрит в сторону лестницы. — Пока, — бормочет она.

— Они всегда будут счастливы, — твердо возражаю я. — Я об этом позабочусь.

Она поворачивается ко мне, выражение ее лица невозможно прочесть. — Счастье — это не то, что можно купить или контролировать, Серж. Его можно заслужить.

Глава 20 — Кьяра

Мягкий вечерний свет проникает сквозь занавески, когда я сижу на краю кровати, ощущая прохладу одеяла на своих пальцах.